Ангел возмездия - Борис Мишарин

Четыре взрослые пары глаз следили за дорогой и речкой, выбирая место для отдыха, дети полагались на родителей, даже не подозревая, что они едут практически «на ура». Кэтвар остановил машину, за ним встал и Стас.

— Что, Кэт? — спросил Стас, понимая, что это не конечная остановка.

— Осмотреться надо, так можно и все хорошие места проскочить.

Он показал на несколько кустов черемухи, скрывающих от взгляда речку. Мужчины двинулись к кустам пешком. За ними открылась небольшая полянка с кострищем посередине, обрывистый берег имел пологий сход к воде — идеальное место для отдыха.

— Прекрасно! — воскликнул Стас. — Здесь и остановимся.

Кэтвар кивнул головой.

— Да, ты подгоняй машину с этой стороны, — он показал на куст черемухи, — а я с той заеду. Сначала вернусь немного обратно, там я сухое дерево видел, притащу его на тросе сюда — с дровами здесь туго, но нам на шашлыки хватит.

Обосновывались прочно, не по-городскому, можно было догадаться, что здесь или деревенские, или бывалые охотники, знающие природу. Марина с Ириной расстелили брезент на траве, продукты унесли в тень под дерево, бутылки с пивом, питьевой водой и соком бросили в авоське в воду для охлаждения. Вскоре послышался шум мотора и шуршание — Кэтвар притащил небольшой сухой ствол с ветками, радостная суета охватила всех. Стас распиливал дерево на небольшие чурочки, Кэт раскалывал их топором, его старший сын Борис складывал все у костра, дочка Юленька помогала матери — обязанности распределились сами собой. Ирина занималась малышами — они требовали к себе внимания, ползали по брезенту, гукали, стараясь что-нибудь стянуть, потрогать ручками для познания мира.

Кэтвар и Марина вспоминали про себя заимку. Как быстро летит время — что с ней стало, цела ли она? Сыну уже 13 лет, дочке 12, младшему еще нет годика. Вспоминал ее и Стас, каждый решил уговорить другого поехать этим летом туда. Но взгляд на Ирину положил конец этим планам: ей рожать через месяц, и оставлять ее одну никто не хотел. Зато на следующий год уж точно летний отдых большая семья проведет на заимке, в домике начала ее жизни и судьбы.

Костер разложили большой, чтобы углей хватило приготовить шашлыки. Мужчины устроились в теньке под черемухой, пили пиво — к вечеру запах, в основном, выветрится и можно не бояться гаишников, остатки зажуют «Dirol» ом.

— Да-а, редко мы выбираемся на природу, — заговорил Стас. — Все работа, работа, суета городская — то надо сделать, это… Хорошо хоть сейчас выбрались отдохнуть и позагорать немного. В городе вообще кошмар, дым сплошной, и никому дела нет — демократия одна безденежная, — он усмехнулся. — Прочитал в газете, что торфяники горят, площадь их 5 квадратных километров и можно не тушить — сами погаснут, выгорят через 15 лет. — Он снова усмехнулся, сплюнул на землю. — Люди жалуются, кошмар… Взялся астму лечить по своей методике, классная штучка, я вам скажу — 85–90 процентов успеха за очень короткий промежуток времени, фактически за неделю. Полное излечение без рецидивов — а тут этот дым, будь он проклят, забирает процентов десять. Количество больных в поликлиниках увеличилось в два раза — никому дела нет. Не демократия у нас — анархия сплошная, и каждый чиновник хочет монархом быть в своей отрасли, сфере или территории.

Костер изредка потрескивал, дым частенько менял свое направление, заставляя пересаживаться на другое место. Кэтвар и Стас в теньке пили пиво, развалясь прямо на траве.

— Послушай, Кэт, — сменил Стас тему. — Все хочу спросить тебя и забываю за делами, — чего это к тебе следак из прокуратуры приходил, что хотел?

Кэтвар пожал плечами, глотнул из банки.

— Бандитов убили, свернули им шею прямо в постели. Он занимается этим делом, консультировался по способу проникновения в жилье.

— Ну и что, ты-то здесь при чем? Ты же не вор и отмычек у тебя нет.

— Да при чем здесь отмычки, — начал раздражаться Кэтвар. — Речь совсем о другом. Преступник, как сказал следователь, проник через окно, забежал по стене на третий этаж. Вот и спрашивал он: кто может потенциально сделать это.

— Да-а, дела, — протянул Стас. — Надеюсь, он тебя не подозревает?

— А хрен его знает, — отмахнулся Кэт. — Он об этом не говорил.

Стас понял, что разговор зятю неприятен, и не стал продолжать его. Закурил сигарету, лег на спину, пуская дым кольцами, смотрел через них в небо. Потом встал неожиданно, бросил зло:

— Ходят, треплют нервы, а по мне — пусть хоть все друг друга покончают, людям жить спокойнее станет, — он выкинул сигарету. — Пойду, костер поворошу, пора, наверное, мясо на шампуры насаживать.

Стас ушел, а Кэтвар задумался — за консультацией ли приходил следователь, может, он подозревает его в убийствах? Нет доказательств, улик, вот он и решил провести разведку, переговорить лично — может, и выяснится что? Наверняка уже проверил всех из его списка, но что это даст? Нет следов и свидетелей… Он улыбнулся — следствие в тупике. Неординарность убийств — то головы с плеч слетают, то по стене ходят. «Надо бы познакомиться с ним», — прошептал про себя Кэт, загадочно улыбаясь, и пошел помогать Стасу.

Шашлыки получились отменные, приготовленные в майонезе, таких еще никто никогда не пробовал — Марина придумала. После обеда устроились загорать, солнце не заслонялось дымом, как в городе, грело прилично, и в расслабленной дремоте снова набегали мысли.

Кэтвар впервые серьезно задумался о Михасе.

Ученый, доктор наук, профессор, выброшенный государством на улицу. Был арестован за убийство и просидел в СИЗО два месяца, потом освобожден за отсутствием состава преступления. Но если нет состава преступления — кто ответил за его арест? Никто! Был ложный донос, и за него никто не ответил. В России все секрет и ничего не тайна, можно посадить невинно и не ответить.

Небо, казалось, тоже размышляло и думало, нагоняя кучевые облака и унося их обратно в невидимую даль. Кэтвар смотрел на них, сравнивая с жизнью, которая менялась, как и погода — то ясно, то пасмурно, дождь и вёдро.

Михась встал на ноги сам, хотя мог и не подняться никогда — всегда нужен начальный, пусть и небольшой, но капитал. И дала его мафия в лице Корнея, а не государство российское. Может, не так уж и плоха она, коль печется о людях, людях, нужных всем?

Кэт усмехнулся сравнению. «Нет уж — мафия есть мафия! Вору в законе тоже нужно доказать противоправное деяние. Но этот титул разве дают за хорошие дела? Бардак!» Он смачно сплюнул на траву, думать не хотелось ни о чем.

Кэтвар огляделся: все грели спинки на солнышке, загорали. Глянул на часы — пятый час, можно и порыбалить. Так, для удовольствия, а не ради улова.

Он встал, подошел к машине и вытащил из багажника лопатку. Стал искать подсохшие коровьи лепешки: под ними можно было без труда отыскать дождевых червей. Накопал штучек пять, решил, что хватит посидеть немного у речки, взял удочку и устроился немного в сторонке от лагеря. Насадил червя на крючок, забросил, глядя, как наплав сносит течением реки, добавил еще грузило и пробормотал: «Вот так хорошо». Ждал минут пять, но поплавок так и не дернулся, не нырнул ни разу под воду. Он вытащил леску, поправил для порядка червячка и забросил снова. Вскоре дернулся поплавок немного, замер на мгновение и ушел целиком под воду, оставляя на поверхности круги. Кэтвар подсек невидимую рыбку и вытащил ее. В руке трепыхался небольшой ельчишка. Отцепив крючок, бросил ельца в ведерко с водой, насадил нового червя и забросил наживку в то же место.

Настроение поднялось — небогатый улов, но улов, а это важнее. Кэт терпеливо ждал нового поклёва, но поплавок оставался на месте, словно и был в реке всего-то один елец. Несколько раз он перезабрасывал удочку, но безрезультатно. Мысли вновь вернулись к Михасю.

Жили они в одном городе много лет, отдыхали и работали, веселились и грустили, но ни разу не пересеклись их дороги, не встретились они даже случайно. Хотя знали друг о друге, но инициативы не проявляли, не стремились к знакомству, однако каждый надеялся на будущую случайность, которая сблизит, даст возможность общения, а возможно, и совместных дел.

Нет, не о бизнесе речь — о делах иного рода, не подвластных более никому из современных землян.

Речка бежала, сверкая солнечными бликами, мысли выхватывали отдельные моменты и образы, пытаясь выстроить что-то упорядоченное и совершенное, но кроме грустной злости не получалось ничего.

XIX век — век крестьян, рабочих и дворянства, век элиты и толпы… Всякие люди попадались в то время. Дворяне заботились не только о своем капитале, но и о чести. Старались быть образованнее, дрались на дуэлях. Кто из них не знал иностранного языка, не увлекался музыкой, литературой, искусством, не был образован? Единицы. А современная элита?.. Ни чести, ни совести, ни образования, ни родовитости. Культура страны опустилась ниже канализации и пытается всплыть… Люди — рвачи и лодыри… общественные эгоисты, Человеки теряются в массе, затаптываются равнодушием и стяжательством. Тяжелое время потерь сжимается для прыжка вперед. Пожить бы, перепрыгнув напасти… Мечта идиота…