Проблема с Джейн - Катрин Кюссе

Он еще раз извинялся за нанесенный ей моральный ущерб и искренне и глубоко сожалел о содеянном. Действительно, это была глупая и злая шутка, более того; теперь он два раза в неделю ходил к психологу и понимал, что у него есть проблемы.

«Я потерял место, которое хотел получить в Манхэттене. Это полностью моя вина, и я могу обижаться только на самого себя. Год назад, в день собеседования, у меня подскочила температура до сорока двух градусов, причину которой установить не смогли, и я был срочно госпитализирован. В больнице меня положили в постель и обложили грелками со льдом. Я уверен, что только страх получить отказ в Нью-скул вызвал у меня такой жар. Так сильно я хотел получить это место! Другого такого не будет! Я потерял возможность жить в Нью-Йорке и заниматься своей любимой работой. Это моя вина, и я это знаю. Я просто хотел сказать, что ты отомщена, Джейн. Часто среди ночи я просыпаюсь весь в поту. Не могу поверить в то, что со мной произошло. Проклинаю себя. Только себя, поверь.

Теперь же я прошу у тебя одного — права на жизнь. Конечно же, эти слова покажутся тебе драматичными. Но если я не найду места преподавателя, то не представляю, как буду жить дальше. Ничего другого я делать не умею, да и нет желания заниматься чем-то еще. Я люблю эту работу. Люблю читать, преподавать, обсуждать прочитанное со студентами. Не деньги и не карьера меня интересуют, а возможность делать то, что я люблю.

Я послал в этом году много писем, предлагая свою кандидатуру, и прошел немало собеседований…»

Джейн вздрогнула при мысли, что в декабре она может с ним встретиться на конгрессе в Сан-Франциско.

«… и даже получил ряд приглашений в университеты. Но затем почему-то мне стали звонить одна за другой секретарши, чтобы аннулировать приглашения. Из пяти университетов. Я безуспешно пытался связаться с деканами этих факультетов. Нет никакого сомнения: все они навели обо мне справки. Слухи распространяются быстро — скоро все уже будут в курсе, и я нигде не смогу устроиться.

Ты, наверное, думаешь, что мне ничего другого не остается, как вернуться во Францию. Но я никогда не проходил там по конкурсу, что позволило бы мне работать в их системе образования. У меня нет диплома педагогического института, и я уехал из Франции, не сдав экзамен на степень магистра. Одно известное издательство опубликовало мой очерк о Саде, но это ничего не меняет. Я даже не уверен, смогу ли найти там место в лицее.

Умоляю тебя, Джейн: дай мне возможность выжить. Я поселюсь в каком-нибудь небольшом городке Соединенных Штатов, и ты никогда обо мне не услышишь, клянусь тебе. Пожалуйста, положи конец этим телефонным звонкам».

Это было так не похоже на Дюпортуа. Но сейчас он казался искренним. У Джейн пропало настроение читать электронную почту. Была половина девятого. Возвратившись домой, она позвонила в дверь к Лине, и та сразу же ей открыла.

— Привет! Хорошо съездила?

Толстый серый кот стал тереться о ноги Джейн. Она вошла в загроможденную мебелью гостиную, которую Лина использовала под кабинет, и протянула ей письмо. Лина пробежала его глазами.

— Ты не думаешь, что с этим пора покончить?

Лина покачала головой и улыбнулась.

— Опять все сначала. Ему следовало бы взять тебя своим адвокатом — после совершения преступления.

Кот запрыгнул на спинку кресла, поближе к Джейн.

— И все-таки, — сказала Джейн, — он уже и так достаточно наказан. Нельзя мешать ему устроиться на работу и лишать средств к существованию. Лежачего не бьют.

Она чихнула и прогнала кота.

— Странная вещь: этот кот все время к тебе липнет, — заметила Лина. — А между тем он не такой ласковый, как Лара, и никогда ни к кому не подходит. Наверное, чувствует твой твердый характер. Будешь что-нибудь пить? Апельсиновый сок? Херес?

— Нет.

Джейн села на старый диван, покрытый мягким пледом, который был весь в кошачьей шерсти, и снова чихнула. Эрл Грей прыгнул ей на колени, устроился поудобнее и закрыл глаза. Он был толстый и тяжелый. Джейн оттолкнула его. Лина села напротив Джейн на подлокотник кресла. Она почесала себе шею.

— Джейн, моя позиция проста и непоколебима. Очень печально, что ты не понимаешь, о чем я говорю.

Джейн прикусила нижнюю губу, с сарказмом глядя на Лину.

— Будь это единственный факт, — снова заговорила Лина, — все было бы по-другому. Но речь идет о двух случаях за два года. Я читаю это письмо и, честно говоря, не верю, что этот тип понимает, в чем его проблема. То, что он крайне расстроен из-за того, что не устроился на работу в Нью-Йорке, сомнения не вызывает! Мне очень жаль, но он действительно может обижаться лишь на самого себя, с этим я согласна. И не на свое сознание, а на свое подсознание, на что-то странное в себе, что побуждает его совершать бестактные поступки и терроризировать девушек. Не думаю, что он сможет остановиться. Я бы не удивилась, если бы с ним и во Франции произошло что-то похожее: иначе, с чего бы это он бросил учебу и уехал из страны? Его поведение напоминает мне поведение педофилов: они могут искренне сожалеть и даже осознавать, что совершили что-то ужасное, но не могут остановиться, — это сильнее их, и именно поэтому общество обязано защищать от них детей.

— Насколько мне известно, я — не ребенок. И Дюпортуа ничего не совершил: он не дотронулся ни до чьего тела.

— Это всего лишь вопрос времени. Я предпочитаю не рисковать. В Дюпортуа есть что-то гнилое, и как только рассказываешь декану о его шуточках, у того сразу же пропадает желание брать его на работу.

— Еще бы! Потому что…

— Почему? — прервала ее Лина, повысив голос. — Потому что все видят здесь повторяющийся сценарий и думают о молоденьких студентках, которых обязаны охранять! Я лично ничего не имею против Дюпортуа. Пока он не будет преподавать девчонкам, которые могут вызвать в нем желание сыграть с ними мерзкую шутку, он может делать все, что хочет: изучать право, быть литературным посредником или развозить пиццу, работать на Уолл-стрит или зарабатывать кучу денег в агентстве недвижимости, мне все равно. Кстати, я собиралась разогреть остатки пиццы с четырьмя сортами сыров. Будешь есть?

Обсуждение закончилось. Джейн отказалась от приглашения. Придя домой, она отложила письмо в сторону. На следующий день, включив в своем кабинете компьютер, она нашла длинное письмо от Алекса. Забавное, с юмором, просто очаровательное. Он очень рассмешил ее. Джейн совсем не знала его, а, между тем, он стал ее самым близким другом. Это письмо скрасило неприятное впечатление от разговора с Линой. Она не могла больше представить свою жизнь без этих отношений, которые они постепенно выстраивали в течение полутора месяцев и которые, однако, были очень зыбкими. Переписка больше скрывала, чем раскрывала: она показывала только лучшие качества каждого из них. Встреться Джейн хоть на минуту с Алексом, она могла бы потерять интерес к нему. Достаточно было, чтобы Алекс оказался похожим на Карла или лысым, или без подбородка, или просто ей не понравился бы. Хватило бы даже, несмотря на то что он оказался бы стройным, с красивыми темно-русыми волосами, светлыми глазами, небольшим подбородком, чтобы ей не понравилось выражение его глаз или лица, или улыбка, жесты, или то, как он движется, — короче, он сам. На самом деле она общалась с ним, чтобы придать уверенности себе. Больше всего ей нравилось его восхищение ею. Рано или поздно, а возможно, и очень скоро образ Алекса приобретет конкретные очертания, и тогда эта переписка, приносившая ей радость последние семь недель, прекратится. Это был не пессимистичный, а трезвый взгляд на вещи. И такая неизбежная перспектива ее огорчала.