Дикая Флетчер - Кэти А. Такер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой мозг все еще пытается осмыслить происходящее, когда Джона тихо стонет: «Калла».
Я могу только стонать в ответ, так как каждый квадратный сантиметр моего тела ниже рта начинает гореть от его прикосновений.
Он меняет положение, расставляя ноги подальше друг от друга. Его свободная рука скользит по моей спине, и он притягивает меня к себе, наши тела прижимаются друг к другу. Я чувствую его возбуждение своим животом.
Его рот покидает мой, чтобы найти мою шею, и я издаю хихикающий стон, ощущение его бороды на моей коже одновременно опьяняет и щекочет. За этим следует протяжный глубокий стон, когда он проводит зубами по тому же месту.
– Твоя одежда промокла, – бормочет Джона. Его руки скользят по моей спине, чтобы проверить подол туники и легинсы, делая паузу, чтобы крепко обхватить меня с каждой стороны, а кончики его пальцев восхитительно впиваются в мою плоть. Он резко отстраняется и делает два широких шага назад. – Сними их, – мягко требует он низким голосом. – Я повешу их, чтобы высохли.
Он складывает руки на широкой груди и спокойно, терпеливо ждет, его свирепый взгляд устремлен на меня, губы приоткрыты.
– Ты тоже.
Его штаны промокли.
– Ты первая, – выпаливает он в ответ, его глаза горят.
В домике стоит мертвая тишина, за исключением барабанного боя дождя. Он затаил дыхание, понимаю я.
Глубоко сглотнув и внезапно почувствовав нервозность, я задираю подол своей туники и поднимаю, согнув руки, чтобы стянуть через голову.
По моей коже пробегают мурашки, когда взгляд Джоны скользит вниз по моему белому кружевному бюстгальтеру, по моему плоскому животу.
Джона протягивает руку, и я бросаю ему свою рубашку. И он по-прежнему ждет, не говоря ни слова.
Я снимаю дождевые сапоги и отбрасываю их в сторону, а затем, засунув большие пальцы под пояс легинсов, снимаю их, стягивая мокрый хлопок с ног и лодыжек, а вместе с ними и носки.
Глаза Джоны поднимаются по моему телу, затем снова опускаются, несколько раз задерживаясь.
– Тебе холодно.
– Ага.
Несмотря на то, что каждый сантиметр моей кожи словно горит под его взглядом.
– Тогда лучше поторопись и закончи, – шепчет он с кривой улыбкой, моя одежда болтается в его руке.
Мы оба знаем, что мое белье сухое. Ну, сухое, если говорить о дожде.
Я чувствую легкое головокружение, когда тянусь назад, чтобы расстегнуть лифчик, позволяя ему ослабнуть и соскользнуть с моих рук.
– Кстати, они настоящие, – глупо произношу я, когда прохладный воздух скользит по моим затвердевшим соскам.
Челюсть Джоны сжимается.
– Я вижу.
Я делаю глубокий вдох, затем оттягиваю резинку на бедрах, позволяя обтягивающему кружеву упасть на пол.
– Черт, – шипит Джона.
А затем направляется к вешалке, спеша развесить и закрепить мои вещи прищепками, а я стою в прохладной, темной хижине, пытаясь побороть желание обхватить себя руками. Что-то подсказывает мне, что Джона предпочитает уверенность.
– В постель. Сейчас же, – бормочет он, и мое сердце начинает колотиться в груди. Я никогда не была с парнем, который требует подобных вещей. Я никогда бы не подумала, что меня это заводит.
Я опускаюсь на колени на поролоновую подушку – шириной с двухместный матрас – и натягиваю полностью расстегнутый спальный мешок на свое тело, а затем спокойно наблюдаю, как Джона снимает ботинки и носки.
Он тянется через голову, чтобы снять рубашку, и я задыхаюсь, впервые увидев широкую спину Джоны, его кожу оливкового цвета, обтягивающую мышцы, которые расходятся от позвоночника к лопаткам.
Он поворачивается и открывает мне не менее впечатляющий вид на свою грудь, покрытую тонкой пылью пепельно-русых волос, которые спускаются вниз, в длинный темный шлейф, исчезающий под поясом.
Я невозмутимо смотрю, как он уверенно расстегивает ремень и пряжку, сдвигая все одним движением.
С моих губ срывается легкий вздох, когда я вижу его полностью, и мои глаза расширяются. Эти нелестные мешковатые джинсы скрывают тот факт, что ноги Джоны массивные, длинные, мускулистые и покрыты еще большим количеством пепельно-русых волос.
И что весь он такой же пропорциональный.
Я чувствую, как мои ноги начинают разъезжаться по собственной воле.
Мне приходится поднять глаза вверх, когда Джона идет ко мне, его улыбка злая и дерзкая. Боже, я влюбилась в эту улыбку. Однако это ощущение быстро исчезает, как только он опускает свое массивное тело на крошечную подушечку рядом со мной, снимая с моего обнаженного тела покрывало, чтобы освободить себе место под ним.
Его голая кожа горячая, и все же я дрожу.
Как мы перешли от одного неожиданного поцелуя в коридоре сегодня утром к этому? Я не такая девушка, я не перехожу к действиям так быстро. И все же я здесь, придвигаюсь ближе к Джоне, свободно принимаю его руку, когда он опускает ее под мою голову, приветствую его губы, когда они открывают мой рот, и все это в то время, как мое сердце стучит в ушах.
Я впервые провожу длинными ногтями по его бороде, занимая себя восхитительными, царапающими ощущениями, в то время как он, кажется, жаждет занять себя моим телом. По моему позвоночнику пробегают мурашки предвкушения, я остро ощущаю, как его твердая длина упирается в кожу моего бедра, как Джона перебирает пряди моих волос, а затем прижимает свою руку к моему горлу.
– Не могу сказать, что ожидал такого поворота событий, – шепчет он, медленно проводя ладонью по моим ключицам, по контуру левой груди, задерживаясь там надолго, прежде чем продолжить движение вниз по животу, по тазу, дальше… дальше, насколько может дотянуться, не проявляя никаких колебаний, словно запоминая мои изгибы.
Мое дыхание сбивается, когда его рука скользит между моих ног. Он прикасается ко мне гораздо нежнее, чем я от него ожидала.
– Ты нервничаешь, – бормочет он, его грубые пальцы неожиданно мягкие, когда погружаются в меня.
– Нет, не нервничаю, – лгу я под шепот и поцелуй.
– Почему ты нервничаешь?
Я колеблюсь.
– Потому что это в первый раз? – Это звучит как вопрос.
Джона игриво прикусывает мою нижнюю губу зубами, а затем отпускает ее.
– И это единственная причина?
Признаю ли я правду прямо сейчас? Что иногда Джона может быть пугающим, что я и раньше ощущала на себе удары его осуждающей длани, и это было неприятно, а теперь я нахожусь в гораздо более уязвимом положении,
