Тридцать три урода. Сборник - Лидия Зиновьева-Аннибал

Алексей (надорванно, слабея еще). Жизни… Целуй…

Сверхмерным усилием достигает ее губ своими. Они сливаются безостановочным поцелуем. Анна отрывается, отскакивает от него на шаг, становится к нему спиною, еще раз прямая, замершая, но вся в муке прерванной страсти, с полуопущенными веками на глаза.

Алексей (приходя быстро к жизни). Вот, вот еще живу… Да, ты даешь мне жизнь… Когда я целую тебя, я вижу в себе твою глубину. Она страшная. (Он приближается к ней, окружает ее сзади руками, шепчет ей прямо в ухо.) Ты страшная в страсти. Я не знал, что женщина такою может быть. Ты мертвая в страсти. Я должен все силы тебе отдавать, отдаю, и они растут. Откуда? Из самого родника моей жизни. Ты бледная в страсти, все тело без крови, и только губы… (Вынимает розу из ее волос) — вот такие… (целует розу дико, сминает, бросает) — жадны, жадны, горят, зовут… Это бездна. Я должен отдать тебе родник жизни. Ты воскресаешь вдруг и… Анна, дай мне еще ночь, еще, еще… нельзя лгать! Правды, правды надо. Пусть будет суд… света, света…

Бледнеет, отступает невольно от нее, опирается о сундук Анна все стоит к нему спиной, бледная, вся вытянувшись, прикрыв наполовину глаза. Молчит.

Алексей. Анна, отдайся мне еще. Обещай. Скажи: да.

Анна (молчит).

Алексей (еще слабея, вновь скользит к полу вдоль сундука. Спешно). Скажи мне: да, да.

Анна (не оборачиваясь, вся в скованной страсти. Сквозь зубы, скрежетом). Нет.

Алексей (находит сверхмерным напряжением силу, толкает руки, как бы в темноте невидящие, вперед и вторично весь придвигается к ней). Уйдем сейчас… Уйдем вместе, говорил Пущин… на юг… Там любить… Пусть так будет. Здесь мертвые… Погребут своих мертвецов{134}. (Охватывает сзади, как бы ощупью, ее плечи. Его истощенное лицо рядом с ее лицом, застывшим в страсти. Его палящие глаза мучительно ищут, как жизни, ее глаз.) И я тоже… скоро… Ты не погребай меня… Пройдешь дальше… вечная в преходящем. Но мне нужно одно твое мгновение для моей вечности. (Шепчет последнею страстью.) Скажи да… Мне дурно, я не знаю, смерть ли это уже… скажи да… Если это и смерть, я и мертвый услышу, и ты еще раз моя! Скажи да, да…

Отрывается от нее, падает на пол; голова, слегка приподнятая, опирается о сундук, у того края, где рыдала Анна. Молчание.

Анна (долго без движения Потом оборачивается. Вдруг вся сотрясается, тихо ступает к нему, как бы крадучись. Нагибается к его сердцу. Кричит дико ему в ухо). Да! Да!

Занавес

Второе действие

Берег моря. Широкая полоса мелкого, бледно-желтого песку. Налево вдали загибается мыс. По ней силуэты вековых дубов. Ближе виден сосновый лес. Сосны совсем вблизи заросли до песчаной полосы. У их предела большой дикий камень несколько заслоняет вид на море. Густой кустарник растет вокруг, старый пень торчит позади него. Направо тихая речка втекает в море. Ее устье густо поросло высоким тростником. Волны прибивают к берегу с ровным негромким плеском. Вечереет. Свет солнца золотится тяжелее. Море лиловеет. Облака в высоте розовые; совсем на горизонте черные тучи с среброогненными краями.

Аглая, укутанная с головы до ног в длинную белую накидку, ходит быстро у самого прибоя. У края речного тростника поворачивает, как бы толчком, свои слегка прихрамывающие шаги. От хромоты, кажется, что ей идти трудно, что она совершает нужное дело.

Аглая (после долгого молчания, раздельно, глубоко и отчетливо). Я — хочу — плакать.

Снова долгое молчание, плеск волн и прихрамывающие, трудовые, неустающие шаги.

Аглая (так же). Я — хочу — плакать! (У реки протягивает ей руки с мольбою.) Ты льешься, тебе хорошо, тихая! (Громко, выкриком.) Я хочу плакать!

Голос Пущина (издалека). Аглая, Аглая!

Аглая (не слушает, отходит от реки, становится к морю и громко смеется). С ума сошла. (Мучительно.) Ой, больно! (Хватается за сердце.) Мне больно, мне больно здесь.

Слева выходит Пущин.

Пущин. Аглая, вот вы. Отчего не отвечаете?

Аглая (резко). Что вам?

Пущин (мягко). Аглая, Аглая. Как вам не стыдно? Зачем вы меня отталкиваете? У вас нет друга вернее. Я только что вернулся от умирающей старухи матери. Пять дней вы были одна. Бедняжка!

Аглая (подходит к нему. Близко и в упор глядит на него. Бессмысленно, сухо, быстро). Дайте мне слез. Я хочу плакать.

Пущин (спокойно глядя на море и горизонт, где тучи медленно надвигаются). Вы будете плакать. Идет гроза.

Аглая (смеется коротким радостным низким смехом). Да, да. Я буду плакать. Мне будет легче. Мне бы только полегче. Немножко полегче. У меня здесь болит. (Прижимает руки к сердцу.) У меня очень здесь болит, Александр Федорович.

Пущин (спокойно). Это понятно. Ничего с этим пока не поделаешь. Но это пройдет.

Аглая (отойдя от него, как бы забывшись доходит снова до тростника. Поворачивает назад. Еще на ходу к себе самой глубоко). Нет, это не пройдет.

Пущин (берет ее руку. Решительно и мягко). Аглая, пойдемте домой. Здесь сыро к вечеру, да и гроза близится.

Аглая (резко вырывает руку). Нет, нет, я здесь жду.

Пущин (подумав). Хорошо. Тогда сядемте здесь. Вот плоский камень.

Аглая (не глядя на него). Я хочу у воды.

Пущин. Он у самой воды. (Садится, притягивает ее за руку.) Маша сказала, вы ходите взад и вперед у моря пять дней.

Аглая. Я все ночи ходила.

Пущин. Это глупости, я и слышать этого не хочу. Ночью спят. (Смотрит ей настойчиво прямо в глаза. Медленно, внушительно.) Это глупости. Вы будете спать. (Молчит, потом строго.) Маша, сказала, вы ничего не ели с тех пор.

Аглая (мертвенно). У меня в горле неудобно с тех пор. Я не могу глотать.

Пущин (спокойно, очень серьезно и все настойчиво глядя на нее). Ну, это образуется… спать и есть будете. Вот посидим здесь на камушке, как вы хотели, у воды, потом я вас свезу к себе в город, в свою комнату. Вам там постелят на моей кровати. Я сегодня ночую в клинике, ожидаются интересные роды.