Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова

зверски страшно. Ее затрясло так сильно, что зуб на зуб не попадал. Ноги налились свинцом. Дыхание сбилось. А сознание… сознание помутилось. Неудивительно. К тому, что произошло дальше, жизнь ее не готовила. К такому в принципе невозможно подготовиться…

«Новый водитель Алексея» направил пистолет прямо на нее. Улыбнулся.

Нажать на курок явно собирался, но не успел. Данила опередил его. Секунда. Громкий хлопок. И мужчина рухнул на землю. Его безжизненный взгляд устремился в небеса. Прямо в центре его лба зияло отверстие от пули.

«Он… умер! — настигло жуткое осознание. — Умер! Господи… Боже…»

На сей раз сдержаться Лиза не смогла. Ее громкий душераздирающий вопль эхом разлетелся по округе. Из глаз брызнули слезы. И начался самый настоящий ад. Перестрелка. Валентин, Даня, Григорий и даже Шмель вынуждены были защищаться и отстреливаться от нападавших. Но те прятались за машиной, и ее защитникам приходилось ой как непросто.

Григория ранили в ногу. Шмеля в плечо. Остальные не пострадали.

За исключением нападавших, разумеется. Их… «обезвредили» всех.

Лиза не могла сказать, что испытала облегчение. Нет. Ее распирало от смешанных чувств. От животного, леденящего душу страха. Ее колошматило так, что конечности не слушались, и слезы безостановочно стекали по щекам.

Осознание того, что у нее на глазах опять кого-то убили (как когда-то маму), причиняло зверскую боль. И ввергало в чертовски сильную панику. Ей хотелось вопить во все горло и биться в истерике, но… какая-то часть ее сознания упрямо оставалась холодной. И пусть сердце разрывалось в груди, Лиза пыталась абстрагироваться от увиденного, дабы точно не свихнуться.

В какой-то момент ей удалось вырваться из стальных объятий Верещагина. Спустя пару ударов сердца она тоже опустилась на колени подле Гордеева.

Страх за Алексея сейчас определенно доминировал на фоне других эмоций.

Он по-прежнему не шевелился, а Соня безутешно рыдала у него на груди.

Цепляясь за последние крохи самообладания и прекрасно понимая, что действовать здраво подруга сейчас не в состоянии, Лиза прижала свои дрожащие пальцы к горлу Алексея. Это было сложно, ибо собственное сердцебиение оглушало, но она все же различила его слабый пульс.

— Он жив! — проскрипела почти старушечьим голосом. — Соня, он жив!

— Пра… правда?

— Да. Но его нужно срочно доставить в больницу!

— Лиза, он… Лиза… я умру, если…

Она сама не понимала, откуда в ней силы взялись, однако сжала ладонями лицо Алмазовой, вынуждая ее смотреть ей в глаза, и твердо произнесла:

— Соберись! Слышишь? Соберись! Нужно поторопиться. Сейчас каждая секунда на счету. Ты должна быть сильной! Как никогда сильной!

Подруга заторможенно кивнула, внутренне соглашаясь с ней.

Вновь посмотрела на Гордеева, сморгнула слезы и тихо всхлипнула:

— Что они… что же они с ним сделали?

— Накачали хлороформом и хорошенько намяли бока. Не скули. Жить будет!

Лиза со смесью замешательства и тревоги уставилась на Соколовского.

Ведь именно он, морщась от боли и затыкая рукой рану на плече, произнес эту странную фразу. И именно за эту фразу зацепился Верещагин:

— А ты-то откуда знаешь? — поинтересовался Даня, буравя Шмеля хмурым взглядом. — Принимал непосредственное участие, что ли?

Мужчина зашелся в приступе зловещего и совершенно неадекватного смеха.

Все случилось слишком быстро, чтобы понять. Слишком неправильно, чтобы осознать. Но в следующий миг снова раздались громкие хлопки, от которых сердце ушло в пятки, и внутри все оборвалось. Это Валентин, дождавшись кивка Соколовского, исподтишка выстрелил прямо в голову Григорию.

А Даня, руководствуясь рефлексами – Валентину. Однако, Шмель тоже не стоял без дела… и следующая пуля прилетела уже… Верещагину.

* * *

Холод. Могильный холод «с характерным хрустом» пробрался под кожу и сковал все ее тело, вгоняя в оцепенение. Однако, невзирая на это, Лизу кинуло в жар. В сильнейшую, нестерпимую термальную агонию. По спине заструились ручейки пота. К мгновенно повлажневшей коже прилипла одежда. Время остановилось. Замерло одновременно с ее сердцем.

Сердцем, которое сжалось в груди до размеров крохотного атома, когда, глухо вскрикнув, Даня пошатнулся и… без чувств рухнул на землю.

— А-А-А! — завопила Лиза не своим голосом, осознав произошедшее.

Ее разум отключился. Отчаяние и первобытный ужас заволокли сознание. Горло сдавил болезненный спазм. Из глаз градом хлынули горькие слезы.

— Нет! НЕТ! Данечка…

Возможно, в этот самый миг целились уже и в нее.

Она не знала. Не видела. Не понимала. Но ей было уже глубочайше плевать на всю эту чертову вероятность. Лиза пребывала… точно в трансе, не замечая ничего и никого вокруг. Она визжала, надрывая глотку.

До боли. До хрипа. До тошноты. Ее легкие горели от недостатка кислорода. Тело сотрясалось от рыданий. Уподобившись животному, обезумевшему зверю, она ползла вперед. К нему. На четвереньках. Мимо Григория.

Мимо Валентина. Таких же неподвижных. Таких же бездыханных.

Таких же… мертвых. Именно мертвых, ведь выжить после выстрела в голову… нереально. Да, Лиза понимала это. Но в глубине души отказывалась верить, что Верещагина тоже постигла их участь.

— Нет! — твердила, точно зомбированная, продолжая ползти. — Нет!

Однако, добравшись до цели, увидев безжизненный остекленевший взгляд своего защитника, устремленный в небеса… закатилась пуще прежнего, роняя голову к нему на грудь. Он не дышал. Больше не дышал.

— Даня! — выла она, орошая слезами его рубашку. — Данечка! НЕ-Е-ЕТ!

С трудом понимая, что творит, Лиза молотила кулаками по его плечам.

Повинуясь инстинктам, зачем-то пыталась делать массаж сердца и искусственное дыхание, заведомо зная, что ему уже ничего не поможет.

Мозг точно кислотой разъедало от понимания простой истины:

— Это все я! Все из-за меня! Прости, слышишь? Прости…

— Не надрывайся! Не слышит! — совсем рядом раздался голос Шмеля.

Холодный. Равнодушный. И издевательский до омерзения.

В тот самый миг Лизу накрыло окончательно. Пазл в ее голове сложился.

Собрав в кулак все свое мужество, она медленно поднялась с колен.

Выпрямилась во весь свой рост и, шатаясь, развернулась к нему лицом.

Было ли ей страшно? Едва ли! Сейчас Лизу переполняли другие эмоции.

Зловеще улыбаясь, Соколовский направил и на нее оружие.

«Оружие, из которого застрелил Даню!» — вспомнила, закипая от ярости.

Давясь слезами, она смотрела в упор на отца Пашки и Вики. На одного из ближайших приятелей Аркадия Михайловича. И на крысу, которую так упорно искал Дима, даже не подозревая, что тот уже давным-давно вхож в его дом. Испепеляя мужчину взглядом, полным презрения, Лиза шагнула к нему. Пребывая в состоянии, схожем с состоянием аффекта, она напрочь игнорировала пистолет, направленный на нее. Просто…