Зачеловек - Юрий Никитин

Полковник Торстон осторожно прервал:

— Осмелюсь заметить, генерал Моррисон, мы выполним любой приказ. Нам не требуется обоснование. Мы — солдаты!

Майор Уилкинс кивнул:

— Мы солдаты.

— Я знаю, — тепло выдохнул Моррисон. Он обнял Торстона, потом Уилкинса. — Я знаю, но вы еще и друзья. Потому и сказал вам то, чего никому бы не сказал. Потому и выбрал для этой цели именно вас. Вы должны ударить в самое сердце исламской гадины!

Он вздрогнул, по лицу пробежала судорога. Полковник и майор промолчали, лишь незаметно переглянулись. Генерал справился с собой, сказал уже деловым голосом:

— Сейчас к вашим самолетам подвешивают бомбы большой мощности. Ваша цель — мечети Мекки и Медины. Вы, полковник Торстон, прежде всего сбросите бомбу на Каабу, вы знаете, это самое священное место для мусульман всего мира. Пусть ислам узнает, что мы вовсе не слабые. Пусть узнают, что, если нас вывести из себя, им же и придется очень плохо!.. Пусть запомнят, что отныне им лучше спрятаться в дальних углах планеты и больше никогда-никогда не выступать с заявлениями, что они-де поставят нас на колени. Своим бомбовым налетом вы, друзья мои, навсегда поставите точку в этой войне двух цивилизаций. Ибо мусульман надо не только разбить в военном отношении, но и устрашить.

Они стояли вытянувшись, оба побледнели. Моррисон поглядывал пытливо, задание в самом деле страшное, но не страшнее того, что выпало на долю экипажа «Энолы», который сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Правда, с тех пор накал сражений сильно поутих, битвы стали проходить под защитой всевозможных конвенций, гражданское население велено оберегать всеми способами…

Уилкинс шевельнулся, проговорил хриплым голосом:

— Я понимаю. Атомная бомбардировка Японии, да? Моррисон с облегчением вздохнул.

— Вы поняли абсолютно верно, полковник. Не примени мы тогда атомную бомбу, Япония сражалась бы до последнего человека. И свои бы япошки гибли миллионами, и наших убили бы сотни тысяч. А так… фактор устрашения! Одной-единственной бомбой мы уничтожили огромный город с мирным населением, не потеряв ни единого солдата.

Значит, можем и другие города… И Япония в страхе капитулировала.

Их лица медленно обретали цвет, он с удовлетворением следил, как во взглядах снова появилась гордость и самообладание. Да, тяжело бомбить невоенные объекты, но куда труднее было тем летчикам, что сбрасывали атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки! А сейчас уже знают на их примере, что это оправданно. Такой бомбардировкой спасут и жизни миллионов арабов, что сразу поймут тщетность сопротивления. Им нужно показать, что и американцы бывают свирепыми и жестокими, когда их заденут. Свирепыми, жестокими и кровожадными. Так что вспоминайте эту бомбардировку, как вспоминает весь мир Хиросиму, и ужасайтесь возмездию.

Олег внезапно прервал Викторию на полуслове, прислушался. Лицо покрыла смертельная бледность.

— Мрак! — вскрикнул он. — Мрак!

Голос был страшным, Виктория ахнула, в их комнате, где только они двое, внезапно прямо из стены выпрыгнул Мрак.

— Что случилось?

Он быстро взглянул на Викторию, она вздрагивала, но старалась держать себя в руках.

— Мрак, — сказал Олег сдавленным голосом, — давай на Ближний Восток. Один маньяк отдал приказ разбомбить мечети и Каабу. Быстро все останови… я не могу, я должен держать нити, не дать спутаться.

— Будет сделано, — ответил Мрак бодро, но по лицу Олега понял, что дело срочное, снова покосился на Викторию, улыбнулся виновато, глазами указал на Олега, пусть он все и объясняет, исчез.

Виктория, вздрагивая, поднялась, сделала пару нетвердых шагов к тому месту, где только что стоял Мрак, протянула руку и пощупала пустоту.

— Он… он здесь был?

— Да, — ответил Олег коротко.

— А сейчас?

— Летит над Аравийским полуостровом, — ответил Олег неохотно. — О-о-оп!.. Обезвредил ядерную бомбу. Тот маньяк даже не сообщил летчикам, что у них бомбы не просто повышенной мощности, а ядерные! Вот сволочь… Или нет, не просто сволочь…

Вошла Тигги, прислушалась, но ничего не сказала. После паузы Виктория спросила тихо, почти шепотом:

— Но… как?

Олег не стал выяснять, к чему относится это «как», ответил напряженно:

— Виктория, мы сказали тебе не все. Все нельзя, твой хребетик, как говорит Мрак, переломится. Извини, я сейчас разговариваю еще с тремястами тысячами и кое-что меняю сразу в четырех разных локациях. А для меня такой пустяк пока еще сложно. Я ведь только человек, не позволяю себе стать больше, чем человек… хотя и очень хочется.

Мрак возник в помещении, будто разом отдернул шторку. Он сразу же сделал шаг вперед, дышал часто, волосы дыбом, глаза разъяренные, закричал яростно:

— Олег! Ты хоть представляешь, что они хотели сделать?

— Разбомбить мечети, — ответил Олег отрывисто. Он тряхнул головой. — Разве не так?

Мрак тяжело рухнул за стол, дрожащими руками подгреб к себе широкую медную чашу. Виктория, бледная и вздрагивающая, торопливо налила ему вина. Мрак жадно выпил, бросил быстрый взгляд на кувшин, Виктории почему-то показалось, что намеревался закусить кувшином, как сухариком, но удержался в рамках цивилизованности, протянул руку на другой край стола и сграбастал там, где только что было пусто, большой кусок жареного мяса.

— Так, — ответил он. — А ты хоть понимаешь зачем?

— Чтобы навредить, — ответил Олег. — Извини, я сейчас заканчиваю… Так, давай. Я их всех…

— Послал?

— Нет, прекратил разговор.

— Правильно, — одобрил Мрак, — пусть отдохнут от твоего занудства. Так вот, Олег, этот генерал, оказывается, не такой уж и ненавистник всего арабского и мусульманского, как можно подумать. Более того, он уже не генерал Фитцджеральд Моррисон, а Бен Юсуф-али, верный последователь пророка Мухаммада! Да-да. Это я выяснил на обратном пути.

Олег нахмурился.

— Час от часу не легче. Тогда зачем?

— Вот видишь, — ответил Мрак невнятно, он пожирал мясо большими кусками, рычал и с наслаждением вгрызался крепкими белыми зубами. — При всей нашей мощи что-то не понимаем, чего-то не можем вовсе.

Виктория вздрогнула, сказала напряженно:

— Погодите… Есть одна мысль. Дикая, конечно. Олег кивнул, а Мрак подбодрил вслух:

— Давай. Сейчас только дикие и проходят.

— Из какой он организации, узнать удалось?

— Нет, но… — ответил Мрак. Он перестал жевать, взгляд устремился в пространство, — …но сейчас все узнаем… Та-а-ак, он один из самых продвинутых адептов школы Омар Тефика, который проповедует необходимость коренных реформ в исламе. За это, естественно, ему достается от шиитов и суннитов, а некоторые экстремисты из радикальных течений даже пытались убить Омар Тефика… Это вы знаете, пропустим… и это пропустим… Так, учился в Гарварде, закончил Вест-Пойнт, знаком с западной философией, получил степень по истории иудаизма, есть шесть работ по основам ислама…

Виктория выждала, когда замолчит, кашлянула, взгляды остановились на ней, сказала напряженным голосом:

— Скорее всего, они попытались это сделать!.. Да. Попытались именно таким образом. Это так характерно для мусульман! Но то, что получилось у иудеев из-за катастрофы, эти пытаются сделать сами…

— Руками американцев, — вставил Мрак.

— Да, руками своих врагов.

Тигги взмолилась:

— О чем речь? Виктория, говори яснее!

Виктория коротко взглянула на Олега, у того вид хмурый, похоже, все понял и возмутился, а также очень огорчен, что, несмотря на его мощь, так просто обвели, Мрак молчит, Виктория перевела дыхание и заговорила как можно спокойнее и убедительнее:

— Ислам силен, но и у него есть слабое место… Нет, даже не слабое, но которое не дает развиваться шире, стать в самом деле из мировой религии — общемировой, что вобрала бы в себя всех и вся. Да, ислам и так мировая религия, не надо мне показывать, Тигги, что ошибаюсь, но именно Кааба, именно Мекка и Медина — эти священные места для всех мусульман мира, сдерживают возможности ислама адаптироваться к местным условиям. Это христианство легко допускает изображения Иисуса Христа в виде негра, так его рисуют в Африке, для ислама же подобное немыслимо. Однако же если Мекка и Медина сгорят в атомном огне, то мусульмане окажутся в таком же положении, как и иудеи, у которых Великий Храм был разрушен тысячи лет тому, и потому у них в других странах только синагоги, что значит — молельные дома, но никак не храмы. Храм может быть только один, этот храм сейчас у каждого верующего иудея в сердце, все живут верой и надеждой когда-то да воссоздать свой Храм… Вы поняли?

Тигги ахнула.

— Значит, реформаторы задумали все сделать во время войны, да еще и руками американцев?

— Как видишь. И едва-едва не удалось, как догадываюсь.