Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

Ищу в карманах сигареты. Дрожащими руками. Не нахожу. Психую. Злюсь. Не из-за сигарет. Но так проще. Хороший повод. Единственный доступный повод, по которому я могу открыто нервничать. Да, хоть орать матом.

А еще из-за того, что ноги промокли и замерзли.

Рядом останавливается машина. Мигает дальним светом. Словно приглашает. Точнее ждет. Своего хозяина. Романов чуть подталкивает меня в спину. Говорит «поехали». Не предлагает. Просто сообщает. И открывает заднюю дверцу.

***

В темноте салона я спрашиваю:

– Ты с ней спишь?

В темноте всегда легче. И проще. Говорить. Спрашивать. Признаваться. Можно смотреть за окно, следить за ночной трассой и тихо, одними губами задать вопрос. Вопрос получится блеклым, как будто не очень важным. Но прозвучит. Это главное. В случае чего, всегда можно отвернуться.

– Зачем? Если у меня есть ты, – в его голосе даже не удивление. И уж тем более, не оправдание. Скорее риторическая убежденность. Так будто он говорит об очевидных вещах. Которые нет смысла обсуждать. – Она всего лишь сопровождение.

Его ладонь ложится мне на колено. Вздрагиваю. То ли от его прикосновения. То ли от холода.

Мотор сыто урчит. Успокаивает. Ночные огни сверкают, как гирлянда на новогодней елке. На улицах пусто. Асфальт блестит от тонкого слоя льда. Мы сидим на заднем сиденье автомобиля, и Романов притягивает меня к себе. Его руки на моих бедрах. Под юбкой. Ласкают кожу.

Спрашиваю:

– Ты думаешь, я бы не справилась? – он усмехается, отводит волосы за спину, целует шею. Отодвигаюсь. Уклоняюсь. Отмахиваюсь. – Почему ты думаешь, что я бы не справилась?

– Потому что, ты не будешь этим заниматься. По крайней мере, со мной. И при мне. Не будешь ни к кому садиться на колени и многозначительно улыбаться. Или ты давно не чувствовала себя шлюхой? Соскучилась?

– По-моему, именно так ты меня и назвал в первую нашу встречу? – И откуда только взялось во мне столько спокойствия? Безразмерного? Ровно добавляю. – И не только в первую. Более того, именно за нее ты меня и держишь.

Он кивает. И улыбается.

– Ну да. Для себя.

Все это неважно. Для него. Его пальцы гуляют по внутренней стороне бедра, изучают ажурную резинку чулок, тонкий материал трусиков. Его дыхание учащается. Мне кажется, мы говорим на разных языках. И существуем в разных временных пространствах. Мы не соприкасаемся мыслями. Только телами.

Все еще не оставляю надежды отстраниться от него. Высвободиться из крепких объятий. Но Романов ловит меня за запястья и с силой прижимает к кожаной обивке салона. Спорить с ним бесполезно. Как и что-то доказывать. И объяснять.

– Сегодня, – зло начинаю я, но он не дает договорить. Целует. В губы. Быстро и коротко.

– Знаю. Тебе просто не надо появляться там, где бываю я.

– Ты смеешься?

– Тогда не жалуйся.

Разговора все равно не получается. Он не складывается. Растворяется в его горячих прикосновениях. Нетерпеливых и несдержанных.

Как будто вокруг нас никого и ничего нет.

Наверное, это неправда. Но рядом с ним об этом забываешь. Перестаешь обращать внимание на мелочи.

Романов останавливает машину и покупает шампанское. Холодное. Будто бы только что вытащенное изо льда. И я не знаю, где можно достать такое в три часа утра. Для него же нет ничего недостижимого. Никаких проблем. Вне зависимости от времени суток.

Бывают такие моменты, в которых хочется раствориться. Остаться. Поселиться. Или на крайний случай запомнить. Навсегда. Есть вещи, о которых в такие моменты не хочется думать. Совсем. Я так быстро забываю то чувство, что час назад съедало меня изнутри. То горькое ощущение. Обиды и чего-то еще. Не поддающееся описанию.

Может быть, бессилия.

Когда Романов вновь садится рядом, то обнимает меня за плечи. Притягивает к себе. Целует в висок. Так обычно, привычно, словно каждый день это делает. Но каждый день он этого не делает. Некоторые его действия не поддаются объяснению. Им не найти причины. В них не найти смысла.

Наверное, сейчас мы выглядим как самая обыкновенная пара. Сплетенные пальцы. Тихие слова. Полуулыбки. Полувзгляды. На заднем сиденье автомобиля. Когда невозможно надышаться друг другом. И не дождаться, когда мы останемся одни. Можно не обращать внимания на машину сопровождения неустанно следующую за нами. На широкоплечего водителя впереди. И его безразличный взгляд строго на дорогу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наверное, мы не выглядим как чужие люди. Незнакомцы, связанные невидимыми нитями. Такими непрочными, что кажется, будто каждую секунду может все закончится. Оборваться. И останемся мы каждый наедине со своим городом.

Так вот то, о чем не хочется думать совсем, что случиться это может завтра. Или послезавтра. Через неделю. Месяц. Неважно. Важно, что есть срок действия. Его тихому учащенному дыханию, горячим губам, настойчивым прикосновениям. Подчас грубым словам.

Меняется то, что раньше казалось никогда не изменится. Никаких публичных появлений. Никаких совместных походов. Ничего общего. Одни встречи по ночам. Короткие. Недвусмысленные. Ради секса. Одного секса. Даже его охрану я видела всего один раз. Теперь на приватность забит хер. На какую-либо интимность.

Нас встречают, открывают двери автомобиля, спокойно провожают. Те самые люди, которых я видела всего один раз. В той самой жизни, к которой я никогда не имела никакого отношения.

Романов больше не просит меня заказать ужин. Фруктов. Десерта. Он только коротко бросает в сторону приказ. Кому-то. Кому-то, кто услышит его с первого раза. Нет сомнений, что именно так оно и будет.

Когда мы проходим через холл, он придерживает меня за талию, наклоняется и тихо говорит что-то о двенадцати часах. Между нами. Между нашей встречей. Которых не стало. И о которых он не жалеет.

Когда идешь рядом с ним, никогда не подумаешь, что может что-то случиться. Наверное, именно так должна чувствовать себя женщина рядом с мужчиной. Защищенной. От всех и от всего.

Остановившись у стойки регистрации и ожидая пока можно будет забрать карту-ключ от номера, я спрашиваю:

– Могу я задать вопрос?

Романов кивает. И усмехается.

– Только не глупый. И постарайся не повторяться.

– Когда ты вернулся?

Девушка-работница замирает при нашем появлении. Для нее ночь совсем иная, нежели для меня. Как будто мы живем на разных планетах. У нее работа и усталые глаза. Профессиональная улыбка и недопитая чашка крепкого кофе на столе. Она молча смотрит, как я постоянно и безотчетно касаюсь его. Как не могу отвести взгляда. Как забываю об ее присутствии. И только потом тактично откашливается.

Она тихо говорит:

– Прошу вас. И это срочно просили передать.

Я на автомате беру у нее карту. Чувствую пальцами, как в ладонь мне ложится еще и бумажный конверт. Я все еще не смотрю на нее. Я не смотрю, что у меня в руке. Я все еще жду ответа от него.

– Сегодня, – столько нежелания в его словах. Столько непривычки отчитываться за свой проведенный день. И все же сообщает. Пусть и с длительными многозначительными паузами. – Ждала завтра?

– Ты мог бы позвонить.

На этой фразе его терпение заканчивается. Лимит ответов для меня исчерпан.

– Если не позвонил, значит, не мог, – и это звучит, как прекращение дальнейшего разговора на заданную тему. Он смотрит на меня, чуть опустив голову. Его глаза неестественно блестят. В них отражается яркий свет парадного освещения холла. А до меня, наконец, доходит, что он не трезв.

Мы как-то одновременно приходим к этому выводу. Понимаю я, и понимает он, что понимаю я. Улыбается. С вызовом. И указывает на конверт.

– Тебе письмо. Может быть, предложение очередного делового сотрудничества, – если не прислушиваться, то почти ровно. Без намека на заинтересованность. Иронично. – Ты же только этим и занимаешься в последние дни. Поисками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сдержанно фыркаю.

– Неизвестно, чем ты занимаешься.

Но мой выпад остается без внимания.

– Читай.

То, что звучит в его голосе, те нотки и интонации. Они заставляют меня сделать шаг назад. Опустить руки. Отодвинуться. То, что я вижу в его глазах, не дает съязвить в ответ. И стирает улыбку с губ.