Крещение огнем - Гарольд Койл

—       Альфа-шесть, говорит Скаут-шесть. Ладно, отвечай про­сто: да или нет. Вам известно, где произошло соприкосновение? Прием.

—      Говорит Альфа-шесть. Нет.

—     Вы имели связь с теми, кто вошел в соприкосновение, или с его очевидцами? Прием.

—      Говорит Альфа-шесть. Нет.

—    Вы имеете представление о величине, местоположении или характере атаковавшего соединения неприятеля? Прием.

— Говорит Альфа-шесть. Нет.

Наступила пауза. Когда командир батальона снова вышел на связь, он уже не пытался скрыть свой гнев:

—      Альфа-шесть, вы вообще что-нибудь знаете, черт бы вас побрал? Прием.

Снова пауза. Наконец командир робко промямлил:

—     Говорит Альфа-шесть. Вас понял. Разведчик из части два- один, двигавшийся на юг, доложил, что попал под обстрел. Пос­ле этого донесения возобновить связь с Альфа-два-один не уда­лось. Конец связи.

Командир батальона выразил словами то, что так возмущало Диксона:

—     Вы что же, хотите сказать, что послали одну "Брэдли" по главной дороге без всякого прикрытия? Что отправили на смерть пять человек, чтобы узнать, есть ли поблизости мексиканцы, которые не прочь помериться силами?

Через несколько секунд, которые для молодого командира роты А наверняка оказались самыми трудными в жизни, он снова вышел на связь, чтобы ответить своему командиру батальона:

—      Говорит Альфа-шесть. Да. Конец связи.

Диксон выключил рацию. Какое-то время он просто смотрел в иллюминатор на проплывавшие внизу островки скудной мек­сиканской растительностти. "Ну почему, — думал он, — все войны начинаются одинаково? Почему командиры всегда учатся своему ремеслу ценой гибели молодых солдат?". Как ни сочув­ствовал подполковник командиру роты, он знал, что его придет­ся заменить. На его совести было не только ошибочное решение — посланная в разведку машина без прикрытия: он, к тому же, пытался скрыть свой промах. Нельзя терпеть в армии, особенно в разведке, офицеров, которые считают возможным давать не­точные или заведомо ложные донесения. Слишком много чело­веческих жизней зависят от решений, которые принимаются на основе данных разведки. К тому же, Диксон знал, что после словесного разноса и публичного унижения, которое командир роты получил по открытой радиосети, его вера в себя будет на­всегда подорвана. Таким образом, кроме пяти убитых или тяже­лораненых разведчиков, к потерям можно причислить и коман­дира роты, получившего психологическую травму, возможно — неизлечимую.

На главном КП дивизии Керро переключил рацию оператив­ной связи с командной сети батальона обратно, на резервную командную сеть дивизии. Как и Диксон, он слушал разговор между командиром батальона и командиром роты и теперь пре­бывал в ярости. Капитан считал, что командир роты А — непро­ходимый болван, и уволить его из армии было бы слишком мяг­ким наказанием. Да за то, что он натворил, публично кастриро­вать — и то мало. Послать разведчика без прекрытия на вражес­кую территорию — это не что иное, как преступление: хоть с точки зрения военной науки, хоть с позиции здравого смысла.

Нет, вовсе не судьба разведчиков и командира их роты зани­мала сейчас Гарольда. Его возмущало то, что гибли люди. До самого часа "Ч", когда мексиканцы взорвали мосты на Рио-Гранде, в штабе дивизии были офицеры, которые верили, что мексикан­цы, сознавая всю тщетность сопротивления, ничего не предпри­мут. Как подчеркнул начальник разведки дивизии, в 1916 году, когда Джон Першинг с тремя бригадами, преследуя Панчо Ви- лью, вторгся в Мексику, мексиканская армия только делала вид, что оказывает сопротивление. Подобное'' отношение, подкреп­ленное сообщениями объединенного штаба и отрядов глубинной наземной разведки, которые в один голос утверждали, что ос­новные силы мексиканской армии уже отошли к югу, вселяло уверенность, что эта кампания будет легкой. Начальник отдела планирования считал, что дивизия дойдет до самого Монтеррея, не встретив никакого сопротивления, после чего займет отве­денный ей сектор и организует его охрану, пока правительства двух стран будут вести переговоры. А когда поднятая в прессе шумиха уляжется — на это он отводил не больше шести недель — и обе стороны смогут, не теряя лица, достичь соглашения, вооруженные силы США заявят, что операция прошла успеш­но, выведут войска, и на этом все закончится.

Однако, когда с обеих сторон пролилась кровь, этот сценарий перестал казаться столь уж бесспорным. Гибель английского во­енного корабля "Шеффидц" и аргентинского крейсера "Генерал Бельграно" во время Фолклендского конфликта показала: как только прольется кровь и повлечет за собой взрыв патриоти­ческих чувств, все разговоры о логике и здравом смысле тонут в призывах к мщению. Кровь, пролитую во имя Бога и Родины, можно смыть только новой кровью. Капитан считал, что мне­ние, будто мексиканцы позволят им беспрепятственно вторгнуться в свою страну, по меньшей мере, абсурдно. Теперь остается только убедиться, чего стоит мексиканская гордость, на какие жертвы готово пойти правительство Соединенных Штатов, дабы оправ­дать неправильную политику и с какими жертвами смирится аме­риканская общественность, обнаружив, что полной и безогово­рочной победы не бывает.

Поднявшись, Гарольд оглядел фургон. Порой в голову прихо­дят неожиданные мысли, особенно если учесть, что он — давно уже не новичок на войне. Обратившись к сержанту, Керро спро­сил, что сегодня на обед. Запустив руку в стоявшую перед сто­лом коробку с пайками, тот выудил оттуда коричневый пласти­ковый пакет и прочитал надпись На этикетке:

— Э, да вам повезло, сэр. — Бросив капитану паек, он по­дождал, пока Керро поймает его, и только потом торжественно объявил: — Вам положены свиные котлеты.

Скорчив гримасу, Гарольд взглянул на надпись, чтобы убе­диться в правильности приговора. Потом, обращаясь к находив­шимся в фургоне коллегам, произнес:

— Гадость редкостная, но должен же кто-то их есть... С этими словами он повернулся и, выйдя из фургона, пошел искать какое-нибудь тихое местечко в тени, чтобы проглотить обед, хотя бы ненадолго забыв о войне.

Глава 19

Истинный вождь — это тот, кто умеет сочетать непреклонность с мудростью, знание своего дела — с решительностью поступков, искусство организатора — с ремеслом палача.

Только так можно завоевать доверие.

Филипп Петен, маршал

Давно уже ничто так не удивляло Джен Филдс, как приглаше­ние полковника Гуахардо: он попросил журналистку одну, без съемочной группы, посетить ею перед отъездом из Мехико. Хотя можно было найти дюжину предлогов для отказа, как и множе­ство разумных доводов для того, чтобы не согласиться, сама ма­нера, в которой было сделано приглашение, убедила Джен при­нять его. Не прошло и часа с того момента, как она поставила в известность Министерство информации о своем намерении вме­сте с группой покинуть Мексику, как в ее номере появился май­ор мексиканской армии. Вручая ей конверт, он сообщил, что получил приказ министра обороны дождаться ответа, сколько бы времени это ни заняло.

В конверте оказался листок желтой бумаги — вроде той, на которых записывают телефонограммы. Послание, написанное изящным округлым почерком, было кратким и деловым:

Сеньорита Филдс, сочту за честь, если Вы согласитесь по­завтракать со мной завтра в восемь тридцать. Для меня очень много значила бы возможность лично попрощаться с Вами.

Ваш покорный слуга Гуахардо.

Когда, к общему удивлению, Джен сказала майору, что со­гласна, он обещал лично заехать утром, чтобы доставить ее в Министерство обороны. Узнав об этом, Джо Боб сделал все, чтобы отговорить Джен:

— Бог с тобой, Джен! Что хорошего можно ожидать от этого свидания наедине? Может, ты забыла, что наши страны воюют, а он, между прочим, — главная военная шишка? Ума не прило­жу, что на тебя иногда находит.

Но Джен не желала слушать никаких увещеваний. Она реши­ла, и теперь не собирается отступать от своего намерения. Если уж на то пошло, она была игроком по натуре, и никогда не упускала благоприятного случая, а на этот раз судьба преподнес­ла ей подарок на блюдечке с голубой каемочкой.

В кабинете Гуахардо ее ждал легкий завтрак: булочки, фрук­ты, кофе, соки. Пока они закусывали, болтая о том о сем, Джен заметила, что полковник выглядит отдохнувшим и благодушным, что казалось, по меньшей мере, странным для главнокомандую­щего, страна которого находится в состоянии войны. Он, как и всегда, производил впечатление спокойного, уверенного в себе, хладнокровного человека. Это слегка насторожило журналист­ку. Если он, по выражению Джо Боба, "главная военная шиш­ка", не проявляет никаких признаков озабоченности, несмотря на то, что американская армия стремительно наступает, то, быть может, все заверения чиновников из Пентагона, что эта кампа­ния будет легкой, не очень-то обоснованны? Разговаривая с Аль­фредо, Джен наблюдала за выражением его глаз. Она знала, что он, как и Скотт Диксон, ее возлюбленный, смотрит на мир гла­зами профессионального убийцы, которые не выдают ни тайн, ни эмоций.