Чисто семейное дело - Юлия Федотова

Наверное, во всем мире, и уж точно — во всем Староземье не сыскать народа более униженного и забитого, чем домовые гоблины. Всякий, мало-мальски владеющий магией или способный за нее заплатить, считает обязательным заполучить себе такого слугу: смирного, исполнительного, безропотного и не требующего оплаты. Их держат в черном теле, им поручают самую скучную и грязную работу, но им же и доверяют практически безгранично: секретные бумаги, тайники со сбережениями, жизни собственных малолетних детей… И никто не задумывается о том, сколько злобы может таиться в сердцах маленьких обитателей серых теней, и что будет, если злоба эта однажды вырвется наружу…

Надо было видеть, как перекосилось яростью морщинистое личико безобидного с виду созданьица, какая лютая ненависть полыхнула в подслеповатых глазках…

— Ты знал!!! — взвыл он, в отчаянии заламывая костлявые ручки. — Ты меня обманул! Ты не мог догадаться!!! — Гоблин орал так, что брызги слюны летели изо рта.

Хельги рассмеялся ему в лицо:

— О! Неужели я назвал подлинное имя?! Угадал, надо же! Удача-то какая! Кто бы мог подумать?! Что ж, уговор дороже денег. Давай книгу.

— Подавись!!! — взвизгнул Пымбырхут и щелкнул пальцами.

Книга — толстый тяжелый том в кожаном переплете с медными уголками и замочком — сорвалась со стеллажа и полетела прямо в Хельги с такой скоростью, что, если бы не реакция воина, если бы не успел уклониться, — угодила бы точно в голову и, пожалуй, убила бы на месте.

— Премного благодарен! — раскланялся демон-убийца, поднимая с пола распластанный фолиант.

Слова пропали даром. Гоблин успел раствориться в тенях.

— Как говорится, отделались легким испугом, — прокомментировала Меридит, перелистывая пожелтевшие страницы, испещренные затейливой сехальской вязью. «Путевые записки странника Шонихая аб Дахана из Хеммы» называлась книга.

— Угу! Легким! — скептически фыркнула Энка. — Ты бы на себя со стороны посмотрела. Такой вид был, будто тебя дракон жрет заживо, начиная с ног!

Меридит ей отвечать не стала, только плечами передернула. Подумаешь, дракон! Есть в жизни вещи и пострашнее!.. Когда смертные хотят поблагодарить богов, они идут в храм с жертвами и дарами… Интересно, есть ли какой-нибудь специальный, надежный способ, чтобы донести свою благодарность до Сил Судьбы? Ведь не направь они в тот злополучный час Ильзу в… уборную — страшно подумать, чем бы кончилось дело. И для Наемников, и для мира в целом…

…Четыре с лишним сотни лет тому назад, в далекой Хемме жил человек по имени Шонихай аб Дахан, сын могущественного визиря Дахана аб Саллеха. Был он богат, по староземским меркам, несметно, а по сехальским, имперским, — достаточно для того, чтобы позволить себе не утруждаться работой и жить в собственное удовольствие.

Молодой Шонихай мог бы проводить дни свои в неге и наслаждениях, есть на золоте, пить вино как воду, спать на драгоценных шелках — каждую ночь с новой женщиной, и никогда не знать лишений и тревог. Но он вместо этого стал на стезю странствий.

Почему — было загадкой для всех, кто знал его лично, и стало загадкой для читателей его трудов. С первых же строк становилось ясно: менее всего в жизни этот человек был приспособлен к путешествиям. На кораблях его укачивало даже в штиль, равно как и на верблюдах. От верховой езды болела спина и обострялся геморрой. От ветра кружилась голова и стучало сердце. Чужеземную пищу отказывался принимать нежный желудок. Северные холода были причиной постоянного кашля.

К недугам физическим прибавлялись страдания душевные. Шонихай боялся разбойников — морских и сухопутных в равной мере, ночной нежити, дурных покойников, моровых поветрий и стыдных болезней, кусачих насекомых и собак, бесчестных женщин, пространств открытых и замкнутых, одиночества и темноты.

Вероятно, самоистязания доставляли аб Дахану какое-то извращенное удовольствие. Иначе как объяснить, зачем он, раз за разом возвращаясь «едва живым» (по его же собственным словам) из очередного похода, тут же, на собственные средства, снаряжал новую, еще более отдаленную и опасную экспедицию?

Где только он не побывал за свою беспокойную, многотрудную жизнь! В самом начале карьеры прошел с караваном всю Аттаханскую степь до самого Трегерата. Потом на корабле обогнул Аполидийское побережье и нанес дипломатические визиты в Сильфхейм и Дефт — это было его первое плавание. Дальше — больше. Срединные герцогства, Приморские герцогства, Закатные острова, Арвейские горы — везде побывал! До самых северных земель порывался добраться — но в Граммарском заливе был атакован фьордингами. Чудом удалось уйти, и после длительного ремонта на верфях Ипских островов («Надо же, и у нас побывал!» — умилилась Ильза) пришлось взять обратный курс, на юг. Из всех его путешествий это было единственным неудачным.

Казалось бы, сколь увлекательной, полной приключений была жизнь сехальского странника! Сколько интересного и познавательного он мог бы поведать читателям! Увы. Почтенный Шонихай аб Дахан рассматривал мир исключительно «сквозь призму собственных страданий» (цитата)! Литературный труд его представлял собой столь красочное и многословное живописание терзаний плоти и духа, что у Меридит (она одна читала по-сехальски, именно ей пришлось работать с текстом) глаза слипались от скуки и челюсти сводило зевотой. Более занудного чтива ей доселе не попадалось!

Несправедливо было бы утверждать, что полезная информация в «Записках» отсутствовала совершенно. Для историков и географов труды сехальского землепроходца должны были представлять немалый интерес. Но для того чтобы добыть крупицы нужных сведений, им пришлось бы продираться через такие словесные дебри, что не каждый выдержал бы подобное испытание. Потребовался бы очень серьезный мотив, некая вдохновляющая цель.

А что может быть серьезнее и важнее, чем спасение Мира? Вот и пришлось бедной Меридит добросовестно проштудировать фолиант вдоль и поперек — и все ради одной-единственной фразы: «Проезжая мимо скверного северного городка… побывал я на могиле недавно убиенного правителя здешних земель, Карола по прозвищу Кровавый. Видел я и белый камень, и надпись на нем, но мельком, ибо задержаться хоть на миг не позволил обычный в этих местах ветер, от ледяных порывов которого не спасают ни меха, ни кожи. О злой, о безрадостный край…» — и так далее, и пошло-поехало «сквозь призму страданий»…

— Вот и все! — объявила Меридит. — Больше о Кароле ни строчки! Стоило мучиться!

— Что значит, «все»?! — опешила Энка. — Как городок-то назывался?!