Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Корнева Наталья Сергеевна

Кто посмел сделать это!

То, что Учитель не сбежал с Яниэром и остальными, а добровольно принял смерть, которую была возможность избегнуть, путало и кардинальным образом сбивало привычные установки. Зачем Учитель остался? Он сделал это нарочно, — гордо ушел за последнюю межу, чтобы стать мучеником и не оказаться во власти предавшего ученика? Или… во власти кого-то более могущественного и опасного? Элиар с дрожью припомнил прекрасную госпожу Ишерхэ и то влияние, которое она могла оказывать на Учителя. Возможно, Учитель больше не мог этого выносить и потерял надежду.

После нескольких минут неверия и полного отупения настрой Элиара изменился, становясь всё более беспокойным: сердце застучало в груди, как боевой барабан. Вспышка гнева — и разум будто заволокла ярко-красная пелена. С дикой, почти звериной яростью Элиар стащил с алтаря, покорное, податливое тело Учителя и начал лихорадочно трясти за плечи:

— Вставайте! — остервенело кричал он, не помня себя, еще пуще злясь от собственной беспомощности. — Немедленно вставайте, слышите! Не смейте уходить! Вы не посмеете снова сделать всё по-своему!

Почему так больно жжет в груди, когда внутри, как он думал, всё давно обратилось в камень? Чувства сделались острее острого и пронзили насквозь — болью настолько глубокой, что он даже не мог ее признать. Сраженное чем-то вернее стали глупое сердце никак не могло понять, что Учителя больше нет. Что-то в нем разлетелось вдребезги, погибло навсегда, что-то, чего Элиар так и не сумел собрать воедино.

Странное опустошение овладело им. Учитель находился в его руках, принадлежал ему безраздельно. Наконец он мог сделать с проклятым наставником что угодно, отплатить за многолетние унижения и предательство. Разве не этого он хотел? И почему кажется, будто это из его собственного тела по капле утекает жизнь по мере того, как плоть Учителя постепенно холодеет?

За окнами, равнодушное к его мукам, закатывалось в океан солнце — последнее солнце эпохи.

В свой смертный час Учитель был одинок: ушел, оставленный всеми, кого любил и о ком так много заботился. Ни одного из учеников не оказалось рядом, чтобы защитить или хотя бы поддержать его. Где, чтоб ему провалиться, проклятый услужливый Яниэр, когда он так нужен? Где Агния, единственная чистокровная из них, самодовольная высокородная наследница великих династий Лианора? Где все те, кто в глазах его светлости мессира Элирия Лестера Лара всегда были лучше, чем он?

Злость на соучеников и на весь народ Совершенных неожиданно сильно вспыхнула в сердце. Глядя на Учителя, вечным сном спящего у него на руках, Элиар чувствовал, как сердце опутывают и крепко сжимают шелковые нити отчаяния.

— Как это случилось… Кто сделал это с вами?

Чья злая воля перечеркнула все его планы? Разум помутился совершенно. Придя в бешенство, Элиар несколько раз с силой ударил мертвеца по лицу и вдруг, резко остановившись, осторожно погладил самый уголок рта, сам опешив от того, что творит.

Да что с ним такое? Он сошёл с ума, не иначе, если этот ужасный человек кажется ему привлекательным, тем более после смерти.

Но Элиар не мог не сделать этого. Не мог не украсть последнее тающее тепло губ, которых скоро будет не разомкнуть. Невинное краткое прикосновение…

Несколько мгновений или вечность Элиар молча обнимал и гладил мертвое лицо Учителя, который был так близко и так бесконечно далеко. Как мог наставник оставить его? Оставить его совсем одного?

Мир замер. Сейчас должно ликовать, не так ли? Он победил. Но боль и ненависть как будто только усилились, бурлили в груди, доводя Элиара до исступления. Человек в его руках не отвечал; он молчал строго и велико — потому что был мертв.

Четко очерченные губы чуть приоткрылись от недавнего дерзкого прикосновения, и Элиар задрожал от бессильной ярости на самого себя — настолько притягательным вдруг оказался этот чувственный излом. Он выжил из ума? Что с ним такое? Как разобраться в небывалой путанице чувств?

Учителя больше нет. Его светлость мессир Элирий Лестер Лар ушел на вечерней заре, как и положено жрецу Закатного Солнца, до последнего защищая свой храм. Ушел, не попрощавшись. Ещё предстоит привыкнуть к мысли, что больше никогда не услышать тонких насмешек наставника, принять, что больше никогда на нем не остановится холодный колкий взгляд глаз, в которых вставал океан. Знакомые обертоны голоса, ненавистного, любимого голоса, больше не будут струиться вокруг. Никогда.

Больше никогда.

Учитель ушел, и пустота, оставшаяся вместо него, грозила поглотить целый мир. Пустота — дикий апофеоз всего этого длинного дня… всей его непутевой жизни. Пустота. И ощущение полной растоптанности от того, что он больше не увидит ненавидимого им наставника. Привычная реальность обрушилась, в один миг потеряв смысл: цветные осколки ее беспорядочно лежали вокруг. В сердце Элиара всегда была война, теперь же оно молчало, оцепеневшее, оглохшее от битв. Это конец.

Всё было предельно ясно, но сердце упрямо сопротивлялось разуму. Как выяснилось, гнев и тоска не улеглись со смертью Учителя. Напротив, внезапная потеря помогла осознать, насколько большую часть в его жизни занимал Красный Феникс.

Этот ужасный человек должен жить — и принадлежать только ему, ему одному. Он должен был расправиться с ним сам! Это его право и больше ничье.

Нет, он не отпустит наставника, не отдаст смерти без боя: он еще не свёл все счёты. Даже после смерти Учитель будет принадлежать ему.

Война будет выиграна, когда потерпит поражение Учитель, его единственный невзятый бастион. Настоящая победа — не просто нанесенное неприятелю поражение. Настоящая победа меняет сердце противника. Но неожиданно изменилось только его собственное сердце.

— Лестер… — сжав мертвую руку, бесцветным, охрипшим от крика голосом прошептал Элиар. — Я не забуду… никогда.

Фраза сорвалась с губ неподконтрольно. Он и сам не понимал, что говорит и как он назвал Учителя. Имя растаяло во рту карамелью.

Он обезумел? Он зовёт верховного жреца личным именем? Да, он окончательно рехнулся: при жизни Учитель ни за что не позволил бы называть себя так. Да и сам Элиар не осмелился бы обратиться к могущественному Красному Фениксу так фамильярно, так интимно, но сейчас срединное имя почему-то привязалось, прилипло к языку, и растерянный Элиар повторял его снова и снова, как заклинание. Второе имя наставника вдруг стало слаще и пьянее самого дорогого вина, и Красный Волк с удовольствием перекатывал звуки на языке, такие прохладные, нежные, такие отличные от привычно-строгого, пышного «Элирий» — «Пионы цветут под солнцем».

«Цветы зимней вишни таят в себе снег» — с тоской вспомнил он значение срединного имени «Лестер» на Высшей речи ли-ан. До чего же красивое и изысканное значение.

Осторожно поддерживая тело Учителя, Элиар медленно сходил с ума от ненависти и странной нежности. Он склонился над умершим в отречении и благодарности, в верности и предательстве, в святости и грехе. Две ярчайших противоположности оказались слиты воедино: чем крепче ненависть — тем сильнее становятся узы привязанности.

— Возвращайтесь назад… этого не может быть, это не конец.

Он знал этого человека семнадцать лет и будто впервые разглядел только что, уже после смерти. Как всё это неправильно, как больно, больно.

Так многое нужно сказать, но Учитель более не преклонит слуха к словам Второго ученика. Многое так и останется невысказанным. Он может говорить всё, что угодно, но Учитель навсегда останется нем. Во всем мире теперь не найти его душу. А в его собственной душе не будет отныне ни мира, ни войны.

По лицу, оставив влажные дорожки, скатились и тут же высохли две одинокие слезы.

— Простите меня, Учитель.

Но Учитель уже ушел, унося с собой красное солнце. Душу его забрала разыгравшаяся снаружи метель. А Красному Волку осталась только маета будущих бесснежных зим Бенну, последнего города, доставшегося в наследство от наставника.