Долгий сон - Ричард Райт

Начальник полиции густо побагровел. Он поднял сжатые кулаки и яростно забарабанил по столу, выдавливая сквозь зубы:

— Эх, провались оно все к чертям на этом свете! Все к чертовой матери, все!

Теперь Тайри рассчитывал каждый свой ход; свесив голову, он исподлобья наблюдал за растроганным, взволнованным белым — так кот следит за бестолковой возней мышонка, загнанного в угол. Начальник полиции обернулся, ни на кого и ни на что не глядя. Рыбий Пуп знал, что Тайри в эту минуту взвешивает, стоит ли нажать еще или хватит; на этот раз он промолчал, только шмыгнул носом. Начальник полиции вперевалку подошел к стулу и грузно сел.

— Пес его ведает, Тайри, — сказал он тоскливо. — Попробую скажу им. — Он предостерегающе выпрямился. — Да только не пойдут они на такое, ни в жизнь не пойдут!

— Ради меня, начальник, — зажурчал Тайри. — Очень вас прошу…

Понимая, что совершается нечто непристойное, Рыбий Пуп увидел, как у Тайри судорожно поднялась и опустилась грудь.

— Тайри, я слово в слово передам судье Муну, что ты сказал. Спрошу, нельзя ли сделать в этом случае исключение. Исключение лично для тебя… Потому что ты — малый что надо, хоть и ниггер.

— Вот спасибочки, начальник. — Тайри шумно выдохнул, раздувая ноздри.

— Так полагаешь, черные на скамье присяжных тебя признают невиновным? — спросил начальник полиции, подняв брови.

— Передушу, коли не признают, — со слезой в голосе пригрозил Тайри.

— Ну, значит, так, — вздохнул начальник полиции. — Теперь жди вестей.

В сопровождении Тайри он вышел. Вернувшись в комнату, Тайри бессильно рухнул на стул.

— Все, док, — прошептал он. — Весь выложился.

— Что правда, то правда, — с огромным уважением подтвердил доктор Брус. — Оттого, Тайри, я и хотел, чтоб вы были со мной.

— Уметь надо обращаться с этими белыми, чтоб им пусто было, — проворчал Тайри. — Фу ты, просто мочи нет. Весь как избитый.

— А я из-за вас натерпелся страху, — сказал врач. — Подумал было, что вы и в самом деле припрятали погашенные чеки.

Тайри взглянул на него с сожалением и презрительно фыркнул.

— Док, я белого человека наизусть выучил. Этот единственный чек я оставил в сейфе нарочно. Если б там не нашлось ничего, вот тогда начальник точно знал бы, что я ему вру. А так он думает, я просто позабыл про один чек… И конечное дело, воображает, будто ему ничего не грозит. — Растопырив локти, Тайри резким движением поддернул штаны и зычным, мужественным баском прибавил: — А у меня, док, на него, на поганца, столько припрятано, что и за десять лет не отсидишь!

Минут через пять они стояли бок о бок на парадном крыльце. Яркое солнце нещадно светило на их запавшие щеки, ввалившиеся глаза. Справа показался грузовик, на его кузове было выведено: ФИРМА ПОХОРОННЫХ ПРИНАДЛЕЖНОСТЕЙ «ЗОЛОТАЯ ДОЛИНА». Он, громыхая, подъехал к дому и скрылся за его углом.

— Гробы привезли, — хрипло сказал доктор Брус, отирая потное лицо.

— Где-то мы будем завтра в это время, — вздохнул врач. — Хорошо, если не в тюрьме.

— Да уж, — рассеянно отозвался Тайри. — Ну, док, покуда.

Доктор Брус сел в машину.

— До завтра, Тайри. Счастливо, Пуп, — бросил он, отъезжая.

— До свидания, — крикнул ему вслед Рыбий Пуп. — Едем, пап. Ты устал. Давай я тебя отвезу на своей колымаге.

— Нет, сынок, — покачал головой Тайри. — Поедем на моей машине. У тебя в кабриолете сидишь точно на юру. Мне так надо ехать, чтоб пистолет держать на коленях.

XXVI

Дома их со слезами встретила Эмма, долго упрашивала поесть, но им, обессиленным всем, что пришлось пережить, кусок не лез в горло. Тайри, не обращая внимания на ее расспросы, что стряслось, растянулся на диване в гостиной и молча уставился в потолок. Рыбий Пуп слонялся по комнатам, всякий раз возвращаясь к отцу, курил одну сигарету за другой и удрученно размышлял, чем бы помочь. Он знал, что придает уверенность начальнику полиции: из страха навлечь на себя возмездие белых Тайри не выдаст своих сообщников из полиции. Но с какой стати начальнику полиции ходить себе с легкой душой, а Тайри — брести в одиночку, сгибаясь под бременем страха? Даже среди мошенников, видно, проходит четкая граница меж черным и белым… Во всяком решении, какое бы у него ни наметилось, Рыбий Пуп поневоле исходил из того, что судьбою черных распоряжаются белые. Он не раз рисовал себе в воображении, как будет геройски сражаться на поле расовой брани, но ни одна картина расовых битв не представлялась ему похожей на эту. Мечты неизменно сводили его в поединке с живым и осязаемым врагом, но сейчас облик неприятеля не имел четких очертаний, выходило, что враг не только белый, но и чернокожий; враг был везде и нигде, рядом и в тебе самом, а с ним — его союзники: исстари заведенный обычай, привычный жизненный уклад, общепринятый взгляд на вещи. В остром приступе сострадания начальник полиции способен был поцеловать Тайри, но с равной легкостью мог и убить его. Рыбий Пуп понимал теперь, что, если б не пожар, ему никогда не открылось бы подлинное отношение полицейского начальника к его отцу. Белые жили бок о бок с черными, делили с ними земные блага, работали с ними вместе и все же не считали себя обязанными признавать в них людей.

— Пап, я чего хочу спросить?

— Что, сынок?

— Начальник этот… Он добрый? Помогал он тебе когда-нибудь?

— Белые швыряют нам объедки, Пуп, — вот это у них и называется доброта, — сказал Тайри, глядя на сына со слабой и оттого тем более горькой усмешкой.

— Он ведь тебе вроде друг, этот начальник. Скажи, будь ты белый, разве он не старался бы избавить тебя от тюрьмы?

— Ха, — хмыкнул Тайри. — Белые думают, что тюрьмы как раз и построены для таких, как мы.

С виноватым чувством Рыбий Пуп вспомнил, как предложил принести в жертву Брюхана, чтобы тот сел в тюрьму вместо Тайри. Он был готов поступить с одним из своих не лучше, чем поступали с ними белые. Любопытно, что должен был подумать при этом начальник полиции?

— Стало быть, начальник смотрит на нас точно так же, как на простых черных, вроде Брюхана? — спросил Рыбий Пуп.

— Да нету для белых простых ниггеров и непростых, — устало процедил Тайри. — Все мы для них одинаковые. Они тебя только тогда отличают, когда из тебя можно что-то вытянуть.

Сейчас Тайри говорил ему правду — слишком ясно чувствовалось, что в его словах заключена жестокая логика жизни. Рыбий Пуп томился желанием помочь, и в своем нетерпении был готов ухватиться за любую возможность, даже если все в его душе восставало против нее.