Сфера времени - Алёна Ершова

холодной клети. В доме полноправной хозяйкой стала бывшая рабыня. Мерзкая змея травила своим ядом окружающих. Стиснутый её кольцами, рос Жирослав. Мальчик научился выживать между вспыльчивым отцом и хитрой мачехой. Когда парню исполнилось пятнадцать, Радослав упросил Давида взять того в младшую дружину. За два года парень зарекомендовал себя как непревзойденный наездник и хитрый, опасный противник. И вот в этом сражении мальчишка легко держался в седле и бил из лука без промаха, словно именно в его жилах текла половецкая кровь.

Боярин крутанул меч, глаза его опасно блеснули. Пламя битвы полыхнуло в душе погребальным костром. Первых двух подбежавших к нему мордвинов он зарубил ещё до того, как они успели напасть. Обманный финт — и меч, пущенный вверх, бьёт снизу под поднятую со щитом руку. Возвратный удар рассекает шею. Не дав опомниться, на Радослава нападает третий. Не тратя времени зря, разбойник замахивается щитом и сильным ударом ранта разрезает ему мясо на челюсти и подбородке. В этот же момент меч Радослава входит в незащищенное доспехом тело. Боярин свободной рукой хватает свою окровавленную бороду, засовывает в рот, плотно стиснув её зубами, чтобы таким образом удержать повисшее мясо. После он выхватывает из мертвых пальцев воина короткий меч и врубается в отряд, подоспевший на помощь товарищам…

Боярин Радослав танцевал свой последний танец, и об руку с ним шла смерть. Он рубил и колол на обе стороны и при этом смеялся, не выпуская окровавленной бороды изо рта.

Когда после битвы дружинника нашли, кольчуга его была изодрана и проткнута стрелами, шлем смят, а голова разбита булавой. Лежал он, синими глазами глядя в небо, а вокруг валялось множество порубленных тел.

В какое-то мгновение в лесу стало удивительно тихо. Сеча окончилась. Не кричали раненые, не ржали лошади, не звенела сталь. Давид выдохнул, утирая кровь и пот с лица. Удачно пущенная стрела застряла в бармице и оцарапала щеку. Ярость битвы постепенно спадала, после себя лишь усталость.

Дружина собиралась подле сотника, а перед Давидом, несмотря на победу, вновь встала задача. Кочевая конница так и не вступила в бой, но сидя в лесу, невозможно было узнать, ушла ли она в степь, или стоит и ждёт дружину, чтобы напасть у лесной кромки. До заката оставалось меньше двух часов, и от принятого решения зависело, будут ли они спать сегодня спокойно, не ожидая нападения, или проведут бессонную ночь, постоянно опасаясь быть настигнутыми врасплох.

Весь предыдущий опыт говорил о том, что конники пожертвовали своими пешими товарищами и скрылись в степи. С другой стороны, никто не мешал кочевникам вернуться в предрассветный час и напасть на уставшее войско. Давид кликнул дозорных и приказал им выйти из леса с разных сторон и осмотреться.

Пока выяснялась обстановка, собирали своих раненых и убитых. Почти двадцать человек потеряла сотня мёртвыми и теми, кто не мог встать из-за ранения. Обескровленного Юрия нашли возле дерева. Кто-то из бойцов успел во время сражения перетянуть ему рану, и только поэтому десятник был ещё жив. Оглушённый Стоян едва дышал и в сознание не приходил. Давид не знал, переживет ли парень ночь. Илье удар топора пришелся под колено. Одному Богу ведомо, как не отрубило ногу, но сухожилие было рассечено, ходить воевода не мог. Про смерть боярина Радослава Давид просто запретил себе думать, так же как запретил себе смотреть на белого, как молоко, Юру. Потом, может дома, он напомнит себе и товарищам, что за славный воин был Радослав, а сейчас нельзя. Отчаяние забирает силы.

Один за другим вернулись дозорные. И чем больше слушал их сотник, тем любопытней вырисовывалась картина. С южной стороны от леса стояла разношерстная армия, состоящая в основной своей массе из марийцев, половцев и булгар. А с северной, неподалеку от разрушенного лагеря, расположилось малое Владимирское войско, отряд половецких наёмников, а с ними мордва. Судя по всему, местные племена решили устроить междоусобицу и в костер своей распри побросали новых сухих поленьев. Давид задумался, собственно, его тоже мордва призвала. Пришли к князю Владимиру старосты пограничных земель, принесли дары и попросили защиты от булгар. Всё как всегда. Про внутренний разлад разговора не было. А тут сам великий князь малую дружину выставил, да еще и с половцами в придачу. Отчего в Муром весточку не передал?

— Давид Юрьевич, делать-то что будем? К Владимирскому войску присоединимся? — спросил один из десятников.

— Пожалуй, нет, — задумчиво протянул сотник. — Такую выгодную позицию упускать не хочется. Да и выйти сейчас незамеченными вряд ли удастся.

— А степняки? Ты думаешь, они нас из леса не выкурят?

Давид в задумчивости покачал головой.

— Сомневаюсь, что им сейчас до нас дело будет, но в любом случае дозорных я по краям выставил, никто незамеченным в лес не войдет. К тому же во Владимирское войско надо весть отправить, что мы тут засадным стоим.

— Позволь мне во Владимирский стан сходить! — вызвался Жирослав.

Давид взглянул на молодого боярина и лишь отметил припухшие от слез глаза и сомкнутые в тонкую белую линию губы. Что ж, не все могут запретить себе думать. Не дай он сейчас парню это дело, захлестнёт, поглотит его пучина отчаяния, и будет что живой воин, что мёртвый.

— Будь по-твоему, держи! — Сотник снял с пояса серебряную привеску со знаком княжеского рода. — Вернёшься живой и с вестями за четверть часа, пожалую тебе коня необъезженного.

Жирослав сверкнул глазами, поклонился и через минуту скрылся за деревьями. Войско осталось ждать. Лошадей не распрягали, доспехи не снимали. Раненых напоили и уложили на конские потники. Убитых оттащили, расчищая место для стоянки.

Давид сидел, прислонившись к дереву, на его коленях покоилась голова брата. Рану десятнику обработали и прижгли. Фросин «спирт» оказался не хуже «огненного вина» отца Никона. И в условиях, не позволяющих прокипятить повязки, был просто незаменим.

Юрий спал, ослабленный ранением, волосы его слиплись от пота, тонкие губы высохли и покрылись белым налётом. Давид смотрел на брата, и душа его немела от ужаса возможной потери. Он уже не злился на него за глупый поступок. Неизвестно, как бы закончился сегодняшний день, не сунься Юра в лес. Может, случилось бы так, что пришлось дать бой войску, намного превосходящему их по численности. И к моменту прибытия владимирцев сотня потеряла бы гораздо больше людей. В любом случае сейчас было страшно представить, что улыбчивый брат больше не очнется, что придётся оставить его здесь, в степи, без отпевания.

Давид сжал кулаки.

— Давай! Живи, дурень, не смей умирать у меня на руках! Как