Хивинские походы русской армии - Михаил Терентьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туркмен считают до 35 000 кибиток или до 175 000 человек обоего пола. Грабят они и соседей хивинцев, и друг друга, а хана не слушаются. 3 июня Кауфман объявил явившимся к нему туркменским старшинам, что больше грабежей и неповиновения их хану не потерпит, в противном случае «пощады вам не будет». Затем диван постановил, что все население, не исключая туркмен, должно по раскладке доставить в русский лагерь провиант по назначенной цене. Где взять этот провиант скотоводу, который не сеет, не жнет и в житницы не собирает, а в случае нужды отнимает хлеб у земледельца? Грабить же запрещено… Можно было заранее сказать, что даже и полуоседлые туркмены не исполнят такого требования, так как, конечно, прошлогодний посев был почти весь съеден ими самими, а новый еще не поспел.
Затем 18 июня объявлен был манифест хана об освобождении рабов. Туркмены часть своих земель возделывают преимущественно под джугару и клевер для корма скота и немного под хлеб, но отнюдь не сами, так как даже арыков своих не хотят чистить и поправлять, хотя это составляет натуральную повинность. Землю возделывают для них пленные рабы персияне, за которыми им приходится охотиться Бог знает где, за тысячи верст! Туркмены не отпустили ни одного раба…
За такие два ослушания Кауфман наложил на них денежный штраф, по такой раскладке, «чтобы, не разоряя их окончательно, достаточно ослабить их силу и кичливость, поставить в невозможность скоро оправиться и этим привести их в подчинение и зависимость от хана», так говорится об этом в «материалах» под редакцией Троцкого.
Под выражением «наказать Хиву» Кауфман и его сподвижники разумели: наказать туркменов… В материалах так-таки прямо и говорится, что «иначе не была бы достигнута цель всей экспедиции, и русским войскам нельзя было бы выйти из пределов ханства, что противоречило бы высочайшей воле: наказать Хиву»…
Контрибуция наложена в размере 600 000 рублей. Половину должны были внести хазаватские туркмены. 100 000 они должны были внести в 10 дней, с 7 по 17 июля, а 200 000 в следующие 5 дней. То есть к 22-му числу все должно быть кончено… Вызваны были старшины и им это объявлено. Откладывать мы не могли, потому что в августе надо уже выступать по домам. Старшины, и те не все, собрались только 5 июля и, стало быть, до 7-го едва ли бы успели даже объявить своим о наложенном штрафе. Пятерых отпустили 6 июля, а 12 оставили заложниками. Это также оригинальная мера: именно тех людей, которые должны были сделать раскладку и собирать с подчиненных деньги, засадили под арест! Очевидно, что ничего не было упущено, чтобы только раздразнить туркмен и вызвать у них волнения… Можно думать даже, что и самое освобождение рабов направлено было против туркменов же.
Для понуждения хазаватских иомудов к исправному и быстрому взносу пени послан к ним, так сказать, экзекуционный отряд из 8 рот пехоты, 8 сотен, 10 орудий и 8 ракетных станков под начальством генерала Головачева. Кавалерией командовал полк. Блок. В составе отряда были и все прибывшие после занятия Хивы: Новомлинский, Дрешерн, Есипов и Гринвальд; таким образом, в видах справедливости, и им предоставлялась возможность «понюхать пороху» и приложить руку к «справедливому» делу. Странно, конечно, одно: туркмены еще не отказались внести контрибуцию, а уже к ним послана экзекуция…
Головачеву дано было предписание от 6 июля 1873 г., за которое впоследствии Кауфману приходилось часто краснеть, оправдываться, объяснять, будто роковые слова предписания были только фигуральные выражения для украшения слога и не его вина, что исполнители поняли их буквально… Сначала даже он было и вовсе отказался от этого предписания. Известный писатель Скайлер, описывая в рапортах к американскому посланнику все, что видел и слышал в Туркестанском округе, написал между прочим, что Кауфман отдал 6 июля приказ по войскам такого-то содержания; рапорты были напечатаны в красной книге официальных донесений дипломатических агентов Северо-Американских Штатов… Это произвело необычайное впечатление… русских корили за варварство и жестокость, достойные гуннов и баши-бузуков…
Наши возражения заключались в том, что Скайлер врет, потому что такого приказа не было вовсе. И ведь действительно: приказа не было! Было предписание, но это совсем в другом исходящем журнале!
Как раз когда Россия вопила о зверствах турок в Болгарии, в Англии появилось большое сочинение Скайлера: «Turkistan by Eugene Schuyler». Он указывал и на зверства русских в Средней Азии; факты ему давали: разгром туркмен в 1873 и Коканда в 1875 годах. Русская печать была возмущена приводимыми фактами, а главное, текстом приказа. Заподозрили и этот текст, и правдивость Скайлера, противополагая ему корреспонденции другого американца, Мак-Гахана, который о них не упоминает. Были и такие, что верили Скайлеру вполне.
Редактор «Туркестанских Ведомостей» Маев, сам участвовавший в экзекуционном отряде, написал возражение весьма слабое, которое и начал воскурением фимиама Кауфману, Троцкому, Головачеву и Скобелеву, которые-де не нуждаются в защите, ибо «это личности настолько светлые, насколько благородные и талантливые, что их не могут запятнать брызги грязи, разлетающиеся из-под пера некоторых публицистов», а Маев встал-де на защиту всей русской армии.
Его защита помещена также в «материалах», и совершенно напрасно, так как остальные «материалы» категорически подтверждают то, что Маев отрицает.
Конечно, у него сказано, что приказа не было, что войска ничего не знали и что Кауфман знал, кому давать предписание, знал, что Головачев не злоупотребит им. Не приложив текста этого предписания, Маев, однако, говорит: «Что в предписании генерала Кауфмана не требовалось непременного истребления туркменского населения, не исключая женщин и детей, показывают также и все происшедшие во время экспедиции события». События эти вот какие: 1) после первой же стычки Головачев отпустил на волю 15 пленных; 2) Мак-Гахан видел только одну убитую женщину, но это, конечно, прискорбно, но неудивительно; 3) офицеры и солдаты очень гуманно относились к детям и женщинам, «брошенным» туркменами на дороге; 4) если Головачев поголовно истребил всех туркмен, то кто же нападал на отряд в ночь на 15 июля?
Кроме того, казалось бы, что после жестокой расправы русских с туркменскими женщинами и детьми туркмены должны бы нас ненавидеть, а они, напротив, нас предпочитают хану и в спорах с ним тянут его на суд к начальнику Аму-Дарьинского отдела.
Что касается Коканда, то и там мы хотели только помочь хану и покорить, под нозе его, непослушных подданных, и все россказни о жестокостях Скобелева — пустые сплетни и враки.
Словом, защитил русскую армию!
Приведем теперь выдержку из знаменитого предписания: «Дабы ближе следить за ходом сборов иомудов, прошу ваше превосходительство отправиться 7 сего июля с отрядом в Хазават, где и расположить его на удобном месте. Если ваше превосходительство усмотрите, что иомуды не занимаются сбором денег, а собираются с целью дать войскам отпор, а может быть, откочевать, то я предлагаю вам тотчас же двинуться в кочевья иомудов, расположенные по хазаватскому арыку и его разветвлениям и предать эти кочевья иомудов и семьи их полному и совершенному разорению и истреблению, а имущества их, стада и прочее — конфискации».
Кажется, достаточно ясно? Конфискация относится к имуществу, а истребление — к семьям туркменов.
На беду, копию с этого предписания Кауфман послал в полк Саранчеву, заступившему место Веревкина, этого представителя Оренбургского округа, глава которого Крыжановский, конечно, такому документу был рад, по особым отношениям к Кауфману.
Самому Саранчеву также было дано предписание от 6 июля, в котором говорилось, что по возвращении Глуховского из Сарыкамыша оренбургский отряд должен идти не на Ходжейли, а на Кизил-Такир, и если увидит, что туркмены хотят дать отпор или уйти, «то ваше высокоблагородие немедленно имеет произвести движение по кочевьям иомудов и предадите кочевья и семьи их разорению и истреблению, а стада и имущество конфискованию». Слова несколько другие, есть даже «имеете произвести движение», а смысл все тот же: семьи истребить, имущество конфисковать.
Сомневаться уже нельзя, что Кауфман именно хотел истребления ненавистного народа от мало до велика… На стр. 51 материалов приведены слова Кауфман старшинам: «Наказание будет жестокое и виновниками гибели себя, ваших семейств и всего имущества вы будете сами…»
Если бы и после этого кто-нибудь стал бы еще сомневаться, то мы приведем еще одно предписание Кауфмана Головачеву от 10 июля, приложенное, как и первые два, к «материалам».
В этом предписании Кауфман уведомляет, что он отпустил старшин, задержанных в лагере, и «объявил им, что если жители не будут уходить с мест своего жительства, а займутся сбором контрибуции, ваше превосходительство приостановитесь их разорять, а будете наблюдать за тем, что делается в их среде, и при малейшем покушении их уходить, приведете в исполнение приказание мое об окончательном уничтожении непокорного племени».