Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

На вооружении крепости летом 1914 г. находилось 1099 орудий (полагалось 934) и 208 пулеметов (полагалось 304). 60 % всего вооружения составляли 644 орудия дальней обороны. Новых орудий было 15 % от всего вооружения (156 орудий) и около 25 % дальнобойных орудий. Только навесной огонь могли вести 24 % дальнобойных орудий (124 орудия). Вообще орудий, способных вести навесной огонь, было 400, то есть 62 % всех орудий дальнего боя109. Однако, как уже говорилось, крепостная артиллерия была ослаблена изъятиями для нужд фронта. В феврале 1915 г., например, генерал-майор Али-ага Шихлинский по приказу Н. В. Рузского вывел из крепости два дивизиона 6-дюймовых гаубиц, а также несколько 42-линейных (4,2-дюймовых) орудий, которые были отправлены во 2-ю армию. Правда, перед началом обложения в крепость было перевезено несколько 10-дюймовых орудий, снятых с кронштадтских береговых батарей. Артиллерийские позиции были лишь частично бетонированы, большую их часть защищали только земляные насыпи, зато все они были хорошо замаскированы. Нигде в крепости, кроме наблюдательных пунктов, не было ни броневых плит, ни куполов110.

В крепости был новый комендант – генерал Н. П. Бобырь; произошла и смена начальника штаба: генерал-майор А. Г Елчанинов был переведен на командную должность, а обязанности начальника штаба крепости исполнял генерал-майор Н. И. Глобачев. Самое главное – в крепость был назначен и новый начальник инженеров полковник Н. В. Короткевич-Ночевный, сменивший генерал-майора В. А. Гиршфельда непосредственно перед осадой. Еще хуже дело обстояло с гарнизонными частями. «Постоянного пехотного гарнизона крепость не имела, – вспоминал генерал-квартирмейстер Ставки, – да по условиям войны и не могла иметь. Трудно было бы удерживать в крепости ее гарнизон в то время, когда впереди, в поле шли ответственные операции. Это было бы нарушением одного из основных правил стратегии о разумном сосредоточении всех сил к месту решительного боя. Но все же надо сказать, что в Новогеоргиевске пехотные части менялись излишне часто и, в конце концов, в состав этого гарнизона по распоряжению главнокомандующего Северо-Западным фронтом вошли дивизии очень слабых боевых качеств, из которых две (ополченские) не закончили даже своего формирования. От всех этих дивизий нельзя было, конечно, ожидать проявления высокого воинского духа»111. В новый гарнизон вошли две пехотные дивизии – 58-я и 63-я, одна кавалерийская – 14-я, две дивизии ополчения и технические части. Численность дивизий колебалась от 10 до 14 тыс., всего гарнизона – около 100 тыс.112

Как следует из телеграммы М. В. Алексеева Н. Н. Янушкевичу от 20 июня (3 июля), Михаил Васильевич предвидел немецкий удар на Новогеоргиевск и предпочтительным считал ввести в верки крепости 48 отдельных полевых батальонов113. На способность Новогеоргиевска задержать германское наступление и тем самым дать возможность прийти в себя отступающей русской армии надеялись и в Ставке Верховного114. М. В. Алексеев хотел сохранить для фронта действующие армейские организмы и поэтому был против включения в состав гарнизона крепости 27-го корпуса и 50-й дивизии, и это было вполне естественно в сложившейся ситуации. От Ломжи до Влдавы на фронте находилось 23 русских корпуса, но в среднем их численность составляла только 12 тыс. человек при мизерном снарядном запасе. В 1-й армии армейский снарядный запас составил всего 60 единиц. Поэтому, в конце концов, в крепость были введены дивизии второй линии – 58-я и 63-я и ополчение. В штабе знали, что боеспособность 63-й дивизии и ополченских частей весьма невелика115.

«Помимо ополчения, – вспоминал А. А. Брусилов, – которое как боеспособная сила было ничтожно, в состав гарнизона этой крепости была послана из моей армии, по назначению главнокомандующего, одна второочередная дивизия, которая была взята мною в тыл для пополнения. В ней оставалось всего 800 человек; начальником дивизии вместо старого, получившего корпус, назначен был генерал-лейтенант де Витт, который, очевидно, не успел познакомиться ни с кем из своих подчиненных, да и его никто не знал. К нему подвезли для пополнения… около 6 тысяч ратников ополчения, а для пополнения офицерского состава – свыше 100 только что произведенных прапорщиков. И вот, не дав ему даже времени разбить людей по полкам, а полкам сформировать роты и батальоны, всю эту разношерстную толпу засунули в вагоны и повезли прямо в Новогеоргиевск; там их высадили как раз к тому времени, когда немцы повели атаку на эту крепость»116. Крепость лихорадочно снабжалась боеприпасами: даже перед полным ее блокированием в Новогеоргиевск на автомобилях было завезено 2 млн винтовочных патронов, ускоренными поставками удалось поднять продовольственные запасы гарнизона до полугодовой нормы117.

Теперь на Новогеоргиевск и Ковно возлагались особые надежды русского командования – в Ставке рассчитывали, что первая крепость продержится в полной блокаде до перехода русской армии в контрнаступление, то есть не менее полугода118. Для успеха такого контрнаступления необходимо было удержаться на линии Ковель – Августово, сохранить контроль над Неманом. С прорывом немцев на восточный берег реки возникла бы угроза глубокого обхода в тыл наших армий. В таком случае единственным способом избежать окружения стало бы быстрое отступление до линии Рига – Двинск – Молодечно – Слуцк. Из имевшихся на Немане двух железнодорожных мостов один (у Олиты) был взорван нашими войсками при отходе. Следовательно, оставалась единственная действующая железнодорожная переправа в Ковно, владение которой предоставляло немцам возможность направить значительные массы на Вильну и выйти в тыл русским войскам в районе Минска. Значение оборонительных позиций на правом фланге русского фронта значительно возрастало119.

Ключевыми пунктами этих позиций становились на данный момент Ковно и Новогеоргиевск. Самым трагическим образом на готовности этих крепостей к обороне сказалось то, что и войска, и даже старшие офицеры были слабо знакомы с местностью. Это приводило к неуверенности, потере ориентации, слабому знакомству с оборонительными сооружениями. Трагические случайности в этой ситуации были неизбежны, они становились закономерностью. В ночь с 4 на 5 (с 17 на 18) июля полковник Н. В. Короткевич и начальник обороны северного сектора, где немцы позже и повели главную атаку, полковник Худзинский отправились на автомобиле в поездку с целью ознакомления с сектором.

В это время 58-я дивизия должна была войти в крепость, а 14-я кавалерийская – выставить посты. Несогласованность между командованием и незнание местности привели к путанице. Посты на дороге не были вовремя выставлены, и автомобиль со старшими офицерами наскочил на германский кавалерийский разъезд. Раненный в руку шофер не справился с управлением, машина съехала в канаву. Короткевич и Худзинский были убиты, сопровождавшие их военный и гражданский инженеры и водитель машины ранены и попали в плен. В портфеле Н. В. Короткевича-Ночевного баварские кавалеристы взяли ценнейший трофей – план крепости крупного масштаба, на котором были подробно нанесены все укрепления. Если учесть, что с 1911 г. немцы не имели достоверной информации о фортификационных работах в Новогеоргиевске, а с началом войны самые скудные ее источники пресеклись, то для осаждавших это была огромная удача120.

В этот же день гарнизон предпринял попытку вылазки, которая была отбита. Части, собранные в крепости, не годились для ведения активных наступательных действий. Тем не менее именно в этот день решалась судьба Пултуска, под которым русские войска попытались перейти в контратаку, и удар из Новогеоргиевска должен был помочь ей. Срыв комбинированного удара привел к тому, что 24 июля русские войска были вынуждены эвакуировать Пултуск. У северного сектора крепости начались артиллерийские дуэли. Эффективность огня немцев резко возросла. Однако и русские артиллеристы действовали весьма успешно. Два 10-дюймовых береговых орудия «Царский дар», установленных на фортовой группе № 15, так точно обстреливали немецкую 420-мм батарею, что принудили одну из этих мортир к молчанию. Немецкое командование даже отдало приказ о выселении всех жителей местечка Насельск, которых заподозрили в том, что они по телефону корректируют огонь русских орудий121.

Русские войска под непрерывным обстрелом, который не останавливался даже ночью, 14–18 (27–31) июля 1915 г. успешно отбивали атаки противника, однако их собственная попытка атаковать Насельск 18 (31) июля опять закончилась неудачей. В ночь с 25 на 26 июля (с 7 на 8 августа) Новогеоргиевск был полностью блокирован. К этому времени немцы уже начали наступать на Ковенскую крепость. Здесь 40-м корпусом генерала Карла Лицмана действовала 10-я армия генерала Г фон Эйхгорна122. «Еще ни одна крепость не была атакована с такими ничтожными средствами, – вспоминал Э. Людендорф, – но войска, предназначавшиеся для атаки, были воодушевлены бодрым духом своих вождей»123. Решившись на ускоренную атаку, командир корпуса рассчитывал только на превосходство своих войск над оборонявшимися и сознательно шел на риск. Штурм начался 21 июля, а накануне К. Лицман сказал своему начальнику штаба: «Только от успеха зависит, предстанем ли мы перед критикой как герои или как глупцы. Если завоюем Ковно, восхвалят нашу храбрость, но если потерпим неудачу, то спросят с негодованием: «Как такой осел дошел до генерала? Как мог подобный невежда, совершенно не знающий основных правил осадной войны, быть директором Прусской Королевской военной академии?»124.