Чужого поля ягодка - Карри

Миль таращилась на него во все глаза, и любопытство в ней смешивалось с жалостью и капелькой страха, а может быть, с невольным почтением перед сим образчиком мощи. Как и перед слоном, например… или, ближе к реальности, местной броненосной землеройкой. Двигалось чудище, несмотря на солидный вес, неслышно. Как призрак.

«Призрак». Бен остался возле флайера… Зажмурившись, Миль отрешилась от окружения и потянулась вдаль, всей силой тоскующего сердца зовя мужа… Почудилось или впрямь — долетел слабый отклик… И оборвался, как отрезали. Был отклик или почудилось?

Миль открыла глаза… и отшатнулась — над ней нависал огромный силуэт мутанта. Недобро так нависал, три красных глаза полыхали угольями… Какая всё-таки жуть…

А не твоя ли это работа, а, чудище?

«Яхи».

Миль подскочила.

Кто-то что-то произнёс на менто? На этот раз ей точно не померещилось — сказано было вполне отчётливо.

Мутант нервно маячил перед глазами, переминаясь с ноги на ногу, хлопал гляделками, пыхтел, вонял…

Миль насторожённо прослушала близлежащее ментопространство. Где-то в отдалении угадывалось некое лопотание, но не речь, а так, мешанина эмоций. Наверное, крупное стадо каких-нибудь зверей.

Теплое касание большой руки.

Миль подняла взгляд. Это заняло определённое время — мутант был высок, как гора. Одной рукой он старался привлечь её внимание, а тремя другими гулко хлопал себя по широченной груди, производя изрядный шум… и запах, запах!! Точнее — вонь…

«Что тебе?» — буркнула Миль скорее по инерции, как, бывало, разговаривала с кошкой…

«Яхи, — сказало чудище. И повторило: — Яхи, Яхи, Яхи, Яхи, Яхи, Яхи, Яхи…»

«Ты?! — она оторопела. Мутант кивнул. — Ты — Яхи? Звать так?!»

«Яхи звать, так. Ты… не бойся. Яхи не зверь».

Ха, как раз зверей-то я боюсь куда меньше, чем людей. То есть совсем не боюсь.

«А… кто ты?»

«Яхи — ман. Маны — люди», — гордо выпрямился он, подпирая потолок макушкой.

«Это ты-то человек?!»

«Давно, много Дождей назад, маны были люди. Потом был Большой Огонь, люди много умирали, много болели, мало стало живых, ещё меньше — здоровых. Люди болели, кто не умер — стал маном. Ты будешь жить здесь, ты не умрёшь, ты умеешь слышать мана».

«Это ты меня из воды вытащил?»

«Ты лежала в воде у берега. Яхи думал — зверь, подошёл — ты. Думал — мёртвая. Ты дышала, но тебе было плохо. Яхи взял тебя сюда, лечил, поил. Тебе стало хорошо. Скоро будет ещё лучше. Говори с Яхи!»

«Давно ты нашёл меня?»

«Один день».

«Сейчас что — утро, вечер?»

«Сейчас Дождь, вечер».

«Ты нашёл меня вечером?»

«Темно было, да».

Значит, её носило по подземным норам где-то полдня, пока не выбросило наружу. И здесь она около суток. Куда ж её уволокло, что Бена еле слышно?! Норы землероек могут быть как угодно длинны…

Миль снова потянулась вдаль, зовя мужа…

И опять — будто кто-то заткнул ей рот. Миль аж головой потрясла, пытаясь сбросить «кляп».

«Зачем кричишь?» — Яхи надвинулся, загородил собой всё вокруг.

«Это, значит, ты меня заглушил?»

«Яхи, да. Не кричи».

«Зачем ты это сделал?»

«Зачем кричала?»

Он её экранирует! Вот это да! Если так пойдёт, Бен рядышком пройдёт и не услышит её.

«Яхи, я зову своего мужа. Муж и жена должны быть вместе. Дождь нас разлучил, и это плохо. Поэтому я его зову, он придёт, найдёт меня, и мы опять будем вместе.»

«Он тоже умеет слышать?»

«Слышать?… А… Да, конечно».

«Не зови».

«Почему?»

«Яхи нашёл тебя, Яхи — муж».

«Че-его-о?! Чей муж?» — опешила она.

«Ты жена, Яхи — муж, — терпеливо пояснил он. — Маны берут жён у людей».

«Зачем?» — ничего умнее она спросить не придумала.

«У манов совсем мало женщин. Нужны дети, чтобы были новые маны. Кто не может найти жену, того прогоняют. Кого прогнали — долго не живёт, его никто не слышит, он никого не слышит, тут, — ман показал на свою мохнатую голову, — тут у него умирает».

«Ну… ничем не могу помочь. Ты — ман. Я — нет. Я не могу быть тебе женой, мы разные», — Миль постаралась отодвинуться — очень уж близко он подошёл.

«Разные — да. Женой — можешь. Маны тоже были люди. Маны берут жён у людей. Жёны рожают детей. У Яхи есть один сын. Если он умрёт, Яхи опять должен найти жену, она опять должна родить. Теперь Яхи не надо идти к Диким или в Город искать жену. Яхи нашёл тебя. Ты молодая, ты будешь рожать».

«Не буду, Яхи. Я больна. У нас с мужем нет детей.»

Мутант резко наклонился к ней, приблизив своё чёрное лицо почти вплотную к её лицу, уставился тремя горящими глазами, втянул широкими ноздрями воздух… Миль попыталась отстраниться, но он легко пресёк эту попытку. Оставалось только зажмуриться и задержать дыхание… И тут же мощный вопрошающий ментопоток вломился в сознание так грубо, что тело чуть не вывернулось наизнанку, каждой клеточкой стараясь ответить… Не ожидавшая подобной атаки, Миль еле отсекла чужое менто, заблокировалась, закрывшись так плотно, как только смогла…

Но мутант уже отпустил её руки, выпрямился, и глядел теперь с высоты своего роста, покачивая головой. Ждал.

Успокоив несущееся вскачь сердце и отдышавшись, Миль острожно приоткрыла блок, прислушалась — он больше не пытался вклиниться в её менто, глянула сердито:

«Больше не смей так давить на меня!»

«Яхи только проверил. Да, не родишь. Пока. Но ты молодая. Яхи будет лечить тебя, Яхи умеет. Сын Яхи — крепкий мальчик и может выжить. Тогда ты будешь просто жена, не мать».

«Не буду, Яхи! У меня уже есть муж, и другого мне не надо! Он всё равно найдёт меня, понял?»

«Понял. Может, найдёт. Но маны не отдают женщин обратно».

«Отдают — не отдают… А меня спросить не хочешь? Я что — вещь?! И ты что — думаешь, он вот так просто оставит меня тебе и спокойно уйдёт? Он ведь убьёт тебя, Яхи. И тебя, и всех манов!»

«Яхи тоже случалось убивать», — и, сев у огня, он спокойно принялся нанизывать на толстую палку уже потрошёные и ободранные тушки животных.

«Да я сама тебя убью!» — взъярилась Миль, и нерассуждающая ярость её выплеснулась на чёрный мохнатый ком… Без раздумий, без сожалений — ей впервые просто и незатейливо, от души, захотелось убить… Не то, что тогда… убегая от Контроля, когда она сама чуть не умерла. А теперь — теперь ярость её ударилась о черный силуэт у очага. …И разбилась о его защиту — ман только вздрогнул, глотнул воздуху и аж выгнулся, пережидая удар. Это было всё, на что у Миль хватило сил. Всхлипнув, она сползла по холодной каменной кладке и съёжилась на полу, кутаясь в обрывки майки, а больше — в собственные объятия. Бен придёт… Она будет звать его день и ночь, и он услышит же когда-нибудь… Иначе всё зря…

…По жилищу мана распространялся запах жареного мяса… А у Миль в желудке уже очень давно не было ничего, кроме нескольких глотков того мерзкого питья, которым её поил ман. Тело, усиленно заживлявшее многочисленные поверхностные повреждения да вдобавок только что отдавшее и без того небогатый запас энергии на неразумную атаку, поколебалось на грани — потребовать пищи и жить дальше или смириться и начать тихо угасать — и оставило выбор за взбалмошной хозяйкой. Всё равно ведь сделает по-своему. Хозяйка вроде бы помнила о данном когда-то мужу обещании, но муж оказался недосягаем, а перспектива в случае выживания была столь отвратительна… необходимость выжить уже не казалась непререкаемой… жить хотелось всё меньше…

Она не услышала его шагов. Просто вдруг вознеслась вверх: огромные руки легко оторвали её от пола — одной парой ман без особых усилий, как щенка, держал девушку перед собой, а другой заботливо укутывал в большую, мягкую шкуру. Упаковав как следует, перенёс к очагу, примостил к себе на колено и подсунул к её губам объёмистую толстостенную посудину, слепленную, видимо, из глины:

«Пей».

«Не буду».

«Не заставляй Яхи применять силу».

Слегка запрокинув ей голову, он больно сжал щёки Миль с двух сторон так, что губы раскрылись, и наклонил сосуд. В рот Миль хлынуло густое солоноватое питьё, пришлось глотать… Влив всё, что было в сосуде, он поднёс к её лицу кусок мяса на деревянной палке и спросил:

«Ты будешь есть? Яхи может сам разжевать и заставить тебя проглотить. Ты хочешь есть так?» — угроза была более чем реальна.

«Нет. Сама», — мрачно сказала она.

Улыбнувшись, он распеленал ей руки и вручил мясо. Мясо, конечно, было без соли…

«Чем это ты меня поил?»

«Если Яхи скажет, ты не сможешь выпить ещё, а ты должна это пить, чтобы стать здоровой. Почему ты не ешь?»

Миль, крепко задумавшаяся над составом напитка, ответила:

«Невкусно. Без соли».

Он кивнул:

«Ты привыкнешь. Это сначала непривычно. Ешь, привыкай. Можешь присаливать золой, вот, — он показал, как. — Яхи принесёт плоды. Потом».

Сам он уплетал мясо с подобающим ему аппетитом. Миль убедила себя, что голодна, и таки сумела разделаться со своим пресным куском. По крайней мере, пахло оно прекрасно.