Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин

Атаман застал обоих сыновей на кордоне, мирно беседующими с секретчиками.

— Вас уже домой не загонишь, — набросился он на братьев. — Почему вечерять не приехали?

— Тю, батяка, да мы тут только что поели, — воззрился на отца Панкрат. — А что случилось?

— Ничего… Петрашка, садись на коня и скачи за мной, нечего тебе здесь делать.

— Батяка, я по своим друзьям соскучился, — заартачился было тот. — Дай хоть словом перемолвиться, почти год не виделись.

— На конь, я сказал, — вышел из себя полковник. — Тебе еще доучиваться надо, а ты тут сам под пули лезешь.

Ночью Дарган долго не мог заснуть, заново переживая тот неравный бой. Тогда он ради спасения остальных казаков повел своих подчиненных не на поддержку Панкратовой группы, сражавшейся недалеко от него, а совсем в другую сторону, пообещав себе вернуться к нему со скорой подмогой. Он не ведал, как обстоят дела у хорунжего, мысли были лишь об одном — вырваться из горского железного кольца. И сейчас Дарган в который уже раз мысленно снял папаху перед своей Софьюшкой, благодаря ее за светлый ум, потому что и правда получалось, что не казачьи кровавые игрища являются в этом мире главными, и не стремление к подвигам, а то разумное и светлое, предлагавшее начать вершить судьбу по новому. Он снова и снова бросался в тот роковой бой, стараясь найти там ответы на свои вопросы. И не находил.

А тогда случилось вот что…

Отряд терских казаков, приданный батальону русских пехотинцев, вслед за ними перешел Терек по временной переправе и углубился на неспокойную территорию. Снег, размягченный февральской оттепелью, поскрипывал под копытами коней смоченной в спирте хлопковой ватой. Путь воинов лежал через Гудермесский аул к высокогорным чеченским селениям, с обитателями которых Российская империя никак не могла найти общего языка. Если равнинные чеченцы еще как-то терпели российское присутствие на их землях, то горные джигиты не переносили его на дух, признавая лишь османов и арабов, обративших их четыреста лет назад в ислам. До этого горские народы, живущие в этом благодатном краю, были православными и находились в подчинении другой империи — Византийской. Теперь же вместе с дагестанцами, тоже живущими в заоблачных аулах, они нападали на воинские части, идущие в Азербайджан, в Грузию, в Персию и в Османскую империю, и вырезали солдат, не давая пощады никому. Воины аллаха под зелеными знаменами ислама появлялись внезапно, порубив не успевающих применить оружие пехотинцев в капусту и прихватив с собой все, что плохо лежало, они исчезали, как мираж в пустыне, только заснеженной.

На каждой дороге батальон ждала засада, из-за каждой складки местности раздавались выстрелы. Русские отряды постоянно проверяли близлежащие аулы, но следов разбойников они так и не находили. Требовалось во чтобы то ни стало отыскать базу немирных горцев и переломить обстановку, иначе идти вперед, так же, как и поворачивать назад, стало бы некому.

Пехотный подполковник вызвал к себе командира терцев сотника Дарганова.

— Это черт знает что! Мы попали в какую-то немыслимую западню, из которой не видно никакого выхода. А ведь мы еще не вошли в мирный Гудермесский аул, что же ждет нас в Аргуне и Шали? — бегая по кабинету, нервно размахивал он руками, затем остановился и вопросительно уставился на казака. — Что вы можете нам предложить, голубчик? Срывается исполнение приказа, скоро я тут весь личный состав положу. А это верная отставка.

Сотник снисходительно посмотрел на метившего в полковники сытенького офицеришку, огладил светло-русую бороду и сказал:

— Я уже говорил вам, ваше высокоблагородие, как надо поступать с абреками, но меня никто из ваших офицеров не желает слушать.

— Как же так, когда за советом я сам призвал вас к себе, — притворно поджал губы подполковник Он помнил рассуждения этого диковатого на вид бородача, но никогда не придавал им значения.

— Наказать их надо, да так наказать, чтобы век под свои черкески заглядывали.

— Но как это сделать! — толстячок воздел пухленькие руки, он не совсем понял, о чем хотел сказать стоящий перед ним казак. — Здесь невозможно ни наступать по общепризнанным законам войны, ни развернуть артиллерию, чтобы нанести сокрушительный удар. У этих племен нет ни армий, ни оборонительных сооружений, а бить по мирным аулам нам никто не позволит. Разбойники как дым от пороха — возникли и сей же секунд развеялись.

— Я подсказывал вам решение, — сотник обхватил ладонью рукоять кинжала. Он знал, что разведка батальона прочесывала дорогу до самого Гудермеса, но никаких следов бандитов на ней она не обнаружила. — Когда их крепко накажешь, тогда они становятся покладистей. Все они вроде норовистого жеребца. Пока его хорошенько плетью не отходишь, будет кусаться и стараться лягнуть копытом своего хозяина.

— Ну да, вам, батенька, должно быть виднее, вы с этими басурманами живете бок о бок, — с подозрением оглядывая казака с ног до головы, повел толстым носом командир батальона. — И что же вы, в таком случае, можете нам предложить?

— Надо выследить, в каком месте они чаще всего устраивают засады, и на том рубеже накрыть их самих.

— Как все просто… Но на словах, голубчик, пока только на словах.

— Дозвольте этот маневр провести нам, ваше высокоблагородие. Нам не впервой сталкиваться с чеченскими приемами.

— Пусть будет по-вашему, господин сотник - как-то скрытно ухмыльнулся коротышка… Но я хочу вас все-таки предупредить, что если из вашей затеи ничего хорошего не получится, то всю ответственность за срыв наступления я возложу на вас.

Подполковник подтянул живот и надул полные губы, отчего стал похож на суслика, вылезшего из норки и вставшего на задние лапы. Шевельнув нагайкой в правой руке, сотник спрятал за усами оскорбительную усмешку и вышел из палатки. Ему хотелось дать волю чувствам и выругаться покрепче, но он твердо усвоил, что в Российской империи каждый сверчок крепко сидел на своем шестке.

Ранним утром следующего дня несколько верховых терцев покинули казачий стан, разбитый недалеко от лагеря русских войск, и галопом поскакали к лесу. Оттуда чаще всего выходили подвижные группы абреков, не давая основным силам пехотного батальона пройти ближайшей дорогой на Гудермес, а затем на Аргун и Шали. Не доезжая до лесного массива с полверсты, Дарган заставил станичников спешиться и обмотать лошадиные копыта тряпками. Двоим из них он приказал выдвинуться вперед, чтобы разведать обстановку. Как только они растворились в темноте, сотник снова посадил казаков на коней и не спеша тронулся следом. Зимнее солнце еще не выглянуло из-за горной гряды, долину заполнял синеватый туман, подмерзший снег слабо отблескивал в лучах крутобокого месяца и ярких звезд, сиявших на темном бархате неба. Теперь он хрустел не как днем, долго и глухо, а звонко и отрывисто, поэтому требовалось соблюдать повышенные меры предосторожности.