Всего лишь спор - Арина Вольская

Он не любит причинять ей боль. Он это ненавидит.

Потому что, делая ей больно, он начинает ненавидеть самого себя.

Кирилл глядел на своего мышонка, давая возможность ей успокоиться, и никак не мог определиться, какие именно чувства вызывает в нем вид её слез.

Одно он знал точно — эта давящая штука точно не приносила радости.

Прозвенел звонок, а мы так и продолжали сидеть в полуподвальном помещении, где пары, вероятно, проходили редко, а потому нас никто не беспокоил. Вскоре и наверху стих шум, а мы даже и не думали отправляться на пару. Мне было откровенно не до этого, а Сомаров и так не часто пары посещал.

Сколько мы так просидели, я не знаю. Я по чуть-чуть успокаивалась, а слезы начинали высыхать. Ладонь Кирилла, которую он так и не убрал с моей щеки, аккуратно вытирала последнюю влагу с моего лица. Его взгляд был спокойным, но что-то было такое в нем, что придавало ему беспомощности. Я же продолжала беспрерывно смотреть на него, чувствуя себя немного униженной и оскорбленной. В душе играла обида на него за то, что он меня ударил, хоть я и понимала, что он так пытался меня успокоить. Вроде бы пощечина — популярный метод приведения в чувства при истерике.

Но все равно было обидно. Хотя, надо признать, это было лучше, чем в предыдущий раз, в его квартире. Когда он оставил меня лежать на полу.

— Не смотри на меня так, пожалуйста, — попросил Кирилл, поморщившись, словно от боли.

— Как так? — хрипло поинтересовалась я, и тут же попробовала прочистить горло.

— Словно я обещал тебе любимую игрушку на Новый год, а подарил нелюбимые конфеты, — невесело усмехнулся он. — Ты меня осуждаешь за то, что я тебя ударил? — с затаенной горечью спросил парень, наконец-то убрав ладонь от моего лица, и тут же сцепив пальцы в замок перед собой. На костяшках обоих рук виднелась запекшаяся кровь. Хорошо, что её вид никогда меня не пугал.

— Нет, — не задумываясь, ответила я. Просто потому, что не хотела его обидеть. На самом деле, он, наверное, все же был прав. И где-то глубоко внутри я все же его осуждала.

— Врешь, — так же спокойно не принял Кирилл мой ответ.

— Не вру, — нахмурилась я. Ему сложно, что ли, просто согласиться с моими словами? Обязательно нужно до истины докопаться?

— Врешь, — повторил парень, осудительно покачав головой. — Я знаю, что осуждаешь. Это написано на твоем лице.

— На моем лице ничего не написано, — хмуро отозвалась в ответ.

— Для меня — написано, — не собирался соглашаться со мной Кирилл, невозмутимо пожав плечами.

— Хорошо, — вдруг согласилась я. — Допустим, ты прав, и я тебя осуждаю. И что дальше? — и вопросительно приподняла брови, чувствуя, как где-то глубоко зарождается раздражение.

— Извини, — просто ответил он, слегка улыбнувшись. — Если ты скажешь больше так не делать, я найду другой способ приводить тебя в чувства.

— Думаешь, это еще повторится? — усмехнулась я, отводя взгляд. Мне было стыдно, что вновь устроила истерику при нем. Истеричкой быть меня не привлекало.

— Не знаю. Но знаю, что не хочу, чтобы ты меня осуждала или ушла от меня из-за того, что я как-нибудь неразумно вновь решу тебя привести в чувства в такой способ, — его голос все еще оставался спокойным. — Я не идеален, и есть очень много тех, кто подойдет тебе куда больше меня. А это значит, что каждым моим проступком, каждой ошибкой кто-то может воспользоваться. А меня это не устраивает.

Я хмуро посмотрела на парня. Он сейчас боится того, что я от него уйду, потому что кто-то там может быть лучше его?

— Ты боишься, что я от тебя уйду? — прямо спросила я.

— Да, — просто ответил Кирилл, посмотрев на меня очень тяжелым взглядом. Ему было нелегко признаваться в этом, но почему-то он все же признался.

Я не знала, что ответить. Просто, молча, продолжала смотреть ему в глаза. То же самое делал и Кирилл.

— Иди ко мне, — наконец-то невесело улыбнулся парень, вытянув ноги перед собой. — Пожалуйста, — добавил он. Вздохнув, я все же позволила ему усадить себя к себе на колени. Он, ничего не говоря, обнял меня, и провел носом по моему виску.

Почему-то он напомнил мне Владика. Он выглядел таким же беззащитным, что было очень несвойственно для грубого и жесткого Сомарова. И я, поддавшись порыву, прижала его голову к своей груди. А он не сопротивлялся.

Наверное, со стороны это смотрится очень мило. Самая настоящая влюбленная парочка, решившая уединиться подальше от чужих глаз. В принципе, не далеко от истины. Только никто не знает, какова цена этой любви и этого уединения. Наверное, мы заслужили все это. Кирилл — за упрямство, а я — за то, что не отступила от него, не смотря на все плохое, что он мне сделал.

Осталось только как-то научиться жить вместе. Пока что у нас это получается очень плохо. Потому что мы слишком разные. Я не могу дать Кириллу того, что ему нужно — свободы, веселья, развлечений. А он не готов становиться прилежным семьянином. И это проблема. Выдержат ли эти отношения все эти препятствия?

Я не знала. Но что-то мне подсказывало, что это еще не конец нашим мучениям. И от этого было горько-горько на душе.

На следующую пару мы пришли вместе. Кирилл крепко держал меня за руку, и на этот раз явно не собирался отпускать. И я наконец-то поняла, почему он так избегал прикосновений. Он считает, что это проявление слабости. А он очень не любит выглядеть слабым.

Полуподвальное помещение мы покинули лишь под конец предыдущей пары. После чего привели себя в порядок. Я умылась, а Кирилл смыл кровь с рук. Мы не разговаривали, но каждый из нас многое обдумал. И теперь я ждала, когда в следующий раз произойдет что-то, что отдалит нас друг от друга. А я была уверена, что это произойдет. Хотя, может, я была и не права.

Когда мы вошли в лекционную аудиторию, народ затих, смотря на нас. На лицах многих читалось недоверчивое удивление. И их можно было понять. Сомаров, поспоривший на меня, и ранее не утруждающий себя в серьезных отношениях, вдруг заявил, что я — его, и даже подрался с парнями. Я бы тоже удивилась, не будь на месте этой самой девушки. Ведь никто не верил, включая и меня, что Сомаров может любить кого-то, кроме себя. Лишь Леша верил в это. Не зря ведь он тогда, в поезде (казалось, что это было в далеком прошлом), сказал, что Кирилл не такой уж и плохой парень. Солдатов вообще многое знал. И многое понимал.

Дмитров и его друзья больше к нам не приставали. Лишь первый бросал на Сомарова злобные взгляды. Что ж, его тоже можно было понять. Ему прилично досталось. Губа была разбита, на щеке виднелся подтек, да и время от времени он морщился от боли. Видимо, то, что Кирилл нажимал ему на грудь ногой, тоже дало о себе знать.

Леша посмотрел на нас, изучая, а Иванка окинула обеспокоенным взглядом. Сидели они вместе, и явно ожидали, что мы подсядем к ним. Я, в общем-то, тоже этого ожидала. Но Кирилл вновь всех нас удивил, и по его воле мы заняли места в передних рядах. Я хоть и была удивлена, но не стала ничего говорить или спрашивать. Ни с кем разговаривать мне не хотелось.

Подсесть к нам никто не осмелился, и на нашем ряду помимо нас сидело лишь пара человек на другом конце, пришедшие раньше нас. Леша с Иванкой тоже не стали нас тревожить. И я, выполняя наше совместное желание, прижалась спиной к его груди, а он обнял меня одной рукой за талию. В таком положение мы могли оба спокойно писать лекцию. Чем и занялись.

Что ж, такое поведение стало для нас привычным. Молчание часто сопровождало нашу пару, а отстраненность от всех остальных дала повод для насмешек. Впрочем, вскоре интерес к нам стал утихать. Отныне спокойный Сомаров, прилежно ходящий вместе со мной на пары, и больше не устраивающий ничего из серии вон выходящего, начал потихоньку терять свою популярность.

Солдатов на расстоянии наблюдал за нами, но никак не комментировал наше поведение. Лишь пару раз поговорил с Кириллом.

Иванка поначалу делала попытки заговорить со мной, а потом сдалась и лишь изредка я все же ловила её взгляды на себе.

Даша, несколько раз появляющаяся рядом, узнав о том, что мы с Кириллом стали официальной парой, вроде как признала поражение и больше нас не беспокоила. Хотя она продолжала меня настораживать. А Алексеева и вовсе больше не было видно.

Так мы и жили. Я просто наслаждалась тем, что есть, и все ждала, когда что-то произойдет. Горечь из сердца никуда не собиралась уходить. Появился привкус обреченности, и я с грустью понимала, что этим отношениям не суждено продлиться долго. А Кирилл был все таким же спокойным и немного отстраненным даже рядом со мной.

Так продолжалось до поры, до времени.

Спор Кирилл все же выиграл, и произошло это почти через две недели после того, как он официально заявил о своих правах на меня.

Была суббота, и мы находились в его квартире. Я сидела в его спальне, работая за ноутбуком, а он лежал рядом, наблюдая за мной. Был уже вечер, и я устало время от времени потирала напряженные глаза. Когда я в очередной раз зажмурилась, сжав пальцы на переносице, Кирилл не выдержал. Надо заметить, что он и сам нередко пропадал до самой ночи. Как он мне объяснил, он работал в фирме своего отца юристом, и любые договора заключались исключительно при его присутствии, ибо ему Кирилл Олегович доверял полностью, чего нельзя было сказать обо всех остальных сотрудниках.