Посвященная. Как я стала ведьмой - Аманда Йейтс Гарсиа

Владелец ресторана подходит к нашему столику и совершенно некстати сообщает, что болгарка «пашет как лошадь». Она отправляет деньги домой, своей матери. Он хлопает ее по плечу и покидает нас.

– Все, кого я знаю, живут в нищете, – сообщает она мне.

Милена жестом указывает на древнюю минойскую стоянку, расположенную на вершине покрытого скалами острова, в сотне метров от берега. Милена едва говорит по-английски, и мне трудно ее понять. «Василиса, Василиса», – повторяет она, настойчиво указывая на остров, где стоит храм в руинах и находится пещера, усыпанная костями. Я знаю слово Василиса по русским сказкам о девушке с таким же именем. Но я не понимаю, что она имеет в виду. К нам подходит другой официант и переводит:

– Она говорит, что однажды, тысячи лет назад, могучая королева правила этим островом.

Милена гордо смотрит на меня и довольно кивает, сверкая своими кривыми зубами.

«Королева», о которой говорит Милена, вероятно, Ариадна, богиня, обожаемая на всем минойском Крите. Суффикс – на не является частью греческого языка, и лингвисты считают, что это до-греческий термин из неолитического критского языка. Ариадна была Змеиной Богиней, почитаемой жрицами Кносса. Когда прибыли приспешники патриархата, они опять поменяли историю. Хотя Ариадна была дающей жизнь богиней, в новой версии мифа она стала принцессой, дочерью Царя Миноса. По этой же новой версии, когда на остров Крит попадает Тесей, принцесса Ариадна беспомощно влюбляется в него. Желая заполучить земли, Тесей убеждает ее предать собственный народ. «Помоги мне убить Минотавра», – умоляет он ее, даря ей розы, кольца, конфеты и другие дары, которые так нравятся девушкам.

Минотавр был быком, жившим в центре лабиринта, посвященного богине, и бычьи рога в изобилии присутствуют на объектах минойского искусства. Как только Тесей убил любимого народом зверя, люди Крита вполне ожидаемо разгневались. Они отвернулись от Ариадны за то, что она помогла Тесею. Под покровом ночи парочка сбежала, спустив по холодному песку на воду лодку и уплыв на ней. Но почти сразу же, как они отплыли, Тесею надоело до тошноты слушать рыдания своей новой подруги и ее жалобы о том, что она потеряла. Он бросил Ариадну на берегу бесплодного пустынного острова, а сам уплыл с ее сестрой. Опустошенная, Ариадна ждала его на скале целую неделю, а затем, осознав, что Тесей никогда не вернется за ней, повесилась на дереве. Когда-то бывшая богиней, она стала теперь самоубийцей, жертвой любви.

Еще только полдень, но мама уже устала. Мы пытаемся наладить контакт, но, кажется, ничего не выходит. Медленно мы возвращаемся обратно в отель из ресторана, где обедали. На обед – мусака с баклажанами, свежая зелень с каперсами, лимоном и местным оливковым маслом, козий сыр и орегано. Я собираюсь оставить ее там, а затем, прежде чем мы снова встретимся с нашей группой, хочу сплавать к острову с древним храмом. Я чувствую нетерпение, когда иду рядом с мамой – у меня есть всего полтора часа свободного времени. Она ковыляет по скалистой земле, опираясь на палку и недовольно шипя на широкополую шляпу, которую ветер сдувает с головы, запутывая тесемки вокруг ее шеи.

– Давай подержу твою сумочку, – говорю я. Она отдает ее, даже не взглянув на меня. Снова она резка со мной, я чувствую, как что-то невысказанное дрожит у самой поверхности, но она не признается мне, в чем дело.

– Что-то не так? – спрашиваю я у нее.

Она трясет головой и ничего не говорит. Я волнуюсь, может быть, ей плохо. Она оставила свои лекарства от диабета в холодильнике отеля в другом городе.

– Тебе удалось найти аптеку?

– Да, да. Я купила все, что нужно.

Мы приходим в свой отель. Замок на дверях номера сложный, но нам удается с ним справиться. С некоторым трудом мама ложится на кровать. Я хочу уйти, схватить свой купальник и пойти плавать, так как сегодня у меня остался последний шанс это сделать, но, кажется, сейчас совершенно неподходящее время. Мы сидим в темной комнате, шторы задернуты, мама закрыла лицо рукой, слушая неуместные звуки, доносящиеся из соседнего номера, компания студентов колледжа горланит песню Бейонсе Single Ladies, подкрепляясь стопками ракии.

Наконец моя мама произносит:

– Ты, кажется, не хочешь быть рядом со мной. Сейчас мы вместе, во время этой поездки, и кто знает, когда нам снова удастся сделать что-то подобное, и удастся ли вообще, а ты даже не хочешь побыть рядом со мной.

Я чувствую, к своему великому разочарованию, всплеск злости, как и всегда, когда моя мама проявляет свою уязвимость. Ее ранимость – словно стартовый выстрел, дающий сигнал к началу моих скачек. Слова выскакивают у меня изо рта, прежде чем я успеваю подумать:

– Просто такое ощущение, что мы не можем спокойно разговаривать, обходясь без твоих предупреждений или попыток изменить мое поведение. Спрашиваешь меня, сказала ли я «спасибо», напоминаешь мне забрать сумку. Когда ты спрашиваешь меня о моей книге, ты не кажешься заинтересованной, тебе тревожно от мысли о том, что я не успею ее вовремя закончить. Я в отпуске. Я не хочу, чтобы ты за мной следила круглосуточно.

Словно ужаленная, она тихо отвечает:

– Я твоя мама. Я делаю это всего лишь потому, что я хочу защитить тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Я буду счастлива, если у нас получится хотя бы единственный раз взаимодействовать без твоей критики в мой адрес.

– Я просто пытаюсь тебя защитить, – повторяет она.

Я понимаю, большинство детей ругается со своими родителями так же, как мы сейчас, но в моем случае, когда бы мы с мамой ни ругались, всегда присутствует эта ярость, бурлящая прямо под кожей, под самой поверхностью. Наши ссоры быстро обостряются. Мы находимся не здесь, в комнате отеля на Крите, мы носимся верхом на метлах над моим детством, глядя сверху вниз на все эти огни. На все то, что мы обе делали неправильно.

Мы продолжаем. ругаться, обмениваемся еще несколькими небольшими обвинительными и защитными репликами, расцарапывая мелкие раны, а затем внезапно огонь вскидывается вверх, чтобы лизнуть нас, и поджигает нашу одежду. В мгновение ока мы переносимся из того момента, где мы есть, здесь и сейчас, в прошлое, на тридцать лет назад.

– Ты не можешь защитить меня. Ты никогда не защищала меня. Ты всегда была слишком уязвимой, слишком раненой, слишком разбитой и сломанной. Каждый раз, как я страдала, ты просто позволяла этому случиться. Ты позволяла страдать себе и заставляла страдать меня вместе с собой. Ты была выпускницей в университете, ты могла бы сделать что угодно, все, что хотела, но ты предпочла сидеть всю жизнь на этих дерьмовых работенках, зависеть от мужчин, которые не