Мятежники - Юлия Глезарова

Путь от Москвы до Киева занял чуть больше недели. Он ехал почти без остановок, платя тройные прогоны. Когда сидеть было уже невозможно, Ипполит становился в кибитке на колени. Он очень торопился.

Не отъехав от Киева и пяти верст, он высунулся в окно и умоляюще проговорил, обращаясь к ямщику:

– Прошу тебя, быстрее… При эдакой езде мы и к новому году не доедем.

– Никак нельзя, ваше благородие, – угрюмо ответил ямщик. – Сами извольте видеть: лошадь едва с ног не валится.

Ямщик говорил правду: впряженная в кибитку худая и усталая лошадь с трудом передвигала ногами.

– Я денег дам… Пять рублей. Прошу тебя, милый мой, пожалуйста.

– Пять рублей? Разве попробовать…

Ямщик взмахнул кнутом. Лошадь побежала быстрее.

До Василькова доехали за четыре часа. Было темно, и лошадь едва не напоролась грудью на опущенный шлагбаум. Кибитку окружили солдаты.

– Вылазь, барин, приехали, – невежливо сказал пожилой унтер, открывая дверцу. – Нельзя дальше.

Ипполит вышел на дорогу. С неба сыпалась острая ледяная крошка.

– Ничего, барин, – усмехнулся унтер. – Знамо дело – изморозь. А к нам зачем пожаловал? Да еще ночью. Может, шпигон ты?

– Как ты смеешь?! – вспыхнул Ипполит. – Я спешу! Не имеешь права задерживать! У меня подорожная, следую по казенной надобности к месту службы.

– По казенной? Ужо погоди, барин, офицер придет. Пущай и разберется, что за надобность такая ночью.

К кибитке подошел рыжий прапорщик в черниговском мундире.

– Следуйте за мной, – холодно сказал он, не представившись. – Живо. И вещи его доставьте ко мне, – приказал он солдатам.

В нескольких шагах от шлагбаума стояла покосившаяся деревянная избенка, в которой помещалась караульня.

Не дожидаясь приглашения, Ипполит скинул плащ и протянул прапорщику свои бумаги. Прапорщик взял подорожную, прочел и удивленно поднял глаза. От его взгляда Ипполит поежился.

– Скажите, что здесь происходит? Почему вы не пускаете меня? Я еду к месту службы, в Тульчин. Заехал повидать брата. Вы ведь знакомы с моим братом? Он служит здесь, в Василькове, в Черниговском полку.

Прапорщик усмехнулся.

– Я знаком с вашим братом, сударь. Только для начала мне придется обыскать вас и отобрать оружие.

– Зачем?

– Это приказ.

– Чей приказ?

– Вашего брата.

– Моего брата?

Ипполит, решив более ничему не удивляться, выложил на стол пистолет, снял шпагу и вывернул карманы. Пистолет прапорщик тут же спрятал себе за пазуху, шпагу поставил в угол, а содержимое карманов, осмотрев, вернул.

– Следуйте за мной.

Вокруг полкового штаба, большого двухэтажного здания грязно-красного цвета, было тихо. У дверей стоял одинокий караульный, которому прапорщик что-то прошептал на ухо. Караульный открыл перед ними дверь.

– Сюда, – сказал прапорщик.

В коридоре штаба не было ни души. Открытые настежь двери комнат тихо скрипели, качаясь на петлях. Прапорщик подвел Ипполита к единственной плотно прикрытой двери.

– Сюда, – повторил он.

Он попустил Ипполита в комнату и вошел следом. У окна, спиной к вошедшим, стоял человек. Сюртук его был небрежно наброшен на плечи. Человек, сильно сутулясь, опирался головой об оконную раму. Казалось, он внимательно разглядывал что-то в темноте. На столе чадила свечка в простом оловянном подсвечнике.

– Господин подполковник! – отрапортовал прапорщик, вытянувшись по форме. – Согласно вашему приказу, этот офицер был задержан на городской заставе. Он просил встречи с вами. Он утверждает…

Ипполит не стал дожидаться окончания доклада и сделал несколько шагов вперед. Прапорщик схватился за пистолет:

– Стой!

Человек у окна выпрямился и обернулся: Ипполит узнал в нем своего старшего брата.

– Сережа!

– Ипполит! Нет… не может быть…

Прапорщик молча поклонился и вышел.

Сергей понял: Господь, верно, решил покарать его за грехи, и покарать тут же, на месте. Иначе в этот час он не привел бы сюда Польку… Все, кто был в прежней жизни дорог ему, словно сговорившись, собрались ныне около него. Высший смысл сих странных совпадений Сергей постигнуть не мог.

– Уезжай! – он выпустил брата из объятий и подтолкнул к двери. – Безо всяких разговоров.

– Уезжать? Но я ведь только что приехал. Я десять дней от Москвы ехал, не останавливаясь почти… Я хотел видеть тебя. У меня письма от отца, от Катрин…

– Молчи, – прервал его Сергей. – Тебе нельзя здесь оставаться. Уезжай! Уезжай отсюда!

– Но, Сережа… Почему?

– Потому что скоро рассвет, сюда придут и тебя могут увидеть.

– И что с того? Пусть видят. Разве я плохо поступил, заехав сюда? Да что же происходит, Сережа? Солдаты на заставе сказали мне, что я шпион. Я не могу понять. Все так странно…

– Здесь происходит бунт, – жестко сказал Сергей, снова отворачиваясь к окну. – Я тебя не звал и не желаю, чтоб тебя здесь видели.

– Бунт? Как в Петербурге? И… я забыл сказать. У меня было письмо к тебе. От Трубецкого. Он отдал мне его 13 декабря, когда я из Питера выезжал.

– Из Питера? От Трубецкого? – Сергей резко повернулся к брату. – Где письмо?

– Я сжег его. Я боялся, что его у меня найдут. Слухи носятся, что Трубецкой, там, в Питере… Он арестован.

– Я знаю. Но что было в письме? Ты хотя бы прочел его?

– Да.

Сергей взял лист бумаги и подал Ипполиту.

– Пиши. Все, что вспомнишь.

Через полчаса Сергей держал в руках листок бумаги, исписанный крупным, еще детским почерком брата.

Письмо было странным.

На первом листе князь пространно рассказывал о слухах столичных: о том, что говорят повсюду о насильственной, якобы, смерти государя, но сам он, Трубецкой, не верит сему. О том, что цесаревич Константин не примет престола и на 14-го декабря назначена новая присяга, Николаю Павловичу. О том, что гвардия не любит Николая и, верно, присяга не пройдет гладко, может случиться беда. И что для того, чтобы избежать эксцессов он бы, на месте правительства, вывел бы гвардию за город. Про себя же писал князь, что нынче здоров, но грустен.

«Зачем с письмом Польку отправлять было надобно? – подумал Сергей. – Можно было и по почте послать. Или он запомнил плохо…»

– Ты хорошо помнишь, что написано было? – спросил он у Ипполита.

Тот кивнул.

– Да, Сережа. На память свою не жалуюсь. В училище хвалили …

– Нет, ты, я думаю, не все запомнил. Там не могло быть только про смерть государя и присягу… Зачем? Он думал, что я о сем прежде письма его не узнаю?

– Так это он, верно, тебя предупреждает и о помощи просит… – без тени сомнения, как о чем-то, само собой разумевшимся, ответил Ипполит. – И думал князь, что не на один день мятеж поднимает, что время у тебя есть… Я так мыслю.

Сергей с удивлением поглядел на брата: ему такое объяснение и в голову не пришло; меж тем, оно было единственно возможным.

– Вот дальше гляди, – Сергей показал пальцем на строки. – Пишет он, что гвардию надобно за город вывести. Зачем мне это знать?

– Я слышал об этом… – протянул Ипполит задумчиво, – от Пьера, он с Трубецким разговаривал накануне. Только говорил он, что князь сам сие сделать собирался, и переговоры вести… с правительством.

– Пьер? Какой Пьер?

– Да ты не знаешь его… – Ипполит махнул рукою.

– Спасибо… Уезжай теперь.

– Погоди, Сережа. Ты еще второй лист не прочел, – сказал Ипполит, беря со стола еще один листок. В голосе его Сергею почудилась насмешка. – Хочешь, скажу тебе, о чем пишет князь?

На втором листе Трубецкой просил Сергея, ежели в скором времени он надеется быть в Киеве, передать привет господину Щербатову. Трубецкой рассыпáлся в комплементах своему начальнику, писал, что только на его благородные чувствования в сей тревожный момент полагаться следует, просил письмо сие показать Щербатову. И еще раз, в самом конце, сетовал на неумелость правительства, на то, что новая присяга может нарушить спокойствие и поднять солдат на возмущение.

– В Киев тебе надо ехать, брат. К этому, как его…

– Молчи! – рассердился вдруг Сергей. – Я все понял.

– Я могу остаться? Я заслужил?

– Нет.

Сергей увидел, как изменилось лицо Польки, как дернулись его губы.

– Ну в таком случае… я сам в Киев поеду, я помню, что в письме написано… Я разыщу Щербатова, попрошу о помощи и с ним приду к тебе… Клянусь, ныне же к нему поеду, если прогонишь меня…

Сергей позвонил в колокольчик.

– Мозалевского ко мне, – коротко приказал он вошедшему солдату.

Через несколько минут в комнату вошел давешний прапорщик. Теперь Ипполит разглядел его лицо, скуластое, с маленькими рыжими бакенбардами и падавшей на лоб рыжей челкой. Лицо было совсем детское, но очень серьезное. Глаза прапорщика были воспалены и горели нездоровым блеском.

– Саша, – сказал Сергей, – брат мой Ипполит привез важные сведения. Вы переоденетесь в статское и немедля поедете в Киев. Я дам вам адреса верных людей, которые могут помочь. И вот еще…