Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1 - Александр Тамоников

– Но, ваше величество, такое сокращение утвердил Государственный совет.

– А вы не являетесь его членом, выступили против пассивной политики Государственного совета?

– Нет, ваше величество.

– Если не выступили вы, председатель правительства, то что было ждать от других? Впрочем, здесь и моя вина. – Николай повернулся к Столыпину: – А что вы скажете по обсуждаемому вопросу?

Петр Аркадьевич хотел подняться, но император жестом усадил его обратно в кресло.

– Не надо вставать, говорите так.

– Я, ваше величество, всегда полагал, что власть может считаться реальной только тогда, когда она жестко защищает свои позиции. Я никогда не скрывал, что являюсь противником парламентаризма. Есть Государственный совет, который вполне в состоянии решать вопросы управления. Вы, государь, посчитали иначе. Это ваше право. Мое мнение о думе негативно. Вместо реальной законодательной работы она занимается всем, чем угодно. За короткий срок эта контора превратилась в очаг внутреннего сопротивления власти монарха. Один только пример, если позволите…

– Конечно, Петр Аркадьевич. Для этого я и пригласил вас сюда.

– События в Белостоке.

– Вы о погромах?

– Да. Я разбирался с этим делом. Белосток – город с преимущественно еврейским населением. Первого июня кто-то – я уверен, что это был обычный провокатор – несколько раз выстрелил в католиков, шедших в костел. Тут же начался погром, сопровождавшийся открытой жестокостью. За два дня было убито более семидесяти евреев, ранено около восьмидесяти, католиков, соответственно – семь и восемнадцать. Войска, вызванные для наведения порядка, справились со своими обязанностями, но офицеров обвинили в соучастии в погроме. Им, видите ли, пришлось вступать в перестрелку с силами еврейской самообороны, в ходе которой никто не погиб и не был ранен. Министерство внутренних дел, естественно, тут же начало расследование. Но и Государственная дума в стороне не осталась, отправила в Белосток трех или четырех депутатов. Ладно, пусть будет расследование. В общем-то, вроде на пользу. Но что оказалось? Депутаты общались только с потерпевшими и то так, на скорую руку, а вернулись с громким докладом. Ссылаясь на показания пострадавших, которые, естественно, запротоколированы не были, они утверждали, что погром был организован не провокаторами одной из революционных партий, о чем мы получили доказательства, а правительством. Это же надо додуматься до такого! Правительство организует погром! Но дальше еще интересней. Один из депутатов, побывавший в Белостоке, заявил с трибуны, что солдаты боялись идти против самообороны. Он подчеркнул, что русские войска привыкли бегать от противника. Этому научила их бездарно проигранная война с Японией.

– Наглая ложь и беспредельный цинизм! – воскликнул император.

– Точно так, ваше величество. Но оратору аплодировал весь зал. На противоречия в отчете комиссии и в докладе депутата, входившего в нее, никто не обратил ни малейшего внимания. Главное, что в очередной раз удалось обвинить власть, подло ужалить ее. В этом, по-моему, вся суть настоящей Государственной думы. Именно она, на мой взгляд, сейчас является базой для усиления революционных настроений.

– Каково ваше предложение, Петр Аркадьевич?

– Надо разогнать эту думу. И чем быстрее, тем лучше. В дальнейшем ответственней подходить к подбору кандидатов, чтобы в законодательное собрание не могли попасть разного рода негодяи и предатели.

Николай улыбнулся:

– Вы в своем репертуаре, Петр Аркадьевич.

Слово взял Горемыкин:

– Я бы не советовал сейчас нагнетать обстановку, поддаваться эмоциям. В конце концов, с депутатами можно договориться.

– О том, чтобы дума прекратила противостояние с правительством? – уточнил Столыпин.

– И об этом в том числе.

– Да как вы не понимаете, Иван Логгинович, что сам факт переговоров будет воспринят думцами как слабость? Они тут же ужесточат требования и разнесут по всей России весть о своем могуществе. Получится, что власть спасовала перед ними. Этого допустить нельзя ни в коем случае. Разогнать их следует, а не вести ненужные и опасные переговоры.

– Это может всколыхнуть общество, – не сдавался Горемыкин.

– Нам и без того придется прикладывать усилия, чтобы устранить последствия работы этой думы. Но если наводить порядок, то быстро и в меру жестко.

Председатель Совета министров пожал плечами:

– Возможно, вы и правы, Петр Аркадьевич. Но прошу учесть, ваше величество, что я придерживаюсь другого мнения. Оно вам известно.

– Я услышал вас, Иван Логгинович, но в воскресенье подпишу манифест о роспуске первой Государственной думы.

– Как бы это не вызвало крупных волнений в столице, ваше величество, – проговорил Горемыкин. – Таких, к подавлению которых уважаемому Петру Аркадьевичу придется привлечь все полицейские силы. Да и тех может оказаться недостаточно.

– Устранение беспорядков – в первую очередь дело градоначальника. Фон дер Лауниц справится с ними. Надо будет, привлечем армию. Но противостояние надо прекратить. В этом я полностью согласен со Столыпиным, – проговорил государь и объявил совещание закрытым.

Председатель Совета министров ушел, Петра Аркадьевича же царь попросил задержаться.

– Государство увязло в междоусобицах, в борьбе с революцией, – сказал он. – Пора выбираться из болота, не так ли?

– Пора, ваше величество.

– России необходимо вернуться к мирной жизни. Нам нужны реформы во многих сферах деятельности государства. Вы уже весьма успешно решали подобные задачи в Саратовской губернии, сталкивались там с теми же проблемами, которые существуют практически во всех регионах страны. Вы недолго пробыли министром, но и на этой должности зарекомендовали себя исключительно с положительной стороны. Мне импонируют ваша честность, непреклонность, порядочность. У меня нет претензий к Ивану Логгиновичу, но сейчас государству нужен человек иного, скажем так, масштаба. Поэтому я предлагаю вам занять пост председателя Совета министров.

– Но, государь, это так неожиданно! Я в Саратове полностью освоиться не успел, как был назначен министром. Наметил планы усиленной работы по обеспечению правопорядка, и вдруг – председатель Совета министров империи?! Признаюсь, я в растерянности.

– Не верю. Вы не терялись, когда шли в толпу бунтовщиков и заставляли их успокоиться одним своим словом.

– Толпа – это мелочь, а вот предложенная должность!.. Справлюсь ли?

– Еще как справитесь! – уверенно сказал император. – В этом у меня нет и тени сомнения. Так вы согласны, Петр Аркадьевич?

– А как же Иван Логгинович?

– А почему вас интересует этот вопрос?

– Да нехорошо как-то получается. Только что вместе обсуждали ситуацию, разговаривали, и ничего не предвещало перемен. Иван Логгинович вернется домой, а наутро услышит такую вот новость. Получается, что судьба человека решалась за его спиной.

– Не беспокойтесь, Петр Аркадьевич, Горемыкин останется членом Государственного совета. Я решил не судьбу его, а всего лишь вопрос о должности. Вы лучше думайте над тем, как вместе работать будем, какие проводить реформы в условиях ограниченных финансовых возможностей и продолжающейся революции.

– У меня есть представление о том, что следует предпринять в первую очередь, но подумать не помешает.

– Тогда не смею вас задерживать.

– До свидания, ваше величество.

– Да, Петр Аркадьевич, едва не забыл. Кроме должности премьер-министра, за вами остается и прежняя. Это пойдет на пользу делу.

– Благодарю за доверие, ваше величество.

9 июля, в воскресенье, Николай Второй, как и планировалось, подписал манифест о роспуске первой Государственной думы. В тот же день здание законодательного собрания оцепили войска гарнизона, дабы депутаты не пытались сопротивляться, тем самым вызывая беспорядки.

Роспуск думы не мог остаться незамеченным. Манифест государя застал депутатов врасплох. Многие опасались арестов и тут же выехали в Выборг. Там они хотели обсудить создавшееся положение и решить, что делать дальше. Даже лишившись мандатов и полномочий, депутаты не желали оставаться вне политической жизни государства.

Сначала было озвучено предложение обратиться к народу с призывом к сопротивлению. Имелись в виду такие меры, как неплатежи налогов, отказ от призыва на военную службу. Данный проект вызвал неоднозначную реакцию. Польские депутаты отказались подписывать подобные воззвания. Некоторые отвергли проект из-за того, что он противоречил их убеждениям.

Узнав о собрании, в гостиницу «Бельведер», где заседали депутаты, приехал выборгский губернатор. Он потребовал прекратить прения, дабы не компрометировать автономную Финляндию перед Петербургом. Только тогда воззвание было подписано большинством депутатов.

Бывшие народные избранники возвратились в столицу с опаской, продолжая ждать репрессий. Но правительство проигнорировало их. Воззвание не имело никаких последствий. Налоги продолжали поступать в казну, призывы в армию осуществлялись без особых проблем.