Жена-девочка - Майн Рид

Чувства баронета не дали продолжить беседу, и Скадамор был отправлен в свою кровать.

ГЛАВА LXII. МОЛЧАЛИВЫЕ ПОПУТЧИКИ

Поезд, на котором ехал Майнард, сделал остановку на станции Сиденхэм, чтобы принять пассажиров, совершивших прогулку в Кристалл Палас.

Остановка не способна была вывести его из состояния некоей прострации, в которое он попал, переживая снова и снова все то, что произошло.

И только голоса, раздававшиеся снаружи, пробудили его к реальности, — поскольку некоторые из этих голосов показались ему знакомыми.

Выглянув наружу, он увидел на перроне леди и джентльменов.

Можно было бы задаться вопросом, что они — экскурсанты в Кристалл Палас — делают здесь в такой поздний часть, но их разговорчивость и веселье дали основание полагать, люди эти также успели пообедать в отеле Сиденхэм.

Они шли по перрону, разыскивая вагон первого класса до Лондона.

Поскольку их было шестеро, им нужен был пустой вагон, а Лондонская и Брайтонская линии были узкоколейными. note 28

Такой вагон найти было невозможно, и потому у них не было шанса собраться вместе, в одном вагоне. Компания, обедавшая в Сиденхэме, должна была разделиться.

— Какая досада! — воскликнул джентльмен, который, казалось, был лидером в компании, — мне очень жаль. Но я полагаю, выхода нет. Ах — тут есть только один такой вагон!

Говоривший подошел и остановился напротив того места, где сидел Майнард — один, в углу вагона.

— Есть места для пятерых из нас, — продолжил он. — Нам придется занять эти места, дамы. Один из нас должен будет пойти в другой вагон.

Дамы согласились, он открыл дверь и стоял, держа ее за ручку.

Три дамы — всего их было трое — вошли в вагон первыми.

Возник вопрос, кто из джентльменов покинет своих приятных друзей — двое из мужчин были молодыми и весьма приятными.

— Я пойду, — вызвался тот, кто был самым молодым и самым скромным из трех.

Предложение было с радостью принято двумя другими — особенно тем, кто держал ручку двери.

Любезно предоставив другим войти, он был последним, кто собрался занять свое место. Однако, войдя в вагон, он словно спохватился — некая мысль заставила его изменить свое решение.

— Ах, леди! — сказал он. — Я надеюсь, что вы извините меня, если я покину вас и выкурю сигару. Я умираю без сигары.

Возможно, дамы сказали бы: «Курите здесь, рядом с нами», но был ведь еще незнакомец, с которым надо было бы обговорить это, и потому они только сказали:

— О, безусловно, сэр.

Но если бы кто-то из них внимательно понаблюдал за ним, прежде чем он ушел!

Джентльмен стремительно выскочил на перрон, как будто у него была иная причина уйти, а совсем не курение!

Дамы подумали, что это несколько странно и даже невежливо.

— Мистер Свинтон — неисправимый курильщик, — сказала самая старшая из дам, словно извиняясь за него.

С этим замечанием она обратилась к единственному джентльмену, который остался в компании дам.

— Да, я вижу, что это так, — ответил тот тоном, в котором чувствовалась ирония.

Он уже обратил внимание на одинокого пассажира, в сюртуке и кепке, тихо сидевшего в углу вагона.

Несмотря на тусклый свет, он узнал пассажира, и он был более чем уверен, что Свинтон также узнал этого человека.

Его взгляд остановился на дамах, каждая из которых была знакома с попутчиком. Все они вскоре также узнали его.

Причем узнавание не сопровождалось словами или хотя бы кивком в знак признания. Только удивление и некоторое замешательство, как поступить.

К счастью, тусклая масляная лампа не позволяла разглядеть выражение их лиц.

Некоторую неловкость испытывали Джулия Гирдвуд и ее мать.

Корнелия же менее всего заботилась о том, чтобы скрыть свои чувства. Ей нечего было скрывать.

Но Луи Лукас предпочитал темноту — это он оставался единственным джентльменом в компании с дамами.

Он занял место напротив попутчика, напротив того самого джентльмена, который когда-то стрелял в его собаку породы ньюфаундленд!

Это было малоприятное место, и он пересел, заняв место мистера Свинтона.

Он сделал это, отговорившись тем, что хотел бы сидеть поближе к миссис Гирдвуд.

Таким образом, Майнарда оставили без визави.

То, что произошло, казалось ему весьма странным. Да и как иначе? Около него, почти касаясь его плеча, сидела женщина, которую он когда-то любил, или, во всяком случае, восхищался ею.

Это была мимолётная страсть. Она прошла, и теперь сердце его было равнодушным и холодным. Было время, когда прикосновение этой изящной руки будило кровь и заставляло ее горячо пульсировать в венах. Теперь же ее прикосновение, поскольку они сидели рядом на одном диване, произвело на него не большее впечатление, чем прикосновение статуи, выдолбленной искусным долотом скульптора!

Испытывала ли она аналогичные чувства?

Ему было трудно судить об этом, да и его мало интересовало это.

Если у него и были мысли о ней, то выражали они лишь благодарность. Он вспомнил, как ему казалось, что именно она послала к нему на помощь посла со звездным флагом, и это подтвердила Бланш Вернон в той памятной беседе во время охоты на фазанов.

И потому он задавался вопросом: «Должен ли я заговорить с нею?»

Мысли вернули его назад, он вспомнил все, что произошло между ними — ее холодное прощание на утесе, где он спас ее от наводнения; ее почти презрительный отказ на балу в Ньюпорте. Но он помнил также ее последние слова, посланные ему при выходе из танцевального зала и ее прощальный взгляд с балкона, когда он уезжал из Ньюпорта!

Эти слова и взгляд, снова всплывшие в давних воспоминаниях, заставили его повторить вопрос к самому себе: «Должен ли я заговорить с нею?»

Десять раз он уже был готов заговорить, и каждый раз он не решался на это.

Времени было более чем достаточно, чтобы поговорить вволю. Хотя почтовый поезд, делая сорок миль в час, должен был добраться до Лондон-Бридж за пятнадцать минут, казалось, он никогда не доедет до станции!

Время тянулось так медленно, потому что даже единым словом не обменялись в пути капитан Майнард и ни один из его бывших знакомых!

Все они почувствовали себя свободными, когда показался перрон, давший им возможность избавиться от вынужденной компании с ним!

Джулия, возможно, была исключением. Она последняя из компании покинула вагон, в то время как Майнард, со своей стороны, все еще находился там.

Казалось, она специально задержалась, в надежде на то, что разговор все же состоится.

Слова «это бессердечно, жестоко!» уже готовы были сорваться с ее уст, но чувство гордости остановило ее, и она быстро выскочила из вагона, чтобы избежать унижения.