Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность - Александр Валентинович Махлаюк

Салды (Bougie) в Мавретании (CIL VIII 2728 = 18 122 = ILS, 5795; cp.: AE 1941, 117; 1942/43, 93). В ней рассказывается о строительстве акведука, для которого потребовалось пробить проход для воды в горной толще. Эта работа была поручена ветерану III Августова легиона, либратору (нивелировщику) Нонию Дату, который для ее успешное завершения устроил трудовое соревнование (certamen operis) между военными моряками и солдатами какой-то вспомогательной части (gaesates), установив каждой группе работавших определенный участок работ (modum suum perforationis)[1054]. Обращает на себя внимание и тот факт, что надпись эта имеет изображения трех персонификаций, обозначенных как Patientia, Virtus, Spes (Терпение, Доблесть, Надежда. Эти слова могут быть подходящим девизом для римского воина).

Обращает на себя внимание также «рационалистичность» римского понимания храбрости: fortitudo противопоставляется безумию, одержимости, дерзости и легкомыслию. «Безумству храбрых» римляне вряд ли бы стали воспевать хвалу. Плутарх, например, отмечает, что на войне со Спартаком Катон Младший обнаружил незаурядную выдержку и отвагу, неизменно соединявшиеся с трезвым расчетом (Cato Min. 8). По словам Иосифа Флавия (B. Iud. V. 7. 3), Тит заботился о безопасности своих воинов не меньше, чем о самой победе, и называл безумием неосмотрительную отвагу, видя доблесть только в таких действиях, которые не влекли потерь. В подтверждение этой мысли можно также сослаться на пассаж из «Риторики для Геренния» (IV. 25. 35), где храбрость определяется как презрение к трудностям и опасности с расчетом на пользу и выгоды (contemtio laboris et periculi cum ratione utilitatis et compensatione commodorum), в то время как безрассудство (temeritas) означает по-гладиаторски принять на себя опасности и не рассуждая переносить страдания (cum inconsiderata dolorum perpessione gladiatoria periculorum susceptio)[1055].

Разумеется, воспитываемое в воинских упражнениях и мирных трудах честолюбие солдат важно было использовать непосредственно в бою (ср.: Xen. Inst. Cyri. III. 3. 10). Воинская выучка, как итог длительных и упорных упражнений, по мысли Вегеция (III. 4), способствует тому, что воины различных родов войск, выступая в поход, из чувства соревнования больше желают сражения, чем покоя или мятежа. Именно в боевой обстановке в полной мере разворачивается действительно бескомпромиссное, ревностное соперничество в храбрости, в котором участвуют и отдельные воины, и целые подразделения, и отряды разных родов оружия, и противоборствующие армии. Легионы соперничают с союзническими когортами (Liv. XXV. 14. 3 sqq.; Val. Max. III. 2. 20). Всадники и легковооруженные воины соревнуются в храбрости с легионными солдатами (Caes. B. Gall. II. 27. 2; VIII. 19. 5; Ios. B. Iud. III. 10. 3; Tac. Agr. 26. 4), воины одного крыла – с воинами другого (Liv. X.19.18), новобранцы – с ветеранами ([Caes.] B. Afr. 81), знаменосцы – с знаменосцами (Tac. Ann. III.45.1), центурион – с центурионом (Caes. B. Gall. V. 44)[1056]. Героическое деяние одного воина побуждает других подражать его доблести (Caes. B. Gall. IV. 25. 3–6; Ios. B. Iud. VI. 1. 6; cp. V. 7. 3; Iust. Epit. XXXIII. 2. 4; Amm. Marc. XXIV. 4. 23). Впечатляющую картину всеобщего соревнования рисует Иосиф Флавий в рассказе о штурме Иерусалима войсками Тита (B. Iud. V. 12. 2; cp. VI. 2. 6): «Некое божественное воодушевление охватило воинов, так что когда окружность будущей стены была разделена на части, началось соревнование (ἔρις) не только между легионами, но даже между когортами внутри каждого из легионов. Простой воин стремился отличиться перед декурионом, декурион – перед центурионом, центурион – перед трибуном, трибуны стремились снискать одобрение военачальников, в состязании же между последними (καὶ τὴν ἡγεμνων τῶν ἅμιλλαν) судьей был сам Цезарь»[1057]. Цензорин во время осады Карфагена организовал соревнование (φιλονεικία) между пехотинцами и гребцами (App. Lib. 98). Аналогичное соревнование устроил при осаде лагеря вителлианцев под Кремоной Антоний Прим: он распределил участки вала и лагерные ворота между отдельными легионами, рассчитывая, что «соперничество заставит солдат сражаться еще лучше, а ему будет виднее, кто ведет себя мужественно и кто трусит»[1058]. Корбулон при взятии одной армянской крепости, призвав воинов покрыть себя славой и овладеть добычей, разделил войско на четыре части, определив каждой соответствующую задачу, в результате чего, по словам Тацита (Ann. XIII. 39. 4), соревновавшееся между собой войско охватил такой боевой пыл (tantus inde ardor certantis exercitus fuit), что в кратчайший срок и почти без потерь вражеская крепость была взята.

Конечно, в подобных эпизодах соперничество подогревалось упованием на большую долю добычи, страсть к которой заставляла солдат забыть о смерти, ранах и крови (Tac. Hist. III. 26. 3 и 28. 2) либо увидеть в своих же соратниках «скорее соперников в дележе добыче, чем союзников в борьбе» (Tac. Hist. III. 26. 3; 28. 2; 60. 1). Однако во многих случаях этому мотиву нисколько не уступает или даже выходит на первый план стремление к славе как таковой и желание не уронить воинской чести, проявить доблесть и снискать награды. Этот мотив очень часто является основным в тех hortationes, с которыми военачальники обращались к войскам перед сражением[1059]. Не подлежит сомнению, что у многих солдат эти призывы находили отклик[1060]. Характерно, что предпочтение, оказываемое одним воинам перед другими при выборе бойцов для какого-либо опасного предприятия, считалось почетом, обязывающим к героическим усилиям, и вызывало зависть ([Сaes.] B. Alex. 16; B. Afr. 16; Tac. Hist. II. 27)[1061]. Напротив, почесть, оказанная другому, уязвляла воина, не получившего ее[1062], а обвинение в трусости или измене, как уже отмечалось, могло заставить солдата даже покончить с собой (Tac. Hist. II. 30; III. 54; Suet. Otho. 10. 1; Dio Cass. LXIV (LXIII). 11. 2)[1063].Чтобы не лишиться ранее приобретенной славы и чести воины готовы были сражаться с особенным мужеством и даже жертвовать жизнью[1064]. Допущенную вину и позор можно было загладить только доблестью (Liv. VII. 13. 4; Caes. B. civ. III. 74; Tac. Ann. I. 49; 51; App. Mithr. 32; Amm. Marc. XIX. 11. 14; XXV. 3. 10). Ревность (aemulatio) к славе трех легионов Веспасиана, имевших боевые заслуги и опыт, разжигала боевой дух четырех легионов Муциана, еще не принимавших участия в войне (Tac. Hist. II. 4). Светоний Паулин, обращаясь перед сражением к своим солдатам, подчеркивает, что римские воины в других частях империи будут ревновать к их доблести (Dio Cass. LXII. 10. 2)[1065]. Нежелание делить славу победы с другими легионами заставляло солдат сражаться с особой энергией ([Caes.] B. Gall. VIII. 19. 5). Хорошо известно, как Цезарь добился перед походом на Ариовиста