Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Корнева Наталья Сергеевна

Красный Волк намеревался было опустить глаза, чтобы в присутствии вышестоящего привычно изучать узоры на паркете, но что-то задержало его, привлекло внимание к тонким белым рукам, лежащим на широких бархатных подлокотниках. Постепенно духовное зрение прояснялось, и Элиар застыл, пораженный.

На Пионовом троне всё так же сидела Ишерхэ, но видел он не изящную женщину, прекрасную лицом и телом. Особенный дар, взгляд, просвечивающий насквозь, под покровом оболочки позволял разглядеть истинную суть. Почти всегда люди были не такими, какими казались, но столь жуткой метаморфозы Элиару еще не встречалось.

Перед ним был бесполый дух, по природе своей способный принять любое обличье, но проклятием рождения заточенный во плоти. Дух могущественный и чуждый всему человеческому. С каждым днем сила его, кажется, только крепла, питаясь темной энергией войны и разрушения, которые вновь царили на Материке.

Дух был огромен. Полностью не помещаясь в тело, он выпростал наружу многочисленные отростки-щупальца, становясь похожим на уродливого паука.

К горлу подкатил комок. С трудом Элиар преодолел чувство ужаса и панического желания бежать прочь, туда, где омерзительные паучьи лапы не смогут до него дотянуться.

— Продолжай, — тягуче пропела Ишерхэ, но Красный Волк услышал лишь стрекочущее щелканье жвал и почти металлический лязг хитиновых зубцов. Лицо владычицы оставалось по-прежнему безупречно, но красота ушла из него. По крайней мере, Элиар перестал ее видеть.

— До меня дошли известия о важном решении, которое было принято Триумфатором, — отозвался он, не в силах оторвать глаз от колыхающегося марева когтистых лап. Черный туман словно бы облекался плотью, становился всё более осязаемым по мере того, как Элиар погружался во внутреннее духовное зрение. — Высочайшим повелением назначен новый Великий Иерофант…

Он осекся, заметив в воздухе тончайшие нити древней магии, не имеющей четкой привязки к стихиям. Так проявлялось могущество небожителей, и оно опутывало зал для аудиенций, словно на глазах растущая паутина.

Ишерхэ лениво повела головой, и к Элиару потянулись белесые стебли, свивая вокруг аккуратный кокон. Красный Волк не шелохнулся, чувствуя: лишний раз дернешься — хищные путы стянутся только крепче. Его хваленая отвага по капле вытекала из сердца, вместо нее тяжелой ртутью заползал холод. Это был холод иного мира, пустота бесцветия. Он и не думал, что может быть так отвратительно и страшно.

— Я был бы счастлив получить благословение его светлости мессира Игнация Лермона Арка, — прямо сказал Элиар, не желая понапрасну терять время. Да и Ишерхэ, в отличие от Учителя, не питала склонности к великосветским намекам, предпочитая четко называть вещи своими именами. Грубо, прямолинейно, но эффективно. — Все мы знаем, что его назначение продиктовано необходимостью: предшественник нынешнего Великого Иерофанта был не в состоянии продолжать службу, проводя политику, противоречащую желаниям Триумфатора.

— Лестер научил тебя говорить так? — не своим голосом разъяренно проревела Ишерхэ, и хищное паучье чрево раздулось. — Надеется, прислать ко мне раба с извинениями будет достаточно?

— Осмелюсь заметить, — Элиар опустил голову, не в состоянии больше смотреть на чудовище, однако хруст суставчатых членов не давал позабыть о его присутствии, — что Учитель не знает о моем визите. Я не хочу пребывать в немилости вместе с ним, а потому я здесь.

Нет, всё-таки прежде сущность Ишерхэ не проявлялась так откровенно. Не было ли это следствием того, что в теле владычицы обитал несчастный дух человека, вытесненный разрушительной мощью божественного духа? Обезумевший от сопротивления и наконец проигравший. Этого Элиар не мог знать.

— Лестер выкормил такого же плута, как он сам? — презрительно усмехнулась Ишерхэ. — Невероятно. Так долго взращивать собачью преданность, чтобы в благодарность получить вероломный удар в спину! Ты меня развеселил — предать своего Учителя и господина при первой же возможности решится не каждый.

— Я благодарен Учителю за науку, но жизнь моя принадлежит Триумфатору…

— Довольно лести! — жестко оборвала Ишерхэ. — Я вижу насквозь жалкие человеческие души. Все вы из страха готовы на любые подлости. Но в одном ты прав: ты и твой Учитель, вы оба принадлежите мне. Можешь не бояться опалы. Оставайся в Бенну: я не позволю Игнацию преследовать тебя. Мы будем только поощрять тех, кто перейдет на нашу сторону…

Тем временем старый корабль Лианора бесшумно поднимался в воздух, унося Учителя.

Элиар стиснул зубы и, преодолев себя, дал знак прекратить преследование. Он не хотел никого принуждать. Он должен был преклонить колени и повиноваться каждому слову наставника, а вместо этого вынудил того бежать в гневе и страхе.

Он решил было, что за минувшие четыре сотни лет обрел достаточно покоя. Он ошибался: прошлое вновь всколыхнуло память, как порыв осеннего ветра — волну. Что с ним не так? Насколько глубока должна быть одержимость, чтобы пронести ее сквозь эпохи?

Мысли о тех днях, что больше не вернуть, заставили сердце сжаться в бестолковой тоске и боли. Но сквозь эту боль из сердца прорастали драконьи крылья; пробивалась, тёмная и мощная, неукротимая сила чёрного солнца, которое он привел в мир.

— Ваше высокопреосвященство не вступит в бой? — осторожно уточнила Шеата, предусмотрительно не приближаясь к двум ученикам Красного Феникса, со смешанными чувствами смотрящими на старый галеон Лианора, плывущий в ночном небе под косыми крыльями парусов. — Мы позволим им уйти беспрепятственно?

Черный жрец не ответил. Все эти годы он жил, подчиненный одной идее, но всё оказалось напрасно. Время остановилось. Сердце стучало медленно, громко и больно. Кем будут они друг для друга теперь, Учитель и ученик, ставшие смертельными врагами, разделенные прошлым навсегда? Упрямая страстная надежда на лучшее разбилась о грубые камни реальности.

Элиар молчал, и бесконечные волны памяти бились в его сердце.

Эпоха Красного Солнца. Год 291. Сезон великого холода

Северный ветер срывает листья. День предпоследний

Ром-Белиат. Красная цитадель

*киноварью*

— Моя госпожа вновь почтила Ром-Белиат своим присутствием? — Голос прозвучал непривычно глухо, но у Элирия не было сил придавать ему выразительности, понапрасну растрачивая цвет крови.

Ишерхэ стояла у окна, величественная и неизмеримо прекрасная, словно звездная ночь над Лианором. Серебряные волосы тяжелым шелком рассыпались по плечам. На его слова владычица даже не повернула головы: они были чем-то незначительным, не большим, чем жужжание насекомого. Она, рожденная повелевать, единственно знавшая все ответы, была далеко отсюда, далеко от господской башни Красной цитадели и его маленькой рабочей комнаты.

И Красный Феникс терпеливо ожидал.

Наконец чудные звуки певучей речи пролились в воздух. Голос Триумфатора был нежен, как лепестки голубой гортензии, но по проскальзывавшим в нем то и дело стальным ноткам Элирий безошибочно угадывал гнев, который тщетно пыталась скрыть от него бессмертная дочь Инайрэ.

— Ты видел немало городов прошлого, Лестер, не так ли? Даже великолепный Город-Солнце, недоступный взорам низших, волшебный сон, который небожители сумели воплотить в реальность…

— Жаль, что он был темницей моей госпоже, — осторожно заметил Элирий. При всей своей проницательности он всё ещё не мог догадаться, к чему клонит Ишерхэ, что совершенно не радовало. Игры, в которых правила диктовал кто-то другой, не нравились Красному Фениксу.

Ишерхэ, казалось, не расслышала ответа, а может, ответ и вовсе не требовался. Меж тем именно он когда-то обнаружил тщательно скрываемую от мира дочь Инайрэ и освободил из заточения. На благодарность, конечно, можно было не рассчитывать.

— Нравится ли тебе город Бенну? — она лениво продолжила расспросы.