В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Владимир Обручев

— Нет, Сергей Васильевич! — сказал я со вздохом. Я уже состарился, силы не те, сердце даёт себя знать. А главное, пожалуй, в том, что я потерял своего компаньона и помощника. Он моложе меня на 20 лет и мог бы ещё не раз отправляться за кладами. Но потеря сына, бежавшего в компании с вором, его убила. Он мечтает теперь идти паломником в Лхасу и искать там своего сына. Я, конечно, туда с ним не пойду, на это у меня уже сил нет. А он может застрять там надолго в поисках сына.

— Пожалуй, что так, — заключил консул. — Ну, поживём, увидим. Сейчас зима, время вашего отдыха. Разберите находки, пошлём их в Петербург и узнаем их ценность. А лавка и дом у вас сохранились, как и средства для жизни.

Наши сравнительно небольшие древности, выкопанные в поселениях Лоу-Лань на берегу оставленного русла Кончедарьи, по заключению Эрмитажа и Академии наук, оказались очень интересными. Добытое в Лоу-Лане представляло утварь и разные домашние вещи, орудия, оружие, картинки бытового обихода третьего и четвёртого столетий после новой эры. Все эти вещи получили высокую оценку, а мы большую благодарность за наши раскопки, отчасти оправдавшие экспедицию в бассейн Тарима.

Последнее путешествие по Долине ветров и паломничество Лобсына в Лхасу

Вскоре после нашего возвращения из неудачной экспедиции за кладами на южной окраине пустыни Такла-Макан Лобсын, побывавший уже в своём улусе в долине реки Богуты, явился ко мне в лавку. Я уже успел съездить в Семипалатинск и вернуться с новой партией мануфактуры и других товаров для своей лавки, так как остатков от прежних закупок было уже немного, а сидеть в ней для распродажи этих остатков случайным покупателям было слишком скучно. Я ещё не собирался прекратить свои поездки по Монголии и Туркестану и почить, так сказать, на лаврах, проедая на старости лет заработанные деньги. Закупив новый товар на остатки золота, я думал ещё раз отправиться по кочевьям, если позволит здоровье, состояние которого внушало уже опасения.

Лобсын был очень расстроен, даже похудел за последнее время. Он посидел молча в ожидании ухода покупателя и, послав Очира на кухню за стаканом чая, сказал мне со вздохом:

— Знаешь, Фома, житья мне в юрте не стало. Жена плачет с утра до вечера и упрекает меня за то, что наш сын убежал, как будто я виноват в этом, а не она, которая избаловала его, сделала своевольным и самонадеянным. Она требует, чтобы я отправился в Лхасу, разыскал сына и привёз его домой. Она говорит, что сын у нас только один, что я испортил его своими поездками за кладами, приучил к безделью, что он отвык заботиться о нашем скоте и хозяйстве и дома в промежутки между путешествиями ничего не делал, обленился, таскался к девушкам в соседних улусах. Это, пожалуй, верно. Я сам исполнял все работы по хозяйству, когда был дома, а его не заставлял писать и читать по-монгольски и по-русски и заниматься грамотой со своими сёстрами.

— Одним словом, я решил идти паломником в Лхасу, разыскать сына и привести его домой. У тебя ещё лежит моё золото, отдай его мне, я куплю трёх верблюдов, разных товаров на подарки далай-ламе и храмам, продовольствие на дорогу. В долине Кобу в этом году был хороший урожай и размножился скот, несколько человек решили идти на поклон к далай-ламе и уговорили меня присоединиться к ним, как знающего все дороги. Такого случая у нас давно не было, а идти одному слишком дорого и трудно.

— Итак, ты хочешь оставить меня! — сказал я ему. — Мы столько лет так хорошо и дружно работали вдвоём; смотри, какое большое хозяйство ты завёл на Богуты, сколько скота имеешь, обставил юрты, нашёл жену, народил сына и трёх дочерей. А теперь хочешь всё это оставить и идти в Лхасу искать сына-бездельника, затратишь на это свои силы и средства. Подумай хорошенько о себе и обо мне также, как я буду без тебя водить свой торговый караван, даже если перестану интересоваться кладами.

— У тебя уже подрос хороший помощник — Очир, — ответил мне Лобсын. — Он не хуже меня всё дело знает. Один раз попробуй с ним поехать не так далеко. Я пробуду в отлучке только эту зиму и весну, к будущему лету вернусь с сыном или без него. Хозяйство моё и семья остаются ведь на Богуты.

Долго я уговаривал его, но он, видно, твёрдо решил: — Не могу я вернуться домой, жена пилит с утра до вечера и плачет, дочери тоже просят — приведи нашего брата домой.

Пришлось отдать ему его золото на покупку верблюдов, сёдел, товаров и даже отпустить ему из своего склада кое-что подходящее для подарков. Лобсын сказал, что его попутчики по паломничеству хотят идти в Лхасу не обычным путём через Алашань, Ланьчжоу и Синин к границе Тибета, а по более короткой дороге через Урумчи, Черчен и западный Цайдам, чтобы выйти на главную дорогу уже на границе Тибета.

— Если ты пойдёшь этим путём, — сказал я ему, — я провожу тебя до Кульджи. Мне давно хотелось увидеть западную окраину нашей страны с долиной Ибэ и озером Эби-Нур. У меня найдётся товар на пару верблюдов, и через две недели мы можем отправиться. Для меня это немного поздно, но если не использовать этот случай, я в Кульджу сам уже не соберусь. А может быть, ты отложишь своё паломничество до весны? Ведь придётся идти по Цайдаму и Тибету уже в зимние холода!

— Нет! — сказал Лобсын. — Если выручать сына — нужно это сделать скорее, чтобы застать его и его соблазнителя в Лхасе. А позже куда ещё он его заманит, и следов не найдёшь!

Поэтому мы и решили выехать вместе в самом начале декабря по прямой дороге в Кульджу. Лобсын уехал покупать верблюдов, в том числе двух для меня, а я заготовил запасы, отобрал товары для своей торговли в Кульдже и для подарков в Лхасу. Побывал я и у консула и рассказал ему решение Лобсына о паломничестве. Консул против ожидания поддержал моего компаньона, одобрил его желание найти и вернуть сына на путь честного торговца, а не бродячего прихлебателя лам. Он одобрил также моё желание побывать в Кульдже и обещал дать мне письмо к русскому консулу в этом городе с рекомендацией на всякий случай.

Первого декабря вернулся Лобсын с шестью верблюдами, двумя лошадьми и ишаком. Он навьючил двух верблюдов товарами и подарками для Лхасы, двух — провиантом на весь путь для себя, палаткой и другим снаряжением на длинную зимнюю дорогу. Я занял двух верблюдов своими вещами и товарами для Кульджи, подобранными по совету консула, знавшего местный спрос по своей прежней службе там. С нами ехал Очир, для которого и был куплен ишак. Сидя на нём, он должен был вести караван до Кульджи вместе с Лобсыном, а обратно уже самостоятельно во главе каравана, хвост которого замыкал всегда я.