Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников

произносить уж очень громкие слова! Не обижайтесь, это я говорю всем нашим гостям. – И, оживившись, с надеждой: – Ну как там наш эполет? Удался ему контакт? Или он… так и не решился?

Я красочно рассказал об успешной миссии экипажа «Скромняги».

– Слава нашей скромности, наконец-то я скоро отмучаюсь! – радостно воскликнул президент. – Теперь-то эполет не отвертится! Теперь-то он точно займёт моё место! А меня снова будут считать простым и скромным человеком.

– Это ты-то скромный? – послышался издевательский голос Пыпина.

Матёрый хулиган сидел на широком и пыльном подоконнике и открыто надсмехался над президентом страны.

– И вообще, никакие вы тут не скромные, – продолжал Пыпин. – Если уж кто и в самом деле до отвращения скромен, так это вот он. Наш юнга! Верно я говорю?

Хвалить себя очень плохо, но ещё хуже скрывать явную правду. И я понял, что Пыпину всё-таки удалось поймать меня в ловушку.

– Ну, ну, не может быть, да он и сам несогласен, – сказал президент, неверно истолковав моё затянувшееся молчание.

– Отчего же, я в самом деле несколько скромен, – вынужденно признал я.

– Не несколько, а очень, – нагло поправил Пыпин.

– Да… очень, – подтвердил я, краснея, потому что это уже напоминало настоящее хвастовство, это была как бы хвастливая скромность или скромное хвастовство.

– Он самый самый… он скромнейший из всех скромных. Ну скажи сам, – не унимался безжалостный хулиган, понимая моё ужасное состояние.

Я молчал, крепился изо всех сил, но президент беспокойно заёрзал в кресле, спросил у меня:

– По-моему, он слишком хватил?

– Не слишком, – возразил Пыпин. – Он предел скромности. Его апофеоз! Хотя я и не знаю этого слова. Но точно: апофеоз! Дальше скромничать некуда.

– Но такой человек ещё не родился на свете! – сказал президент, огорчённо покачав головой.

– Ну конечно не родился! Я пошутил! Вы же видите: это обычный хвастун. Ну кто ещё будет так расписывать свою скромность? – пояснил Пыпин, вредно хихикая и потирая руки.

– Нет, родился! И это я! – сказал я, багровея и вправду чувствуя себя отъявленным хвастунишкой.

– Если бы это было так, – вдруг мечтательно вздохнул президент. – Если бы это случилось, все бы скромняги снова вернулись к прежней нормальной жизни. Признаться, наше общество приходит в упадок. А ведь когда-то у нас была страна умных, трудолюбивых людей. Именно ещё в те времена мы построили тот самый межзвёздный корабль. Но потом началось увлечение скромностью, и вот к чему это привело. Ах, если бы вы на самом деле помогли нам вернуться к старому доброму времени. Но как вы докажете, что уже достигли предела? Как он сделает, а? – спросил президент, повернувшись к Пыпину.

Но тот снова исчез, очень довольный тем, что наконец-то уронил меня в моих же глазах.

– Доказать очень просто, – сказал я, с трудом приходя в себя. – Пусть ваш президентский совет составит пять самых важнейших условий, из которых состоит настоящая скромность. И мы устроим соревнование по пятиборью: я и сборная вашей планеты.

«Так вот он, ключ к спасению скромняг», – пронеслось в моей голове.

Моя идея пришлась президенту по душе, и он приказал своему секретарю срочно созвать президентский совет.

Глава десятая,

в которой юнга борется за звание скромнейшего среди скромных

– Скажите: вопрос неимоверной важности! – попросил президент. – А пока суд да дело, соберите скромнейших граждан планеты. Пусть они достойно ответят на смелый вызов нашего гостя.

Я почувствовал на себе изумлённый и вместе с тем неодобрительный взгляд невидимого секретаря. Выказав таким образом своё отношение к наглому притязателю, секретарь вышел из кабинета, и во дворце поднялась беготня.

Пока скромняги готовились к небывалому турниру, я отправился в город и просто так, без всякой цели, купил походный котелок и две пачки проявителя и закрепителя для фоторабот. Потом, ещё не зная, зачем мне это нужно, выпустил весь порошок на ветер, а в котелок набрал из ближайшего фонтана воды и отправился на Центральный стадион столицы, чтобы потягаться с местными жителями в скромности.

Город бурлил, взбудораженный предстоящим соревнованием по пятиборью. Толпа, текущая по улице к стадиону, становилась всё гуще и гуще. Я чувствовал это по постепенно уплотняющемуся воздуху вокруг себя.

Войдя на праздничный стадион, я увидел, что здесь уже всё готово к открытию турнира. Непосвящённому человеку он мог показаться совершенно пустым, но я-то знал, что на самом деле его скамьи заполнены до отказа и наиболее скромные из зрителей, не сумевшие обзавестись билетом, тесно стоят в проходах. Между рядами. И подтверждением этому был нетерпеливый гул стадиона, ждущего начала соревнований.

Бодро выбежав на середину поля, я окинул оценивающим взглядом сборную планеты, которая уже поджидала меня, горя желанием посрамить самозванца. И хотя моих соперников тоже не было видно, я был уверен, что их десять человек, что это, несомненно, рослые, как на подбор, брюнеты и блондины.

Я поставил котелок с водой на газон и сказал, что готов начать борьбу. Президент, сидевший в директорской ложе вместе с жюри, взмахнул белым манжетом, и по радио объявили:

– Его превосходительство считает турнир открытым! Первый вид пятиборья – простота! В этот конкурс входит одежда соперников. Сейчас мы посмотрим, кто из них скромнее одет.

Я посмотрел на себя, на команду хозяев и понял, что попал в проигрышное положение, хотя, как всегда, был в своей неизменной, просоленной морями тельняшке и потёртых, обносившихся штанах. Одежда, что и говорить, обычная, простая – словом, рабочая матросская форма. Но как её сравнить с одеждой скромняг, если той и вовсе не видно? Может, она ещё проще моей?

И тут меня вдруг озарило: «Почему жители этой страны так тщательно скрывают свою внешность, хотя она и без того скромна? – спросил я себя. – Человек может прятать только то, что ему неудобно показать другим. Но как сделать видимым невидимое?»

Я понял, что это невозможно, и понурил голову. И увидел, что на поле легла косматая тень. Она медленно ползла по траве и вскоре накрыла весь стадион.

Это была большая тёмная дождевая туча. В той стороне, откуда она пришла, сверкнула молния и прогремел гром. Я подумал, что дождь обязательно промочит мою тельняшку, быстро снял её, аккуратно свернул и сел на тельняшку, укрыв таким образом собой.

Потом говорили, что это был очень ловкий манёвр. Так оно и было на самом деле. Только в ту минуту я ещё сам об этом не знал.

– Иван Иванович, зачем вы спрятали свою тельняшку? – удивился судья. – Ведь мы всё равно уже видели, что она была на вас.

– Дело вовсе не в этом, – возразил я, – а в том, что тельняшка – мой верный спутник и потому мне очень дорога. А кто знает, какой сверху польётся дождик? Никто! Может, это будет подсолнечное масло, как уже случалось со мной в Маниле. Или в Кувейте: на нас посыпались куриные яйца размером с крупный град. Моя тельняшка – неслыханная роскошь по сравнению с вашими лохмотьями, и мне, конечно, хочется её сберечь.

Мой ответ почему-то вызвал в команде скромнейших невообразимую панику. Они забегали по газону. Я услышал их топот, шум от столкновения тел, треск рвущихся тесёмок и пуговиц.

И вдруг хлынул ливень. Как я и предполагал, это был необычайный дождь.

С неба полил проявитель. Видимо, развеянный мною порошок занесло в тучу и там, словно в кюветке с водой, он превратился в крепкий раствор.

Едва потоки дождя обрушились на наши головы, как со скромнягами и на поле, и на трибунах стало происходить нечто невероятное. В воздухе, точно на фотобумаге, начали постепенно проступать их очертания. И вскоре я увидел людей в роскошных костюмах. Вначале мне почудилось, будто меня занесло на пышный маскарад. В моих глазах зарябило от позументов, кружев и кримплена самых ярких цветов.

Туча медленно проплыла над стадионом, но не успел её хвост скрыться за верхней трибуной, как на смену ей прилетела вторая туча, и на перепуганных скромняг обрушился дождь закрепителя.

Первое время разоблачённые туземцы метались, никого не замечая, думая только о собственной репутации, но потом стадион обескураженно притих, скромняги стеснялись смотреть друг другу в глаза.

А я как ни в чём не бывало развёл на травке уютный костёр, поставил на огонь котелок и начал варить бульон из воды. Пусть, думаю, пока бедняги придут в себя.