Николас Бюлоф — рыцарь-дракон с тысячью лиц - Дмитрий Смекалин

Зато ветер от тента очень неплохо отражался, аккуратно направляя струйки пыли Николасу за шиворот. А пыль здесь очень противная, не песок, которым, говорят, даже мыться можно, а субстанция, по свойствам напоминающая цемент. Залепляет все грязной коркой, которую потом весьма сложно отмыть. Местные, похоже, этого делать и не пытаются. По крайней мере, натуральный цвет кожи рикши так и остался для пассажира загадкой.

А еще этот рикша был говорлив и певуч. Увидав, что Николас его понимает (благодаря тому самому ментальному артефакту, с помощью которого он мысли у галлодийского дипломата читал), страшно обрадовался. Педали крутил исправно, но не умолкал при этом ни на минуту. Половину времени он хвастался, что даже был одно время личным рикшей Сатьи-Саи, но потерял должность из-за интриг завистников. Остальное время он пел, по ходу сообщив, что у него один из лучших голосов в стране, и что он мог бы сделать профессиональную карьеру певца. Подчеркнул (и продемонстрировал) ширину диапазона голоса, поведал о наличии у него абсолютного слуха, необходимого для исполнения местных гимнов, где высота звука различалась не тонами, как на Западе, а даже меньше, чем осьмушками тонов.

Сразу стало понятно, почему он не сделал карьеру профессионального певца, и почему потерял хлебное место при Сатьи-Саи. Николас никогда не подозревал, что при таком хорошем голосе можно так плохо петь. Рикша бесконечно любовался собственным голосом, абсолютно не к месту растягивая одни звуки и сокращая другие, выдавая всевозможные рулады и переливы. В результате, свои вокальные возможности демонстрировал в полной мере, а вот красоту и сам смысл музыкального произведения убивал напрочь. Очень хотелось постучать ему по голове и как-нибудь заткнуть, но Николас этого не делал. В бессмысленном трепе иногда да проскакивала инсайдерская информация, а она была сейчас для него крайне важна. Так что терпел. Но злым приехал до невозможности, чуть даже маску скучающего бездельника не потерял.

Городок делился на несколько районов-секторов, расположенных вокруг резиденции Сатьи-Саи. Собственно, первоначально резиденция (когда-то обычный дом с садиком, где юный гуру медитировал сутками напролет, привлекая внимание окружающих и потихоньку вербуя почитателей) появилась на краю деревни, но теперь они как бы поменялись местами: новым центром стал именно комплекс зданий и садов резиденции, а разбогатевшая за счет паломников деревня — одним из окраинных районов. Другие сектора составляли: торговые ряды, где располагались всевозможные магазины и лавки, ресторанчики и несколько мастерских, школа, больница и район с коттеджами в западном стиле, где поселились иностранные поклонники Сатьи-Саи, решившие переехать к нему поближе. Больница и школа были построены и оборудованы на самом высоком уровне. Вообще, в Брахмане все школы и больницы строились от имени гуру. То есть он собирал на их строительство деньги с богатых жителей и организаций страны, а потом часть из них действительно тратил на заявленные цели.

Так как выехал из Машура Николас, можно сказать, с первыми лучами солнца, то и в Ути-Пата рикша его довез относительно рано, полдень еще не наступил. Высадиться пришлось на окраине комплекса резиденции гуру, внутри всем, кроме самого Сатьи-Саи полагалось своими ножками ходить. Хотел было подхватить стоявшую рядом с ним на сидении сумку на плечо, но решил, что так он из образа выбьется. Поэтому ленивым взглядом окинул спешившую мимо толпу, выискивая потенциального носильщика. Как ни странно, никто к нему не кинулся. В принципе, для Брахмана такое поведение местных жителей нехарактерно. Народ здесь нищий, и «срубить» с «белого богатея» за мелкую услугу сумму, которой хватит всей семье кормиться неделю, желающих обычно больше, чем достаточно. Но сейчас все со светящимися глазами спешили куда-то внутрь квартала и на мирские дела не отвлекались.

Оказалось, у хитрого рикши все было просчитано. Он специально привез Николаса к дороге, по которой почитатели шли посмотреть на медитацию их гуру, которая должна была вот-вот начаться. А вот его собственный сын терпеливо дожидался такого случая на углу и на окрик отца немедленно поспешил к ним.

— Мой сын Джави, — гордо сообщил рикша, — красавец, весь в жену пошел. Она у меня чудо как хороша, только мы с ней на разных языках говорим. Она на траминском диалекте, а я на пешту. И так все двадцать лет, что вместе живем. (Николас так и не понял, шутит рикша или говорит серьезно.) Зато дети оба языка знают. Джави — моя гордость. Ему уже четырнадцать лет. Он тебе и проводником и слугой хорошим будет. За пару серебрушек.

Рикша, глядя чуть в сторону, протянул руку ладонью вверх. Николас с сомнением оглядел щуплую фигурку мальчика. Выглядел тот лет на десять. Хотя, если ребенка плохо кормить, большим он и не вырастет… Такому лучше бы в больнице полежать, а не сумки таскать. Хотя… альтернативы-то все равно нет. И две серебрушки, это цена за что? За день его работы? Жирно будет. За весь срок? Или папаша сына вообще за эти деньги продать пытается? Больше похоже на последнее…

Скорчил брезгливую гримасу и кинул рикше золотой. Тот монету, похоже не просто за щеку сунул, а проглотил для надежности, после чего резко с ними попрощался и, не садясь на свой велосипед, потащил его за собой прочь от сюда почти бегом.

Джави бодро вскинул лямку сумки хозяина на плечо и попытался встать по стойке смирно. Качало его при этом основательно. Перейдя на магическое зрение, Николас подкачал ему немного жизненных сил, потом мысленно плюнул и подхватил сумку телекинезом, уменьшив ее вес раз в десять.

— Ладно, веди пока к местной гостинице.

К гостинице пробирались краешком большой, набитой народом площади. С противоположной стороны площадь была ограничена решеткой из посеребренных прутьев с золочеными остриями. Впрочем, вполне возможно, прутья и впрямь были из благородных металлов, Сатьи-Саи любил роскошь. Хотя, маловероятно. Бессмысленных трат он тоже не любил. Почитателям (а особенно почитательницам) во время индивидуальных аудиенций, которые на западный манер он почему-то называл «интервью», он охотно дарил золотые кольца. Честно предупреждая, что при попытке продать или передарить его подарок кому-либо другому, золото в нем превратится в медь, а драгоценный камень — в стекло. И ведь не врал, что характерно…

Сейчас взоры всех, собравшихся на площади, были обращены к упомянутой решетке. За ней был небольшой сад, посредине которого было небольшое возвышение, прикрытое балдахином. Там неподвижно сидел толстый, пожилой человек с большой черной бородой и еще большей копной черных же волос. И борода, и шевелюра были в мелких завитках, образуя большой меховой шар с проплешиной спереди для глаз и носа. Одет он был в нечто темно-фиолетовое (похоже на бархат) свободного покроя, но что это, халат, мантия, ряса или просто балахон разглядеть издалека было невозможно. Это и был гуру.