Мятежники - Юлия Глезарова

Казалось, сама погода благоприятствовала черниговцами: метель улеглась, ярко, по-весеннему, светило солнце, дорога была наезженной, копыта лошадей почти не проваливались в снег. По обочинам дороги лежали чистые и блестящие сугробы. «Какой, однако, хороший человек – Кузьмин, – думал Сергей. – Я не ценил его… Когда победим мы, отметить заслуги его надобно…»

Впрочем, Сергей с трудом представлял себе, что будет, когда они победят. Будущее представлялось в виде неясных картин всеобщего ликования, музыки и братания. Сергей ощутил вдруг прилив счастья, дотоле неведомого, огромного, затмевающего собою всю грязь и неудачи прошлой жизни. «Верно, Кузьмин чувствует то же…» – подумал он.

Из лесу на дорогу, навстречу ему, выехал еще один всадник. Издали увидев Сергея, всадник остановил лошадь, спешился. Сергей, вглядевшись в него, спрыгнул с лошади и побежал, задыхаясь:

– Миша… Ты жив… ты вернулся…

Мишель кинулся ему на шею. Сергей горячо обнял его – и сразу почувствовал, что тот дрожит от холода и усталости. Привычное, принадлежащие только им двоим счастье, заполнило его сердце. Оно было теплое и живое, как морская волна, смывающая в один миг песчаный замок…

– Погоди, – сказал Сергей, отстраняясь. – Ты слыхал о событиях наших?

– Да откуда? С тех пор, как мы виделись с тобою у Артамона, три дня прошло, я не ел почти, не спал… К славянам доехать не сумел, жандармы искали меня, едва ушел. У графа Олизара статское платье одолжил, сюртук и шпагу по дороге бросил…

– Миша, дело началось …

Мишель вскрикнул весело и снова попытался обнять друга.

– Послушай, – Сергей, помрачнев вдруг, решительно отодвинул его от себя. – Офицеры мои… избили, изранили Гебеля. И я в сем участвовал. Подумай, прошу тебя. Может, уехать тебе, скрыться, переждать…

– Ты… мне говоришь сие? Мне – уехать и бросить тебя?

Мишель почувствовал, как запылали его щеки.

– Но руки мои в крови, я повязан кровью. Ты не понимаешь, что это значит… Я не тот, что прежде. Подумай…

– Не о чем думать. Поехали.

Мишель вскочил на лошадь.

Первое, что увидел он, когда они с Сергеем подъехали к ротам, был полный ненависти взгляд Кузьмина. Поручик позвал Сергея, тот наклонился к нему с лошади. Кузьмин что-то тихо сказал, указывая рукою на него, Мишеля. Сергей вспыхнул и начал отвечать ему быстро, волнуясь, будто оправдываясь…

Днем восставшие роты вошли в Васильков. Перед ротами как из-под земли вырос вдруг майор Трухин, с несколькими, по-видимому, сохранившими ему верность солдатами.

– Стойте! – крикнул майор. – Что вы делаете?

Сергей доскакал до него и спрыгнул на землю.

– Господин майор, извольте отойти… Я приказываю вам, слышите?

– Ты не имеешь права приказывать мне! – лицо майора стало красным от напряжения. – Бунтовщик! Что сделал ты с Гебелем? Ты – убийца, и с тобою по-другому разговаривать надобно! Взять его! – крикнул он солдатам.

Солдаты молча придвинулись к Сергею.

– Отставить! Извольте отойти, майор! Сие до вас не касается!

Трухин оттолкнул Сергея, подошел совсем близко к ротам.

– Солдаты! Вас обманывают! – громко крикнул он. – Батальонный ваш – бунтовщик! Не верьте ему!

– Ах ты, сволочь! Ну, погоди у меня…

Сергей увидел, как подбежавший Кузьмин бросился на майора и ударил по лицу кулаком. Из носа потекла кровь, майор затравленно огляделся по сторонам. Кузьмин вынул из-за пояса пистолет, взвел курок.

– Не смей! – сказал ему Сергей. – Хватит с нас Гебеля. Я арестую его.

– Нет! Убить собаку!

– Стреляй! – вдруг по-прежнему громко крикнул майор. – Пусть все видят! Пусть солдаты увидят, с кем дело имеют!

– Увести! – распорядился Сергей.

Солдаты пятой роты Кузьмина окружили майора и увели от строя.

– Ты видишь, Миша? – сказал Сергей Мишелю, когда они вошли в город. – Видишь, что происходит? Уезжай, прошу тебя. Предоставь меня моей участи.

Мишель молчал, устав отвечать на эту странную просьбу Сережину.

– Хорошо. Ежели не хочешь – жди меня на квартире моей. Верно, и Матвей придет туда. Ты – чужой в полку, без мундира, и присутствие твое ненужные вопросы вызывает. Я пришлю за тобою… когда можно станет…

4

В Василькове Сергей велел созвать к себе, в штаб всех офицеров. Офицеры пришли, но не все: Трухин сидел на гауптвахте, несколько человек сказались больными, кто-то и вовсе предпочел спрятаться. Но и тех, кто пришел, было много. Пятнадцать человек.

Офицеры были ошарашены. Избитый командир полка вернулся в город, скрыть происшествие не было никакой возможности. От батальонного, принявшего командование полком в отсутствии законного командира, ждали объяснений.

Сергей вышел на середину единственной в штабе большой комнаты, в иное время служившей полковой канцелярией.

– Господа, – начал он твердо. – Вы, верно, узнать желаете, что значат события последние? Скажу вам: в России началась революция, подобная той, что была в Испании. Мне прискорбен случай с Густавом Ивановичем. Однако пути другого не было: он пытался остановить революцию нашу, действие же сие, как учит пример Риего, неостановимо… Ныне я командую Черниговским полком, и, конечно, желал бы содействия вашего…

Сергей вновь принялся рассказывать о силах, готовых поддержать революцию, вспоминать примеры испанской истории.

– …впрочем, – закончил он свою речь, – принуждать я никого не буду. На подчинение приказам моим должно быть добровольное ваше согласие. Прошу высказываться, господа.

– Господа, – Кузьмин, во время речи Сергея сидевший как на иголках, вскочил, – это дело чести. Я лично почту бесчестным того, кто не пойдет с нами. Тебе же клянусь, подполковник, – он оборотился к Сергею, глаза его блистали, – клянусь, что не отстану от тебя. Ежели неудачей окончится поход наш, клянусь – пулю в лоб пущу!

– Ты слишком красноречив, Анастас, – сказал с места, не вставая, Соловьев. – Мы решились, и мы пойдем. И да будет проклят тот, кто нам изменит.

– Я согласен, – сказал Петин, – я с вами, подполковник. Можете располагать мною.

Кузьмин бросился обнимать Соловьева и Петина.

Сергей глядел в лица офицеров и видел в них по большей части сочувствие себе и делу.

– Стойте, господа, – из угла вдруг встал штабс-капитан Антон Роменский. – Что вы делаете, опомнитесь?

С трудом пробираясь между собравшимися, он подошел к Сергею.

– Сергей Иванович, что вы делаете? – повторил он. – Вы разве не понимаете, что это …нельзя?! Солдаты… Они вас не послушают… Тут кругом люди… Мирные…

– Нет, – сказал Щепилло, вставая и подходя к Роменскому. – Мы беспорядка не допустим!

– Поручик Щепилло прав, Антон Николаевич, – сказал Сергей, стараясь говорить твердо. – Это не бунт крестьянский, а революция военная. Крови и насилия не будет, обещаю вам.

– Я подал в отставку, приказа жду… – снова начал Роменский. – Я ротою более не командую… Я бесполезен вам. Но… солдаты те же крестьяне, только… вооруженные. Их только кулаками…и батогами… можно остановить… Вы не сможете… Они убьют вас… Когда из повиновения выйдут.

– Да от чего же выйдут? – Кузьмин подошел к Роменскому. – Ты считаешь… ты боишься, наверное? Я не знал, что ты труслив, Антоша…

Сергей увидел, как Кузьмин угрожающе положил руку на эфес шпаги. Роменский словно не заметил этого.

– Сергей Иванович, – сказал он, едва не плача, – я уважаю вас и люблю… чтобы не компрометировать вас, я в отставку выхожу… и при других обстоятельствах никогда бы сего не напомнил… Ныне же прошу вас: сдайтесь, сложите оружие… Прошу вас…

Сергею вдруг захотелось немедленно уйти отсюда, пойти на квартиру свою, к Мише, к брату… Он поймал себя на мысли, что многое бы отдал, чтобы событий последних двух дней просто не было.

– Господин подполковник, – Роменский искательно заглянул ему в глаза, – езжайте немедля в корпусную квартиру, смирите гордыню свою, признайтесь во всем, покайтесь… Вас любят там, вас простят. А ежели и не простят, встретьте судьбу вашу достойно, как офицеру подобает. Не губите других, вам самому потом жить нельзя будет… Вы сами себя осудите.

Сергей увидел, как Кузьмин подошел сзади к Роменскому и грубо, в спину толкнул к двери. Роменский едва устоял на ногах, но продолжал говорить, впрочем, совсем бессвязно:

– Прошу вас… я прошу вас… положите оружие, пока можно еще… Пока первая кровь только…

Кузьмин решительно взял Роменского за руку и вывел из комнаты.

– Трус, – сказал он, когда дверь за Роменским закрылась. – Не обращай внимания, батальонный… Я после с ним разберусь.

– Он не трус, – вступился за Роменского Щепилло, – я в деле видел. Ты не знаешь его, Анастас.

– Оставьте, господа. Он имел право высказаться. Впрочем, – Сергей тряхнул головою, пытаясь отогнать невеселые мысли, – ты прав, Кузьмин. Может быть, он и не трус, но поведение его недостойно. Путь наш не будет усыпан розами, но… мы победим, мы не можем не победить. Господь с нами, и я постараюсь доказать это и вам, и солдатам нашим…