Сталинград - Энтони Бивор

Паулюс, конечно же, не собирался бросать свою армию. 18 января, получив последнюю почту из Германии, он передал офицеру Люфтваффе прощальное письмо к жене, свои медали, обручальное кольцо и печатку. Позднее эти вещи были изъяты гестапо.

Генерал Хубе получил приказ вылететь из «котла» утром 19 января для продолжения работы в особом штабе Мильха. 20 января он прибыл на место и сразу же отослал в штаб 6-й армии список дельных и верных присяге офицеров, подлежащих вывозу из «котла». Почти все счастливчики были из его собственного танкового корпуса. Хубе чувствовал, что поступает правильно, поскольку штаб 6-й армии не раз оговаривал, что специалисты танковых войск подлежат эвакуации в первую очередь. Шанс на спасение получили также офицеры, прошедшие обучение в генеральном штабе. Помимо этого, из каждой дивизии надлежало эвакуировать по одному человеку. Гитлер загорелся идеей создать новую 6-ю армию, а группа отдельных специалистов должна была стать тем самым «яйцом феникса», которое он выхватил из пекла. К 25 января эта мысль оформилась в конкретный план. Позднее адъютант Гитлера генерал Шмундт вспоминал: «Фюрер издал приказ о создании новой армии, состоящей из двадцати дивизий». Курьеров для вывоза важных документов выбирали из общего числа офицеров, руководствуясь чувством жалости и сострадания. Так, князь Донна Шлобиттен был назначен курьером не потому, что являлся начальником корпусной разведки, а потому что у него было много детей. Однако вскоре должность курьера упразднили. Всю документацию забирали с собой вылетавшие из «котла» специалисты.

Капитану Фрейтагу позволили эвакуироваться благодаря его безупречному послужному списку. Но перед отлетом он должен был забрать кое-какие бумаги – из штаба 6-й армии. На аэродроме в Гумраке Фрейтагу пришлось довольно долго ждать, прежде чем солдаты полевой жандармерии подпустили его к одному из пяти бомбардировщиков. В самолете капитана одолевало двойственное чувство. «Мне казалось, будто я в чем-то виноват перед своими товарищами, оставшимися на земле. И в то же время я испытывал огромное облегчение при мысли, что мне представился шанс выжить», – вспоминал он уже после войны. Несмотря на то что в самолете находилось не меньше дюжины раненых солдат, Фрейтага не покидало ощущение близкой опасности. Их бомбардировщик неподвижно стоял у взлетно-посадочной полосы, пока в небо взмывали остальные четыре. Во время дозаправки, как назло, заело насос, а артиллерийские снаряды ложились все ближе и ближе. Наконец пилот отсоединил насос и запрыгнул в кабину. Самолет взлетел и сразу же нырнул в низкие облака. На высоте примерно трех километров бомбардировщик неожиданно вырвался из облачного плена на солнечный простор. Фрейтаг, по его словам, почувствовал себя заново родившимся.

В Мелитополе раненых уже ждали грузовики из базового госпиталя, а Фрейтага – штабная машина, которая доставила его в штаб Манштейна. Капитан не питал иллюзий относительно своего внешнего вида и физического состояния. Будучи человеком высокого роста и атлетического телосложения, он до того исхудал, что весил теперь не больше пятидесяти килограммов. Его щеки ввалились, а лицо покрывала многодневная щетина. Черный комбинезон танкиста был грязен, ботинки, обмотанные тряпками, едва держались на ногах. Адъютант Манштейна, Штальберг, щеголявший в безупречно сидевшей на нем серой униформе, был несколько сконфужен. Капитан Фрейтаг так описывал эту встречу: «Офицер окинул меня брезгливым взглядом, но все же подал руку, хотя и с некоторой неохотой».

Штальберг проводил капитана прямо к Манштейну, который приветствовал его гораздо сердечнее. Фельдмаршал встал из-за стола, вышел на середину кабинета и без всякой опаски пожал ему руку. Манштейн забрал привезенные депеши и подробно расспросил Фрейтага о положении дел в «котле».

Несмотря на внешнюю приветливость, капитан все же почувствовал холодность этого человека.

Манштейн сообщил Фрсйтагу о его назначении в особый штаб фельдмаршала Мильха, учрежденный Гитлером для улучшения снабжения 6-й армии. Первым делом капитан доложил о своем прибытии генерал-полковнику Рихтгофену, который принял доклад и, сославшись на чрезвычайную занятость, быстро его спровадил. Зато Мильх, которого Фрейтаг заочно невзлюбил за ярую приверженность к нацизму, встретил его с распростертыми объятиями. Внешний вид капитана привел его в ужас. «Майн готт, на кого вы похожи!» – воскликнул Мильх, как только его увидел. После долгих расспросов фельдмаршал сказал: «А теперь вам надо хорошенько поесть».

Мильх распорядился, чтобы Фрейтагу выдали побольше мяса, масла и даже мед. Затем осовевшего от сытной еды танкиста отвели в роскошный спальный вагон и указали его купе. «Впервые за многие месяцы я увидел чистую постель. Мне было наплевать на моих вшей. Я рухнул на белые хрустящие простыни и тут же заснул», – записал Фрейтаг в своем дневнике.

Офицеры, вылетевшие из «котла» для работы в особом штабе, поначалу терялись, попав в непривычный мир изобилия и тепла. Даже они не знали, чего следует ожидать от воздушного моста. «Неужели самолеты будут доставлять в „котел“ даже танки?» – удивился Хубе при первом разговоре с Мильхом. Сам Мильх, похоже, неверно оценивал положение окруженной армии. Получив от Паулюса радиограмму, в которой командующий жаловался на катастрофическую нехватку горючего, боеприпасов и продовольствия, Мильх позвонил Герингу и сказал: «Защитники Сталинграда, кажется, совсем пали духом». Затем он добавил, что Манштейн придерживается того же мнения. Оба фельдмаршала проявляли искреннее сочувствие к отдельным людям, которым посчастливилось вырваться из «котла», но старались отмежеваться от кошмарной ситуации, сложившейся в 6-й армии в целом.

«Очень скоро сталинградский „котел“ перестанет существовать, – уверенно заявил Геббельс на заседании в своем министерстве. – Германская пресса должна быть готова должным образом осветить победоносный исход этой великой битвы».

Гельмут Гросскурт, начальник штаба генерала Штрекера и один из самых активных членов оппозиции режиму на территории «котла», вознамерился довести до сведения высших чинов в Берлине истинное положение дел в 6-й армии и тем самым подтолкнуть их к решительным действиям. С этой целью Гросскурт отправил в Берлин своего сослуживца, майора графа Вальдерзее. По приезду в Берлин граф должен был сразу же пойти в штаб сухопутных сил для встречи с генералом Ольбрихтом, одним из руководителей оппозиции и бывшим начальником штаба армии, отставным генералом Беком. Майору следовало на словах передать им, что только незамедлительная отставка Гитлера еще может спасти 6-ю армию. Выслушав сообщение, Бек рекомендовал Вальдерзее отправляться в Париж и повидаться там с генералом Штюльпнагелем и фельдмаршалом Рундштедтом. Граф был крайне удручен. Он уже не верил в успех своей миссии.

Последнее письмо брату Гросскурт отправил 20 января. «С каждым часом наши страдания становятся все невыносимее. Русские теснят нас со всех сторон, но мы продолжаем сражаться и будем биться до последнего, как повелевает воинский долг. Впрочем, нам ничего другого и не остается. Всем известно, что русские убивают военнопленных, хотя я лично в этом сомневаюсь... Там, в Германии, люди не имеют даже смутного представления о том, что творится здесь. Обещания высокого начальства ровным счетом ничего не стоят...»

В 6-й армии очень скоро поняли, что особый штаб Мильха их не спасет. В те дни Паулюс записал в своем дневнике: «Во всей армии не найдется ни одного здорового человека. Самый здоровый по меньшей мере обморожен. Командир 76-й дивизии доложил вчера, что множество его солдат замерзли насмерть».

Утром 20 января советское наступление возобновилось с новой силой. Днем советская 65-я армия прорвала оборону немцев к северо-западу от Гончаров, а к вечеру захватила и сам поселок. Но основной целью русских, несомненно, был Гумрак.

Эвакуация аэродрома и расположенных поблизости штабов началась следующим вечером, когда по аэродрому уже вовсю били советские «катюши». В тот же вечер Мильх получил из штаба 6-й армии радиограмму: «Аэродром в Гумраке может быть использован до четырех часов утра 22 января. К тому времени будет подготовлена новая взлетно-посадочная полоса в поселке Сталинградском». Радиограмма звучала слишком оптимистично, поскольку новая полоса не могла принять большие самолеты.

Паулюс в эти дни пребывал в глубокой депрессии. Возвратившийся из «котла» майор Люфтваффе передал Мильху слова командующего: «Какая бы помощь теперь ни пришла, уже слишком поздно. Мою армию можно списать со счета. У солдат нет ни сил, ни желания сражаться». Когда же майор попытался успокоить Паулюса, приводя фронтовые примеры на первый взгляд безвыходных ситуаций, из которых все-таки удавалось выпутаться, командующий 6-й армией оборвал его на полуслове: «Мертвецов не интересует военная история».