Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

– Через пару лет, я бы уже не сделал тебе этого предложения.

– Мне двадцать четыре, – говорить о возрасте обычно не принято. О реальном возрасте. Но мне хочется подчеркнуть всю важность этого факта.

– А мне тридцать три, – тут же отвечает он. Взгляда не отводит, смотрит на меня так внимательно, что мне становится неуютно. И немного не по себе.

– Возраст Христа.

Музыка на заднем плане меняется. Я меняю положение ног. Делаю еще один глоток. И все равно не особо слушаю его. Все мои старания по концентрации внимания проходят зря.

На языке вертится вопрос «Где Алина?».

– Мне это чем-то должно помочь? – Олег улыбается, а я наклоняюсь ближе к нему и пожимаю плечами. Говорю ему:

– Не знаю… Может быть, немного взбодрить? Довольно-таки культовая дата.

Можно подумать, что мы с ним много лет знакомы. И разговоры у нас приятельские. Ни о чем. То есть о чем-то, но не очень важном. Хотя возможно это следствие родственных связей. Иногда своей манерой говорить, он напоминает мне Сергея. Вскользь. Мимолетно. Но от этого такое чувство, будто я давно его знаю.

– Аня, – его голос звучит тихо и вкрадчиво. С тихим, спокойным упреком. – Об этом мечтают тысячи девушек. Отнесись серьезно к моим словам.

Мы уже практически шепчемся. Интимно склонившись друг к другу.

– Ты втерся мне в доверие ради этой фигни?

Даже звучит это безрассудно. Но в моем исполнении – довольно-таки иронично.

– Это не хуйня, а контракт на пару миллионов долларов.

– Вот черт, – закатываю к потолку глаза и тянусь за сигаретой.

Съехать с темы – тоже искусство. Которым я, к сожалению, не очень хорошо владею. А вот мастерство пофигизма не запьешь даже тремя бокалами «Май Тая».

С некоторых пор, я насторожено отношусь ко всякого рода предложениям. Особенно, если они слишком хорошие, чтобы воспринимать их серьезно.

– Оглянись вокруг, – я подкрепляю свои слова выразительным жестом. Обвожу ладонью помещение. И вместе с ним окидываю придирчивым взглядом всех присутствующих. И так замираю. С вытянутой рукой. В благоденствующей позе вечного искателя прекрасного. Браслеты на моем запястье брякают, когда я щелкаю пальцами. В надежде вернуть мысль. Мысль не возвращается. Взгляд цепенеет. Сигарета продолжает тлеть.

– Здесь много…

Музыка тише. Воздух гуще. Их двое.

Музыка тише. Сердце в висках. Бьет. В нокаут.

– Здесь много…

Слова в пыль. На языке. Охрипшим голосом.

Сводит под ребрами. Скручивает. Выдыхаю.

– Здесь много…

Их двое. Он придерживает ее за плечи. Легко и бережно. По-хозяйски. Отгораживает от других людей. Улыбается, когда она что-то говорит, наклоняется, чтобы расслышать тихую речь.

Она хрупкая и тонкая. Светится, как прозрачная. Ее губы постоянно шевелятся. Она все время болтает. Поэтому они так близко.

– Здесь много людей, – наконец, заканчиваю я неуверенным шепотом.

Вдвоем они смотрятся хорошо. Чертовски хорошо. Я бы даже сказала гармонично. Уверенные в себе, друг в друге, и в том, что остальной мир их подождет. Такой эффект достигается короткими, поверхностными взглядами, плавными жестами и снисходительными улыбками на красивых лицах.

Рядом с Романовым легко чувствовать себя чуть лучше других. Потому что на людях он ведет себя безупречно. Любая женщина сейчас хотела бы оказаться на ее месте. Так как, оказывается, помимо тяжелого характера, у него есть обаяние. Которым он умеет пользоваться. И демонстрировать. Ровно как свое превосходство и самоуверенность.

В сочетании это дает сногсшибательный результат. От которого сносит крышу.

Господи, убереги меня от скандала. Пальцы сжимаются. С такой силой, что костяшки белеют.

Господи, не дай подойти. Не дай, что-нибудь сказать.

В позвоночнике – стальной прут. И жизненно-важные органы задеты. Выпрямлюсь, чтобы не так больно. И не так глубоко.

Господи, не разреши сотворить глупость. Какую-нибудь бредовую глупость. Со злости. Оставь мои слова при мне. Мою обиду при мне. Мою ревность при мне. Мои слезы при мне.

Романов оборачивается в нашу сторону. Сначала мимолетно, потом с интересом задерживает взгляд на мне. Узнает. Коротко кивает и поднимает в приветствии бокал. Непринужденно. И очень аккуратно. Практически незаметно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рука дрожит, но издалека это все равно незаметно. Я в точности копирую его жест. И заставляю себя улыбнуться. Потом делаю глоток и чувствую песок от зубной эмали. Больше я ничего не чувствую. И не слышу. Олег что-то говорит. Дотрагивается до моего локтя, привлекает внимание. С большим трудом переключаюсь на него.

В голове у меня – план отступления. Все прочие мысли гоню прочь.

Прочие мысли – это совершить массовое преступление против человечества.

Но моя культура воспитания не позволяет мне делать подобные глупости.

Глава 30

Я слегка в заторможенном состоянии. Прострации. И неадеквате. Не уверенна, что если встану, то смогу пойти. И откуда только берется эта слабость в коленях? Словно от резкого удара. Когда земля уходит из под ног. За мгновение до падения. За минуту до истерики. Когда кожа горит и перехватывает дыхание. Когда выворачивает. Чуть ли не наизнанку.

С трудом произношу:

– Мы можем позже об этом поговорить?

У меня такие длинные паузы между словами, будто мой мозг зверски захвачен амфетамином. Словно он парализован и скован жуткой дрянью, не дающей свободно выражать свои мысли. В нормальном понимании человеческого восприятия.

– Вернее, мне надо подумать над предложением Алины, – тихо замечаю, не поднимая взгляда. И добавляю растерянно. – Только не отрицай.

Некоторые вещи слишком очевидны.

Для некоторых вещей не нужно подтверждения.

В другой ситуации меня бы обязательно заинтересовали причины данного предложения. Тот самый внутренний смысл, который преследует Алина. Что-то поинтереснее, чем простое желание отправить меня из страны. Что-то более глобальное, чем обыкновенное стремление избавиться от моей персоны. Убрать с глаз. Но так невыносимо корректно, что хочется разрыдаться от признательности.

Потому что деликатность, явно не входит в набор добродетелей Алины.

Я говорю ему, что я кто угодно, но не дура. И способна сложить дважды два.

Мне это вообще ничего не стоит. Так как, если я на что-то не обращаю внимания, это не значит, что я ничего не вижу. И, возможно, хватит уже из меня делать слабоумную идиотку. Я не против, но для всего есть мера. Тем более, когда это становится любимым хобби всех окружающих меня людей.

Допиваю коктейль и говорю ему, что если я вдруг ошибаюсь, тогда ему просто не дают покоя лавры отца. Который имел гарем в личном пользовании.

Какой из этих двух вариантов он выбирает мне все равно. У меня нет настроения разбираться в сложных конструкциях мужского разума. Высшего вселенского разума.

Морозову младшему просто не повезло оказаться сейчас рядом со мной.

И ему приходится меня выслушивать. По его глазам заметно, как он сатанеет от каждого моего слова. Черты его лица заостряются, а губы сжимаются в тонкую линию. Одно только упоминание об отце заставляет его взгляд цепенеть. И крепче сжимать бокал с виски.

Если он вдруг подумал, что мы могли бы стать хорошими знакомыми – не угадал.

Если он вдруг подумал, что мы с Алиной хорошие знакомые – снова не угадал.

Чтобы ему не пришло на ум – все мимо.

Меня останавливает усталый выдох Алины. Совсем рядом. Я даже не замечаю, когда она к нам подошла. Ее ладонь ложится мне на плечо и несильно сжимает.

– Прекрати, Аня. Он здесь не при чем.

Ну, разумеется. Все лишь сторонние наблюдатели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ее спокойный голос оказывает на меня тонизирующий эффект. Ее смущенная улыбка действует лучше холодного душа. А еще этот сочувствующий взгляд. И повелительное прикосновение. Алина как бы молча дает знать, что все видела. Что все понимает. И готова оказать поддержку. Ей так и хочется записать нас в одну команду.