Время прощаться - Джоди Пиколт

Но вместо того, чтобы возвратиться в мотель, я беру напрокат машину и еду в «Хартвик хаус», где уже десять лет живет Томас.

– Я к Томасу Меткафу, – сообщаю дежурной.

– А вы кто?

– Его жена.

Она смотрит на меня с удивлением.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Нет, – приходит она в себя. – Его просто редко кто посещает. Идите по коридору, третья дверь налево.

На двери палаты Томаса наклейка – улыбающееся лицо. Я толкаю дверь и вижу сидящего у окна человека, руки его сложены на лежащей на коленях книге. Сначала я думаю, что это какая-то ошибка. Это не Томас. У Томаса не было седых волос и впалой груди, он никогда не горбился. Но человек оборачивается, и его лицо преображает улыбка – из-под новой внешности проступают знакомые черты.

– Элис! – восклицает он. – Где тебя носило?

Вопрос в лоб и такой нелепый, учитывая все, что произошло, что я засмеялась.

– То тут, то там.

– Я столько должен тебе рассказать. Не знаю, с чего и начать.

Но тут дверь открывается и входит пожилой санитар.

– Слышал, Томас, у тебя гости. Может быть, хотите пойти в комнату отдыха?

– Здравствуйте, – говорю я и представляюсь: – Элис.

– Я же говорил, что она вернется, – самодовольно заявляет Томас.

Санитар качает головой.

– Будь я проклят! Я много о вас слышал, мадам.

– Думаю, нам хотелось бы пообщаться наедине, – говорит Томас.

Внутри у меня холодеет. Я надеялась, что за десять лет стерлись острые края беседы, которую нам предстоит вести. Какая наивность!

– Без проблем, – отвечает санитар, подмигивает мне и пятится из комнаты.

Сейчас Томас спросит меня, что же произошло в ту ночь в заповеднике. И как нам жить дальше после той ужасной ситуации, при которой мы расстались.

– Томас, – начинаю я, теряя осторожность. – Мне очень жаль…

– Еще бы, – отвечает он, – ты же соавтор. Я знаю, как для тебя важна работа, и нисколько не хочу приуменьшить твой вклад, но ты лучше, чем кто-либо другой, понимаешь, что нужно опубликоваться первыми, чтобы другие не украли твои гипотезы.

Я недоуменно смотрю на него.

– Что?

Он протягивает мне книгу, которую сжимает в руках.

– Ради бога, осторожнее. Здесь повсюду шпионы.

Автор книги доктор Сьюз. «Зеленые яйца и ветчина».

– Это твоя статья? – спрашиваю я.

– Она зашифрована, – шепчет Томас.

Я шла сюда, надеясь встретиться с тем, кто тоже пережил тот кошмар, с кем можно было бы поговорить о самой страшной ночи в моей жизни, чтобы разделить груз воспоминаний. А вместо этого нашла Томаса, который настолько зациклен на прошлом, что не может принять будущее.

А может, так для него лучше.

– Знаешь, что сегодня сделала Дженна? – спрашивает Томас.

Из моих глаз текут слезы.

– Расскажи.

– Она вытащила из холодильника все овощи, которые не любит, и сказала, что пойдет кормить слонов. Когда я ответил, что овощи покупались для нее, она ответила, что проводит эксперимент и слоны – ее контрольная группа. – Он улыбается мне. – Если Дженна в три года такая смышленая, только представь, какой она станет в двадцать три!

Казалось, мы вернулись назад – еще до того, как все полетело в тартарары, как заповедник обнищал, а Томас заболел, – вернулись в то время, когда были счастливы вместе. Когда мой муж, не зная, что сказать, держал на руках нашу новорожденную дочь. Он любил меня и любил ее.

– Она будет восхитительной, – отвечает сам себе Томас.

– Да, – соглашаюсь я хриплым голосом. – Это точно.

В мотеле я снимаю туфли, куртку и плотно задергиваю занавески. Сажусь на вращающийся стул у письменного стола и смотрю в зеркало. В нем я вижу лицо человека, который так и не обрел покоя. На самом деле я испытываю совсем не те чувства, которые должна была испытывать, узнав, что нашли тело моей дочери. Это означает, что нужно прекратить одной ногой стоять в реальном мире, а второй – в мире «а что, если…». Но я все равно чувствую, что глубоко вросла. Увязла.

Надо мной смеется пустой экран телевизора. Не хочу его включать. Не хочу, чтобы репортеры рассказывали мне о новых ужасах, происходящих на земле, о бесчисленных трагедиях.

Я вздрагиваю, услышав стук в дверь. В этом городе у меня знакомых нет. Могла прийти только полиция.

Пришли в конце концов за мной, потому что знают, что я натворила.

Я делаю глубокий вдох, набираюсь решимости. Все правильно. Этого я и ожидала. И что бы ни случилось, теперь я знаю, где Дженна. О детенышах в Южной Африке позаботятся те, кто знает, как их растить. Я готова открыть дверь.

На пороге стоит женщина с розовыми волосами.

Сахарная вата – вот на что похожа ее прическа. Я когда-то угощала сахарной ватой Дженну, которая была такой сладкоежкой. На африканском наречии это звучит как «spook asem». Дыхание призрака.

– Здравствуйте, – говорит она.

Как же ее зовут? Что-то похожее на сирень…

– Я Серенити. Мы сегодня утром встречались.

Та самая женщина, которая обнаружила останки Дженны. Я таращусь на нее, не понимая, что ей может быть нужно. Вознаграждение?

– Я сказала, что нашла вашу дочь, – дрожащим голосом произносит она. – Но я обманула.

– Детектив Миллз сказал, что вы принесли зуб…

– Верно. Но все дело в том, что Дженна первой нашла меня. Неделю назад. – Она замолкает в нерешительности. – Я экстрасенс.

Возможно, из-за стресса, который я испытала, когда увидела, как хоронят дочкины косточки, или от осознания того, как повезло Томасу – он навсегда останется в том месте, где ничего из этих ужасов не происходило; а может, из-за долгого перелета и смены биоритмов организма, во мне, словно гейзер, вскипает ярость. Я хватаю Серенити за плечи и встряхиваю.

– Как вы смеете? – кричу я. – Как вы смеете несерьезно относиться к тому, что моя дочь мертва?

Застигнутая врасплох Серенити отпрянула. На пол между нами падает ее гигантская сумка.

Она опускается на колени, собирает рассыпавшиеся вещи.

– Я никогда бы не посмела относиться к этому легкомысленно, – уверяет она. – Я пришла сказать, как сильно Дженна вас любила. Она не знала, что умерла, Элис. Она думала, что вы ее бросили.

То, чем занимается эта шарлатанка, ужасно, опасно. Я ученый. То, что она говорит, невозможно, но ее слова сеют смуту у меня в сердце.

– Зачем вы пришли? – с горечью спрашиваю я. – За деньгами?

– Я могла ее видеть, – настаивает гостья. – Могла говорить с ней, прикасаться. Я не знала, что Дженна призрак, думала, обычный подросток. Я видела, как она ест, смеется, катается на велосипеде, проверяет голосовую почту на телефоне. Для меня она выглядела и говорила как живой человек, вот как вы сейчас.

– Почему именно к вам? – слышу я свой голос. – Почему она пришла именно к вам?

– Наверное, потому что я одна из немногих, кто ее заметил. Призраки повсюду, они вокруг нас, разговаривают друг с другом, останавливаются в гостиницах, едят в «Макдоналдсах», ведут себя как мы с вами, – но только те, кто их видит, могут преодолеть их недоверие. Только маленькие дети. Или душевно больные люди. И экстрасенсы. – Она замолкает. – Мне кажется, она обратилась ко мне, потому что я смогла ее услышать. Но осталась она потому, что знала – хотя и ошиблась, – что я смогу помочь ей найти вас.

Я заливаюсь слезами. Все плывет перед глазами.

– Уходите! Просто уходите!

Она встает, хочет что-то сказать, но потом, передумав, опускает голову и направляется к двери.

Я смотрю на пол и вижу его. Маленький клочок бумаги. Он случайно выпал у нее из сумки.

Мне следует закрыть дверь. Следует оставаться в номере. Но я приседаю и поднимаю выпавший предмет. Это крошечный бумажный слоник.

– Где вы это взяли? – шепчу я.

Серенити останавливается. Поворачивается, чтобы увидеть, что у меня в руках.

– У вашей дочери.

Девяносто восемь процентов науки поддаются количественному определению. Можно до изнеможения заниматься исследованием, можно считать повторяющиеся случаи, или случаи самоизоляции, или агрессивного поведения, пока цифры не станут расплываться перед глазами. Можно рассматривать такое поведение как индикатор травмы. Но никогда не объяснишь, что заставляет слона оставить любимую шину на могиле лучшего друга или что, в конечном итоге, заставляет мать отойти от мертвого детеныша. Остаются два процента науки, которые нельзя измерить или объяснить. Тем не менее это не означает, что их не существует.

– А что еще рассказывала Дженна? – спрашиваю я.

Серенити делает шаг ко мне.

– Много разного. Как вы работали в Ботсване. Как у вас были одинаковые кроссовки. Как вы брали ее в вольер со слонами, как из-за этого злился ее отец. И что она никогда не прекращала вас искать.

– Понятно. – Я закрываю глаза. – А она не сказала, что я убийца?

Когда мы с Гидеоном подбежали к дому, входная дверь была широко открыта. Дженна исчезла. Я не могла дышать, не могла думать.

Бросилась к Томасу в кабинет, надеясь, что малышка там. Но он был один, спал, положив голову на руки. На столе полупустая бутылка виски и конфетти из рассыпанных таблеток.