Сезон воронов - Соня Мармен

– Но не оба?

– Дункан жив.

– Ранальд… Что с Ранальдом?

Мои худшие опасения подтвердились. У меня отняли сына. Пальцы мои вцепились в мокрый плед Лиама и дернули его изо всех сил.

– Я же просила тебя поберечь его, Лиам! Ты знал, что у него слабая спина! И ты позволил им убить его как собаку…

Он рывком прижал меня к груди, уткнулся лицом в мою шею и застонал. Какое-то время мы стояли вот так, обнявшись, оплакивая смерть нашего сына.

Я не шевелясь сидела у стола и смотрела на стальной клинок Ранальда. Как долго, я не смогла бы ответить. Мне казалось, что время остановилось. «Нет, это иллюзия, Кейтлин!» Тиканье настенных часов отдавалось шумом у меня в голове. Клинок блестел в танцующем свете лампы. Он был весь в темных пятнах – засохшая кровь и ржавчина… Я закрыла глаза, чтобы больше не плакать и отгородиться от кошмарных видений, которые, словно в дурном сне, проносились перед моим мысленным взором. Я потерялась, отчаялась. Несвязные мысли проносились у меня в голове. Я словно бы бредила наяву. Почему он? Почему не Робин, Дональд или Аласдар? Тяжесть страдания была невыносимой. Я тонула в бреду.

Я лишилась уже второго своего ребенка. Но со смертью Ранальда смириться было невозможно. Стивену я дала жизнь, но не видела, как он растет. Для меня он остался смутным воспоминанием. По крайней мере я могла надеяться, что он жив, не знает нужды и его никто не обижает. Но могла ли я надеяться, что и он не участвует в этом проклятом восстании? Могла ли я на это надеяться?

Душа моя разорвалась на клочки. Меч вонзился в меня – меч, который сжимала рука Провидения. Меня словно разрубили на части. Господь отступился от меня. Я оплакиваю смерть своего сына. Но это же абсурд! При нормальном ходе вещей дети оплакивают своих матерей, и никак не наоборот! Где теперь мой Ранальд? Бродит ли его душа до сих пор по равнине Шерифмур?

Я снова увидела его ребенком, мальчиком лет пяти. Он в первый раз самостоятельно, без помощников, забрался на пони и ужасно гордится собой. Или вот: ему два года, и он сидит, нахмурившись, посреди кухни, а вокруг – пару дюжин разбитых яиц. Ему так хотелось найти птенчика… Я улыбнулась. А теперь ему восемь, и лицо у него опухло от слез, искажено горем – умер наш пес Симраг. Он проплакал два дня напролет, а на третий пришел ко мне и сказал: «Мама, Симраг всегда со мной, даже если я не могу его погладить или поговорить с ним. Теперь он во мне, у меня в сердце».

О Ранальд! Он это понимал! Он понимал то, что я отказывалась понять. Что смерть – это не расставание навсегда, но постоянное присутствие рядом. Смерть стирает собой все, что разделяло в бренном мире две души. Я больше никогда не почувствую, как он меня обнимает, не услышу его счастливого смеха, не увижу его лукавой улыбки. Но сердце мое все это сможет ощутить и увидеть, потому что он теперь во мне. И эти воспоминания… Эти картины прошлого – душераздирающие, волнующие. Я старательно гнала их от себя. Я не хотела принимать случившееся. Слишком больно! Со стоном я открыла глаза. Мои пальцы побелели от усилия, с которым я вцепилась в плед.

Я ощущала присутствие Лиама у себя за спиной, ощущала его запах, смешавшийся с запахом виски и мокрой шерсти. Мне так его недоставало! Он легонько погладил меня по волосам. Словно прикосновение ветерка… «Моя любовь, mo rùin, я знаю, ты страдаешь так же, как и я. Твоя боль, может статься, еще сильнее моей, потому что ты носишь в себе ужасное воспоминание о том, как он умер… Но я ничего не могу сделать, чтобы облегчить твои муки…»

Утром перед отъездом Лиам вернулся на поле битвы. Он не смог забрать тело Ранальда, потому что солдаты герцога Аргайла заполонили равнину: они отыскивали и убивали выживших врагов. Местные крестьяне, жалкие на вид и оборванные, снимали с трупов одежду и забирали то немногое, что оставили солдаты, после сражения обшарившие поле в поисках военных трофеев. Останки Ранальда не упокоятся на Eilean Munde. На память о сыне мне остались только его берет, плед, спорран и оружие – вещи, которые оказываются бесполезными, как только их хозяин покидает этот мир. Никому не нужный скарб… Я снова разрыдалась.

Пальцы Лиама пробежали по моей заплаканной щеке. Прикосновение теплое, живое, словно говорящее: «Я с тобой!» Лиам пять долгих дней добирался до Карноха. Он признался, что чуть не вернулся назад, в лагерь, потому что не находил в себе сил сообщить мне страшное известие. Последнюю ночь он провел в хижине на летнем пастбище Блек Маунт, в нескольких километрах от нашей деревни, и даже на рассвете еще сомневался, ехать дальше или вернуться.

В долину он спустился возле Лох-Ахтриохтан, подальше от деревни Ахнакон. Потом снова сел в седло и проехал несколько километров, отделявших нас друг от друга, терзаемый душевной болью и страшась того, что предстояло сделать, – убить частичку меня. Ему выпал тяжелый крест… Но муки его на этом не закончились, поскольку еще предстояло передать главе клана перечень павших в сражении. Тот, второй меч, который я сперва приняла за меч Дункана, на самом деле принадлежал Саймону, другу Лиама. Он отдал его бедной Маргарет.

О да! Тяжек был его крест! Стать для меня посланником ада… Я не могла не оценить его отвагу. Но в то же самое время я злилась на него и, сама того не желая, считала виновником своих несчастий и своего горя. Но ведь и он тоже страдал… Одним-единственным взглядом, одним словом я распяла его на этом кресте. Чувство вины терзало Лиама, это было написано у него на лице. Но я не могла его утешить, я агонизировала в собственном страдании.

Теперь я чувствовала его теплое дыхание, словно порыв ласкового ветерка, у себя на затылке, потом – на щеке, потом – на губах. Его губы оказались солеными на вкус. То была соль его слез. Он поцеловал меня нежным, долгим поцелуем, встал передо мной на колени, притянул к себе. Потом взял меня на руки, поднял, отнес в нашу спальню и положил на кровать. Правда ли, что любовь сильнее смерти? Я так нуждалась в нем, в его тепле… Два месяца одиночества. Пустая и холодная постель, тишина в спальне. Он склонился надо мной и медленными движениями начал меня раздевать – осторожно, словно я была раненой птицей. «Лиам, люби меня… Ты мне так нужен! Как нужны цветку свет и воздух. Господь оставил меня. Не оставляй и ты!»

Мне показалось, будто я перенеслась в другой мир, перестала быть собой. Я превратилась в Эвридику, которая попала в ад и теперь ждала своего Орфея, чтобы он спас ее. Мне было холодно. «Лиам, мое сердце зовет тебя! Услышь его!» Обжигающе горячие ладони коснулись моей холодной кожи, оставляя на ней огненные следы. Он накрыл меня своим теплым, крепким телом. Я испустила стон.