Уорхол - Мишель Нюридсани

С извращенной настойчивостью камера отказывается давать панорамный вид, остановившись на эпицентре действия, если так можно выразиться. Именно эта настойчивость придавала особую важность акту, который при других обстоятельствах был бы непристойной банальностью. Это хорошо было подмечено одним из зрителей, присутствовавших на том частном показе: «Разве так не лучше, чем смотреть на ноги мужика, которому сосут?» Две ноги во время минета? Тот, кто это сказал, не умеет смотреть. Пенис подвергается орально-генитальному контакту, он – смысловой центр всего фильма, но при этом остается за кадром. Это – отсутствие и ожидание. Это воображение.

Отметим также, что этот фильм снят на девять бобин и что места их последовательных соединений видны на экране целых три минуты.

Не могу оставить период немого кино Уорхола, он длился до начала 1965 года, если не считать фильма Harlot[460], снятого в 1964 году; фильма-наброска, наполненного мальчишеской проказливостью, которая характерна для фильмов Уорхола, – Taylor Mead’s Ass[461]. Эта киношутка была показана в сентябре 1964 года.

Хотя причины появления этого фильма хорошо известны, они стоят того, чтобы упомянуть их еще раз. 30 июля 1964 года Йонас Мекас, страстный защитник и пропагандист творчества Уорхола, очень эмоционально написал в Village Voice: «В минувшее воскресенье я стал участником исторического события – показа фильма Empire Энди Уорхола. Камера не сделала ни единого движения. Мой прогноз таков: Empire станет “основанием нации”, зарождением нового шика в кинематографе».

По своей натуре Мекас был склонен к сочинительству дифирамбов. Вообще-то, читатели принимали и любили его таким, каким он был. Ему «извиняли» выспренние похвалы в адрес Стэна Брэкиджа, Грегори Макропулоса[462], Рона Райса, Джорджа Лэндоу[463] или Мэри Менкен, но с Уорхолом это не прошло. Его статья об Empire спровоцировала у его читателей взрыв негодования. Один из этих многих – независимый кинорежиссер Питер Эмануэль Голдман – выговаривал редактору издания: «Я проглотил хвалебные слова о фильмах, снятых без камеры, восхищения фильмами, снятыми без объектива; умиления фильмами, снятыми без пленки; прославления всех фильмов, в которых не участвовала задница Тейлора Мида. Но его статья от 19 августа, где он захлебывается своими восторгами от Энди Уорхола, переходит все границы. Говорить о том, что Энди Уорхол самый революционный и самый оригинальный кинорежиссер – это значит в скором времени увидеть десятки фильмов, снятых в этой же манере. Я уже вижу газетные заголовки: “Скука гарантирована – четырнадцать часов перед пустым экраном!”, или такую зазывную рекламу: “Спешите рассмотреть в течение двенадцати часов ноготь пальца главного героя – абсолютная неподвижность камеры облегчит вам эту задачу!”».

Тейлор Мид немедленно отправил письмо, которое Village Voice опубликовал в своем выпуске от 3 сентября: «Энди Уорхол и я перерыли все шкафы и полки в доме Уорхола, но мы не нашли ни одного двухчасового фильма про задницу Тейлора Мида. Мы немедленно устраним это упущение, используя все имеющиеся в нашем распоряжении средства».

В самом деле через несколько дней Уорхол и Мид сняли на 16-миллиметровой пленке немой фильм Taylor Mead’s Ass. Он шел не два часа, а семьдесят минут, со скоростью воспроизведения 16 кадров в секунду. Камера оставалась неподвижной, нацеленной на злополучные ягодицы Тейлора Мида. Они выделывали всевозможные суетливые движения, что было одновременно и скучно, и ужасно смешно. Тейлор Мид – канатный танцор, комик особого жанра, он всегда застает зрителя врасплох, очень часто вызывает восхищение.

К чему здесь вспоминать этот фильм, более чем второстепенный, и этот рядовой для круга Уорхола эпизод? Это действительно имеет значение: в стремлении Уорхола снимать фильмы нет никакого тщеславия. Он выше этого. Он снимал так, как дышал, избавляя кино от эмоций, от своей значимости и всех условностей, но и не давая ему бо́льшей свободы, чем себе, и бо́льшей зависимости перед лицом настоящих или воображаемых технических трудностей. «Я снимаю по одному фильму в день», – небрежно заявлял он, развенчивая тем самым мифы на эту тему. Как об этом сказал Мекас, имея в виду Джека Смита: «Он наводит камеру не на сам предмет, а рядом. Вот это-то и поражает: совсем не думая о кино».

Уорхол разгромил кинематографическое правописание с его грамматическими правилами, игнорируя при этом монтаж (все его первые фильмы сняты, или производили впечатление снятых, в реальном времени), предпочитая фиксированный передний план, сокращая до минимума и даже более того «действие», растягивая до максимума время показа. Создавалось впечатление прямого прочтения реальности.

Поступая таким образом с киноматериалом, разве он не имел права поставить на поток копирование своих картин?

Уорхол – единственный поп-художник, который занялся кинематографом. Поскольку он был самым известным поп-художником и одним из самых известных личностей в дизайнерском мире, получившим огромное количество престижных премий, то очень быстро он стал одним из самых известных режиссеров экспериментального кино на нью-йоркской сцене. 7 декабря 1964 года – прошел уже год, как он снимал фильмы – Уорхол получил главную Grand Prix независимого кинематографа, присуждаемую иллюстрированным журналом Film Culture Йонаса Мекаса. Красивое завершение немого периода.

Уорхол открывает звук в кино, но звук в кино – это больше, чем технический прогресс. Этот элемент целиком и полностью трансформирует манеру съемки у каждого режиссера. Недостаточно просто поменять камеру Bolex на камеру Auricon и полагать, что все устроится наилучшим образом. Звуковое кино больше не допускает (в принципе) отдачу распоряжений актерам в момент съемки: вокруг съемочной площадки должна быть полная тишина. Что касается техники, то ее вес становится весьма и весьма ощутимым.

Возможно, в этом кроется причина, почему Уорхол, который уже некоторое время бродил вокруг да около звука, так и не решался взяться за него. Разве Harlot не свидетельствует об этих колебаниях? Можно подумать и так. Вместо того чтобы записывать прямой звук, Уорхол будет использовать звук за кадром. Осторожность? Возможно, но с результатом, далеко превосходящим ожидания – и такое боязливое отношение!

Уорхол познакомился с Рональдом Тавелом[464]. Тот в течение почти двух лет будет сценаристом всех его фильмов. Во время литературных «посиделок», где Тавел читал один из своих романов, Уорхол пришел в восторг от тембра его голоса и пригласил писателя как-нибудь зайти на «Фабрику».

«Литературные достоинства моего произведения его абсолютно не интересовали, – откровенно свидетельствует Тавел. – В качестве приглашенного “сценариста” я поинтересовался у Уорхола, есть ли у него на примете истории и какого жанра интриги он хотел бы взять за сюжетную основу. “Никаких историй, никаких интриг, просто обычные события”, – ответил он. И это было самое точное