Дальше в лес… - Владимир Васильев

И берут нас под белы рученьки, и ведут на санобработку, а мы не против, мы чистоту любим — и внешнюю, и внутреннюю… Мы никому мешать не будем, потому что это главный закон нашей жизни — не мешать!..

Однако пришлось вынырнуть из грез — уже вечерело, и мне пора было принимать решение о посадке: то ли и правда на площади Управления приземлиться, то ли в горы податься — не за каждым же камнем там пограничник-охранник сидит. Переночую, а потом «утро вечера мудренее», как в сказках сказывается. Я был существенно выше обрыва над лесом, с которого начиналась территория Управления, и мне не составляло труда пойти на посадку. Но можно было еще и завернуть к диким горам. Я оглянулся и заметил на полупрозрачном крыле симпатичненькие розовенькие пятнышки, похожие на конопушки. Глянул на себя — пузо мое украшали такие же конопушки. Прилетели… Мне не надо было объяснять, что сие означает, — уж столько раз в фильмах приходилось обнаруживать свет лазерного прицела на себе и своих партнерах. Ясно, что современные прицелы не нуждаются в такой демонстрации собственного присутствия, но такова была киношная условность. Да и не только киношная: в реальности таким образом потенциальной жертве давали возможность исправиться. Последнее, так сказать, предупреждение…

И кто же это меня предупреждает?

— Мы ж договаривались, Кандидушка, что я больше не лезу в твою жизнь, а ты не мешаешь мне, — не замедлил объявиться голос предупреждающего. — Некрасиво с твоей стороны нарушать договоренность… Я же говорил, что на границе с лесом стреляют без предупреждения.

— А я решил притвориться птичкой, — хихикнул я. — Их же только излучением отпугивают. И почему меня сразу не подстрелили?

— А потому что я так приказал, — строго ответил Леший. — Ты ж мне как сын. Люблю я тебя и характер твой неугомонный знаю, потому и предупредил, чтоб отключили автоматику.

— Ну, может, позволишь тогда мне совершить мягкую посадку? Из любви к ближнему…

— Нет, не позволю! — пресек он мои попытки. — Тебе нет места в моем мире, как и мне в твоем.

— Ты снимаешь фильм в Управлении?

— А это тебя уже не касается, — попытался он быть пренебрежительным, но я понял, что снимает.

Тогда мне действительно лучше не торопить события. Когда он заставит их жить по Первоисточнику, тогда и можно будет попытаться…

— Грубый ты, Евсей, — поморщился я интонацией, я это умел.

— Работа такая, Кандидушка, вашему брату актеру палец дай — вы и руку откусите.

— Не путай актера с рукоедом, Леший! Но мне и правда не нравится то, что ты задумал.

— Вот потому и нет нам места двоим в одном мире, — вздохнул он сокрушенно. — Но я ж тебя не обидел — я подарил тебе целый мир! Великий шанс! Ты, похоже, так и не понял, что ты там царь и бог?

— Об которого всякие гиноиды ножки вытирают…

— А ты отверни, отверни от Управления-то… — напомнил мне Леший.

Я отвернул, но пока не в обратную сторону, а на девяносто градусов — в сторону гор.

— Когда бог позволяет, то о него и ноги вытирают, и на крестах распинают, — философски заметил Евсей. — Значит, это ему для чего-то нужно… Тебе это было нужно, чтобы сыграть роль в соответствии со сценарием. Съемки закончены, но возможности твои, с помощью которых ты заставлял всех жить по твоей подсказке, остались при тебе… Все техническое оснащение и обеспечение по-прежнему настроено на тебя, иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали…

— И я остаюсь марионеткой в твоих руках…

— Вовсе нет, Кандидушка, — благодушно рассмеялся мой Режиссер. — Эта часть техники сейчас используется в другом проекте. Чтобы общаться с тобой, она мне почти не нужна. Поговорим — и опять останешься при себе.

— Евсей! Мир не фильм и не спектакль, одному режиссеру не охватить его своей гениальностью, не рассчитан человек на такие масштабы! — попытался я воззвать к его разуму.

— А вот тут ты принципиально ошибаешься, — не внял он. — Вся история человечества — это смена режиссеров и спектаклей, чаще всего бездарных. Но случались все же золотой и серебряный века… Каждому времени свой режиссер и свой спектакль… По нынешнему времени — фильм…

— Эх, Евсей, Евсей, — вздохнул я многострадально.

— У тебя свой мир — режиссируй, у меня — свой, не лезь!.. Я понимаю, трудно быть богом, но у тебя нет выбора…

— Я могу остаться человеком! — выкрикнул я заносчиво.

— Это тоже вариант божественного поведения, — усмехнулся он. — Твое дело… А то придумай сценарий и разыграй его в своем мире…

— Я актер…

— Нет такого актера, который не мечтал бы стать режиссером, — усмехнулся он, мол, знаю я вашего брата. — Ну ладно, Кандидушка, приятно было побеседовать. Надеюсь, больше не нарушу твой покой своими глупостями, поворачивай, пока совсем не стемнело… К тому же вижу, фронт грозовой в вашу сторону движется. Поторопись…

— Что ж, прощай, Леший! Мне только надо высоту набрать, а для этого над склоном теплым пройтись — там восходящие потоки… Ты уж не подстрели ненароком.

— Давай, — разрешил он. — Стрелять не буду, но под прицелом останешься… Не поминай лихом…

Я взял курс на ближайший, еще освещенный солнцем склон. Скоро он начнет остывать, а пока надо поймать последний восходящий поток! Я успел — поток подхватил меня и понес вдоль склона вверх, вверх, вверх… И когда я взмыл над вершиной, то на самом деле увидел вдали облачный фронт весьма угрожающего вида. Он уже толкал впереди себя толщу воздуха.

Я сделал разворот и устремился по кратчайшей траектории туда, где меня с нетерпением ждали.

Скорость полета была на пределе прочности моего параплана. Я чувствовал его, как себя, — еще чуть-чуть и он начнет рваться. Но попасть в грозовую тучу — это совсем грустно, печально и тоскливо. В туче у меня шансов уцелеть не будет… А нужно ли? Или только инстинкт вынуждает? Если обещал вернуться, обязан вернуться, а там уж разберемся.

Когда исчезли последние лучи закатного солнца, по моим прикидкам мне оставалось еще с треть пути. Хотя я возвращался в несколько раз быстрее, чем летел туда. Туда была прогулка, обратно — бегство. Совсем разные жанры.

Мне казалось, что я верно взял направление, и старался его держать. Но ветровая обстановка была совершенно нестабильная, меня могло снести куда угодно, а я и не заметил бы, потому что звезд не было, небо заволокло. Интуитивно, а летная интуиция у меня была неплохая, я корректировал курс с учетом ветра. Но насколько мне это удавалось, судить трудно. Тем более что и в правильности курса уверенности не было. Хорошо, что хоть лиловые облака внизу слегка светились и в этой темени. Мне казалось, что я их узнавал. И даже благодарил про себя за то, что они есть. Вот уж не думал, что обнаружу в себе теплые к ним чувства…