Неровный край ночи - Оливия Хоукер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, когда он наконец смог найти для них время, мальчики научили его, как пользоваться рогаткой. Он научился улавливать ритм тетивы и чувствовать вес улетающего камушка. Он может сбить сложенный из прутьев домик с двадцати шагов, с пятидесяти. Есть нечто успокаивающее в этом занятии, нечто умиротворяющее в том, как рогатка и камешек и цель отвлекают тебя от всех размышлений. Этот побег от реальности очень недолгий, но все же это побег. Облегчение, которое ты чувствуешь, когда кожаная тетива вертится в твоей руке.
Ясным воскресным днем, когда солнце сияет ослепительной белизной на снегу, Альберт и Пол берут его с собой на охоту. В совершенной тишине, нарушаемой лишь похрустыванием ледяной корочки у них под ногами, они идут по следу кролика из самого сердца леса в поле братьев Копп.
– Вон он, – шепчет Ал, указывая пальцем.
Кролик маленький, лишь черная точка среди моря сияющей белизны, он движется медленно вдоль изгороди, в поисках какой-нибудь зелени в этот бесцветный, бесплодный сезон.
Ал подталкивает отца.
– Давай стреляй ты.
Антон заряжает рогатку камнем, который достает из кармана. Он натягивает резинку, пока она не начинает гудеть, но когда настает момент выпустить камень, он понимает, что не может этого сделать. Он не может отнять у кролика жизнь. Он промахивается, но камень звучно приземляется на поле, и кролик пускается наутек. Он мчит через все поле, быстрый и напуганный, но зато живой. Антон с чувством болезненного удовлетворения наблюдает за тем, как зверек удирает.
Однажды утром, когда свет серый и тусклый, он проходит вместе с детьми мимо дома местного чудака, старика с одичавшим взглядом по имени Юджин. Юджина редко можно увидеть на улице, но сейчас он примостился на крошечном стульчике прямо рядом с входной дверью. Каждую весну ласточки вьют гнезда под карнизом у Юджина – они делали так целыми поколениями – и слои застарелого помета, белее снега, покрыли землю у фундамента дома. От дыхания старика на усах у него застывают сосульки. Он отрезает кусочки от шмата сала, зажатого в жирной руке. В тот момент, когда Антон и дети смотрят в его сторону, Юджин аккуратно берет зубами кусок сала с ножа. Он жует со смаком, чавкая под кустистой бородой.
Он приподнимает сало, зажатое в кулаке:
– Хотите?
– Нет, спасибо, mein Herr, – отвечает Мария вежливо. – Я уже позавтракала.
Антон рассмеялся бы ее замечанию. Но сейчас он способен лишь на слабую благодарность за то, что девочка усвоила кое-какие хорошие манеры, в это едва верится. Я что-то хорошее оставил ей, научил хотя бы чему-то. Благодарю Бога за это.
Клокочущий смех старика остается позади, по мере того как они поспешно идут к дому. Перед ними возникает церковь Святого Колумбана, белое здание среди беззвучного белого мира. Отсюда видно аистово гнездо, кучку влажных черных прутьев, на которых высокой горой нападал снег. Оно пустует с тех пор, как птица упала вниз.
Альберт говорит:
– Мне не нравится видеть гнездо таким, покрытым снегом.
Бедный мальчик не может забыть аиста с того дня, как открылась стальная дверь. Антон может лишь представлять себе, какие жестокие видения возникают во снах сына – красное, пробивающееся сквозь белизну.
– Как думаешь, что это значит для нас, – спрашивает Ал. – То, что аиста больше нет?
Пол тяжело вздыхает, пиная снег ногой. Он не любит об этом разговаривать, но Ал упорствует:
– Отец Эмиль сказал, что это была удача нашего городка.
– Есть ведь и еще один аист, – напоминает Антон. – И тот, второй, все еще жив.
Пол вдруг разражается речью, как будто что-то прорвало в нем преграду, сдерживавшую его дух, восстающий против это бессмысленной смерти:
– Но второй аист никогда не вернется. Отец Эмиль сказал, что они образуют пары на всю жизнь. Он никогда не вернется, потому что гнездо будет напоминать ему о его мертвой возлюбленной, и он никогда не найдет себе другую пару, потому что его сердце теперь разбито.
Мария долго таращится на брата. Дымка от ее прерывистого учащенного дыхания поднимается все быстрее, пока девочка пытается сдержать слезы. Она, наконец, сдается и закрывает лицо руками, всхлипывая. Пол моргает и шаркает ногами снова. Он тоже смахивает с щеки слезинку.
– Это правда? – Мария повисает на руке Антона. – Vati, правда?
– Нет, милая, это не так, – он наклоняется, чтобы взъерошить ее волосы и поцеловать ее в лоб. – Аисты могут снова найти свою любовь. Со временем, когда он уже не будет так грустить, и наш аист найдет себе пару. Может быть, они даже прилетят обратно в наш город. Они могут поселиться в своем старом гнезде на нашей колокольне.
– Я не хочу, чтобы они возвращались на церковь Святого Колумбана, – говорит Пол. – Это будет уже не то! Это будет не наш аист, не тот, которого мы потеряли.
– Ну же, ну же. – Он собирает их и обнимает, всех троих, драгоценных детей, дарованных ему Богом и судьбой. – Через некоторое время вы не будете уже так тосковать по нему. Уже не будет так больно.
И придет весна, вот увидите. И снег растает. Ночная мгла не может длиться вечно.
35
В эту ночь Антон сидит один на нижней ступеньке лестницы коттеджа. Брюки пропитались влагой от древесины, и он продрог, но холод кажется чем-то слишком незначительным, чтобы обращать на него внимание. Он пытается выдуть колечко, как тогда, прошлым летом, отец Эмиль, когда девочки из Эгерланда смеялись в саду, но у него ничего не получается. Он выдыхает струи дыма одну за другой, и они растворяются среди звезд. Кармин трубки, конечно, слишком мал, чтобы разглядеть его с неба.
Как Антону позволили дожить до зимы? Он это знает вполне отчетливо. Американцы нашли герру Гитлеру занятие во Франции, в Андах. Теперь Бастонь окружен, а повторная попытка Германии взять Антверпен оказалась не таким уже легким маневром. Но все так, как и сказал Пол: как только в расписании СС появится дыра, они обратят внимание на Антона. Сейчас забот у них больше, но даже в этой бесконечной войне заботы не смогут отвлекать их вечно.
Он думает: «Мне нужно сказать Элизабет, что когда я уйду, она должна найти себе кого-то еще. Найти третьего мужа, который сможет продолжить оттуда, где Пол
