Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари

беями Туниса, Триполи, Алжира и Танжера унизительный договор, обязуясь платить позорную дань.

В воде резвились дельфины и проскальзывали целые косяки меч-рыбы, по морю пробегали тени облаков, а в небе парили чайки и фрегаты, то плавно поворачивая, то молниеносно изменяя направление.

Весь день «Сулейман» шел вдоль берега, на котором возникали и уходили вдаль деревни и небольшие крепости. После захода солнца он отошел в открытое море, чтобы не стать добычей галер, которые ночью крейсировали перед входом в гавань Алжира в охоте за фрегатарами и за беглыми христианскими рабами.

Как и предсказывал Нормандец, как только зашло солнце, черная туча, которую принес восточный ветер, разлилась по небу. Спустилась непроглядная тьма.

— Вот теперь пришло время войти в Алжир так, чтобы нас не заметили, — сказал фрегатар, глядя на небо. — Огня не зажигать ни под каким видом. Я отвечаю за все. Через четыре или пять часов мы будем в гавани.

У барона сжалось сердце.

— Вы думаете, галеры уже здесь? — спросил он изменившимся голосом.

— Конечно, — ответил Нормандец. — У них было значительное преимущество перед нами.

— Тогда они, наверное, уже поделили рабов.

— Ну этого не делают сразу по прибытии, синьор. Сначала их отводят в тюрьму, там они остаются иногда на несколько недель.

— Моя бедная Ида, смогу ли я найти тебя? — вздохнул юноша.

— Вы говорите о графине Сантафьора? — спросил Нормандец.

— Да.

— Посмотрим, — сказал фрегатар, помолчав немного. — Ваш слуга мне рассказал, что ее похитил мавр, ее собственный раб.

— Это так.

— Как его зовут?

— Зулейк Бен-Абад.

— Мавританский князь, как мне сказал Железная Башка. Если он важный человек, он отвел ее в свой дворец, если только…

— Продолжайте, — сказал барон.

— Бей забирает свою долю, десять процентов добычи, включая пленников. Графиня очень красива, — может быть, слуги бея выбрали ее для своего господина. В этом случае будет очень трудно выкрасть ее из гарема такого знатного человека.

— Зулейк ее ни за что не отдаст. Он безумно любит ее.

— Никто не может не исполнить приказ бея, у него право выбора пленников.

— Вы пугаете меня.

— Я только высказал предположение, господин барон. Может быть, этот мавр, используя свои связи и свое положение, смог ее оставить для себя. Зулейк Бен-Абад! Мне кажется, я уже слышал это имя, по крайней мере имя Абад точно. Если он мавританский князь, у него должен быть дворец, его наверняка все знают, найти его будет несложно. Не будем отчаиваться, господин барон. Я прошу вас только не произносить ни одного слова по-итальянски в присутствии алжирцев, лучше будет, если вы и ваш товарищ будете просто молчать. Никаких безумств, никаких резких движений, что бы ни случилось, если вам действительно нужно довести наше дело до конца. А! Вот и сторожевые галеры! Мы пройдем у них под носом, а они нас и не заметят. Вот увидите!

Он позвал людей, приказал спустить и убрать латинские паруса и заменить их на два маленьких паруса из черного полотна, которые полностью сливались с темнотой ночи. На паруса такого же цвета заменили и кливера.

После этого он встал у руля, доверяя только себе самому.

Четыре светящиеся точки, собранные попарно, медленно двигались на горизонте. Это были два сторожевых галиота, крейсировавшие у входа в гавань Алжира.

Нормандец внимательно изучил направление их движения, поймал ветер и решительно направил свою фелуку вперед. Под черными парусами низкая фелука была практически незаметна. Тремя галсами он тихо прошел мимо галиота, двигавшегося к мысу Малифа, на расстоянии трехсот метров, но берберийский экипаж даже не заподозрил его соседства. Потом он вошел в гавань, проскользнул между множества парусников, выстроившихся у причалов.

Он прошел между этими кораблями, военными галерами, торговыми судами, галиотами, фелуками, шхунами и встал на якорь между двумя баркасами.

Все это произошло так быстро и тихо, что никто ничего не заметил.

— Вот мы и в самой середине порта, — сказал моряк барону. — Теперь мы можем лечь спать с легким сердцем, по крайней мере сейчас.

Глава X

Гиены Алжира

Алжир в XVI веке был грозной крепостью, центром могущества берберов, внушавших ужас всему населению христианских стран Средиземноморья.

Современный Алжир, превратившийся в почти европейский город, мало чем напоминает Древний Алжир. Разве что мечети и Касба остались теми же, что и прежде. Мощные крепости, неприступные для артиллерии того времени, защищали город, практически исключая возможность взять его штурмом. В гавани стоял многочисленный флот, в котором служили самые отчаянные корсары Средиземного моря, алчущие добычи и крови христиан.

В то время там еще стояли замечательные сооружения, позднее уничтоженные обстрелами: грандиозные дворцы, способные соперничать с дворцами Гранады и Кордовы; гордые мечети, возносившие в небо стройные минареты; многолюдные базары, где продавалось все, что можно было найти в Европе, в Сахаре, на Востоке, в Индии; тысячи домов с террасами на крышах, окруженные пальмами, огромные тюрьмы для рабов-христиан, настоящие памятники мученичеству, где тысячи пленников, захваченных в бою или просто похищенных на берегах Испании, Италии, Греции и Франции, прозябали долгие годы.

В Алжире таких тюрем было шесть, они способны были вместить двадцать пять тысяч узников. Тюрьма паши была самой большой; затем следовала тюрьма Али Мами, главнокомандующего флотом; тюрьма Колуглис; тюрьма Зиди-Хассам и тюрьма Святой Екатерины, получившая это название, потому что тамплиеры на свои деньги (и немалые) построили там капеллу.

В Тунисе было девять тюрем, но они все были меньше алжирских, там могло поместиться едва ли две тысячи узников. Две самые большие носили имя Фузафф-бея, потом тюрьма Морат-бея, Главная тюрьма, тюрьма Сулеймана, Сади-Мохаммеда, паши, Тами и Чикалы, того самого сицилийского ренегата, о котором мы уже говорили.

В Триполи была только одна тюрьма на пятьсот узников, а в Сале были так называемые матамуры, которые были гораздо страшнее обычных тюрем, потому что камеры в них были вырыты в земле, на глубине четырех-пяти метров, воздух туда проникал только через узкую щель, перед которой днем и ночью стоял часовой.

Таким образом, Алжир был главным рынком христианских рабов, в его тюрьмах никогда не содержалось менее двадцати пяти тысяч узников и двух тысяч женщин, похищенных в основном с берегов Сардинии, Сицилии, Неаполя и Тосканы.

Можно сказать, что другие берберийские страны — Триполи, Марокко, Тунис — полностью зависели от Алжира. Это было естественно, поскольку ни одно из этих государств, основанных на насилии и полном презрении к правам людей, не обладало таким мощным флотом, как флот бея, который при желании мог оспаривать первенство даже у султана Константинополя.

Как раз в ту эпоху, когда произошли описываемые нами события, Алжир достиг вершины своего могущества. Он