Ночь страсти - Элизабет Бойл

На стуле пошевелился Мандевилл. Его голова перекатилась из стороны в сторону, затем он открыл глаза и сфокусировал их на происходящей сцене.

Хитрая волчья улыбка тронула его губы.

— Развяжите его, — приказал Хинчклиф. — Немедленно развяжите его.

Пимм покачал головой:

— Нет.

Рот Джорджи приоткрылся.

— Я убью ее! — закричал Хинчклиф. — Я убью ее у тебя на глазах.

— Как ваш отец убил вашу мать, — бросила Джорджи через плечо.

Глаза Хинчклифа сузились.

— Да. Вы слышали меня, — сказала она. — Ваш отец убил вашу мать. Я видела все это. Он убил ее за то, что она сбежала с документами, свидетельствующими, что он был шпионом. А потом он застрелил моего отца и убил маму, когда она туда прибежала.

— Она лжет! — выкрикнул Мандевилл. — Она не могла быть там. Я был…

— Один? — докончила за него Джорджи. — А вот и нет. Я спряталась в дупле старого дуба. Я все видела. Вы застрелили свою жену и глазом не моргнув. — Она повернулась к Хинчклифу: — Он убил вашу мать, а не мой отец. Он солгал вам, когда вы прибежали на поляну. У вас в руках был маленький фонарик. Когда вы пытались приблизиться к огню, ваш отец остановил вас, а когда запротестовали, ударил. По лицу. Я была там. — Дерзкие, убедительные слова Джорджи пронеслись по комнате словно ураган.

Колин мог видеть, как в бешеных глазах Хинчклифа появилась неуверенность. Теперь все, что нужно было Колину, — это чтобы тот еще немного отвлекся, тогда у него появится возможность спасти Джорджи.

Неожиданно такая возможность представилась.

За дверью комнаты все сильнее становился шум и волнение.

— Я говорю вам, что там моя племянница, и я намерен увидеть ее.

Дверь распахнулась, сильно толкнув Хинчклифа вперед.

Колин воспользовался неразберихой и вырвал Джорджи из его цепких рук. В тот же момент раздался выстрел.

Он и Джорджи упали на пол. На какое-то ужасное мгновение у Колина мелькнула мысль, что Джорджи убита. Его любовь, его жизнь, единственная женщина, на которой он хотел жениться.

— Джорджи, Джорджи, моя дорогая девочка, ты ранена? — спрашивал он, а его руки ощупывали ее тело, отыскивая следы крови.

— Со мной все в порядке, Колин, — успокоила его она. Они смотрели друг на друга, и Колину показалось, что он никогда не видел более благословенного зрелища, чем гневный взгляд ее темных глаз.

— А теперь отпусти меня, мерзкий обманщик.

— Никогда! — И он прижался к ее губам в крепком, требовательном поцелуе.

Сначала она сопротивлялась, затем медленно сдалась, уступая ему.

Когда они прервали поцелуй, чтобы вздохнуть, то обнаружили Хинчклифа, рыдающего у стула, где сидел его теперь уже мертвый отец.

Пуля, предназначавшаяся Джорджи, поразила сердце Мандевилла.

А у порога стоял дядя Финеас, пытаясь разобраться в хаосе, причиной которого он оказался.

— Черт побери, девчонка, что произошло между тобой и этими матросами? — спросил он.

Эпилог

Борт «Сибариса» 1814 год

— Джорджи! Черт побери, где ты? — Колин бушевал, шагая вверх и вниз по палубам «Сибариса». Он повернулся к следующему за ним по пятам шкиперу мистеру Ливетгу: — Я знаю, она здесь. Я уверен в этом. Она подслушивала прошлой ночью, когда Темпл с Пиммом зашли ко мне. Готов поспорить на последний кусок паруса, что она на борту.

— Люди обыскали весь корабль, кэп. Все ее любимые укромные уголки, — сообщил Ливетт с выражением человека, потерпевшего поражение. — Возможно, миледи решила не отправляться с вами на это задание.

Колин фыркнул.

— Вы обыскали все трюмы?

Ливетт кивнул.

Колин посмотрел на реку вокруг них. Если они не отплывут немедленно, то потеряют преимущества, которые давал прилив. Ему не оставалось ничего иного, как отправиться в путь.

Он отдал приказания, снова глядя в сторону причала, где должна была стоять его жена и махать ему на прощание. Но там было лишь несколько рабочих порта и откровенная шваль, которая обычно болтается на любых причалах.

«Сибарис» скользил по реке, его паруса поймали ветер, стройный силуэт поднимался над водной гладью, и он легко и элегантно выходил из Ливерпуля.

Весь остальной день Колин жил, затаив дыхание, ожидая, что его жена вот-вот выскочит из какого-нибудь укрытия, но Джорджи нигде не было видно.

Может быть, он действительно перехитрил жену и отплыл прежде, чем она смогла пробраться на корабль.

По правде сказать, ему не нравилось отплывать без нее, он любил, когда она была рядом. Она понимала и разделяла его любовь к морю, как и многие другие пристрастия. Но это задание было особым. Ходили слухи, что Наполеон, надежно охранявшийся на Эльбе, планировал побег. «Сибарис» был направлен в тот район, чтобы пристально наблюдать за Бонапартом и сообщать обо всем необычном в Лондон.

А если потребуется, то и остановить коварного корсиканца от осуществления своей клятвы вернуться во Францию.

Когда они благополучно прошли реку и вышли в канал, Колин наконец с облегчением вздохнул и с заходом солнца решил отправиться в каюту, чтобы насладиться столь необходимым отдыхом.

Когда он вошел, каюта тонула во тьме, но ему не нужна была лампа. Он знал ее каждый дюйм наизусть. По дороге к койке он стаскивал ботинки, снимал бриджи и рубашку. Но в последний момент обо что-то споткнулся. Он ощупал руками пространство вокруг.

Женская туфелька.

— Джорджи! — воскликнул он, забираясь в постель и обнимая роскошное обнаженное тело жены. — Как, черт побери…

— Ш-ш! — прошептала она, целуя его в губы, чтобы заглушить его излияния.

О, он знал ее трюки и проделки. Он хорошо изучил свою девочку после стольких лет брака. Но он не переставал изумляться ее настойчивости. И ее изобретательности. Это были только две из миллионов черт, которые он так любил в ней.

И он без колебания отдался тому, что она предлагала, любя ее, наслаждаясь радостью, которую он испытывал каждый раз, когда держал ее в своих объятиях.

На рассвете, когда в его каюту начал проникать нежный свет, Колин проснулся и обнаружил, что Джорджи стояла у открытого окна и смотрела на море, которое она так любила.

Каким же он был дураком, считая, что может удержать ее дома! Удержать ее от опасностей, которые часто подстерегали его в работе для Адмиралтейства и министерства иностранных дел.

— Как тебе это удалось? — поинтересовался он, поднимаясь, натягивая бриджи и присоединяясь к ней у окна, осторожно переступая через туфли, брошенные посредине каюты.

Эти туфли были ее визитной карточкой.

Медового цвета волосы падали непокорными прядями, с которыми играл соленый бриз. Он поднял руку и заправил выбившийся локон под одну из множества шпилек, удерживающих ее волосы.