Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений - Диана Гэблдон

– Нет, но я не могу это доказать. Жемчуг… – Ее рука потянулась к матово блестевшему ожерелью на шее. – Он настоящий. Это можно проверить. Но разве я могу доказать, откуда он у меня? Нет, не могу.

– А портрет Элен Маккензи?.. – начал было он.

– То же самое. Случайное совпадение. Плод моей фантазии. Вымысел.

Она говорила довольно спокойно, но в голосе звучала горечь. Теперь на щеках ее появился легкий румянец, она очнулась от своей неподвижности. Словно статуя, пробуждающаяся к жизни, подумал Роджер.

Он встал и начал медленно ходить взад-вперед, ероша волосы.

– Но ведь для вас это важно?

– Да.

Клэр поднялась и подошла к столу, где лежала папка с его научной работой. Она положила на нее руку с таким благоговением, будто это был могильный камень.

– Мне нужно знать. – Голос ее дрогнул, но она упрямо вздернула подбородок, подавляя нахлынувшее на нее волнение. – Мне нужно знать, спас ли он своих людей или погиб ни за что. И я должна буду рассказать об этом Брианне. Даже если она не поверит, не поверит никогда. Джейми был ее отцом. Я должна была сказать ей об этом.

– Да, я понимаю вас. На пока доктор Рэндолл, гм… ваш муж, я имею в виду, Фрэнк, – уточнил он, покраснев, – был жив, вы не могли это сделать.

По лицу ее скользнула улыбка.

– Все нормально. Вы можете называть Фрэнка моим мужем. В конце концов, он был им в течение многих лет. И Бри тоже права. Он был ее отцом так же, как и Джейми.

Клэр посмотрела на свои руки, вытянула пальцы; на них блеснуло два кольца – золотое и серебряное. Роджера осенило.

– Ваше кольцо, – сказал он, снова подходя к ней. – Серебряное. Нет ли на нем метки изготовителя? Некоторые шотландские мастера серебряных дел восемнадцатого столетия ставили на них свои клейма. Это, конечно, не может быть исчерпывающим доказательством, но все же…

У Клэр был озадаченный вид. Ее левая рука невольно прикрыла правую, пальцы осторожно потирали широкий серебряный ободок шотландского плетения с цветами чертополоха.

– Я не знаю, – сказала она. Щеки ее ярко вспыхнули. – Я никогда его не снимала. И не заглядывала внутрь.

Она медленно повертела кольцо. Пальцы были тонкие, но от долгого ношения кольца на суставе осталась небольшая круглая вмятинка.

Клэр заглянула внутрь кольца, встала и направилась к столу. Стоя рядом с Роджером, она повернула серебряный кружочек так, чтобы на него упал свет настольной лампы.

– Здесь какие-то слова, – с удивлением произнесла она. – Я не знала, что он… О боже…

Ее голос дрогнул, кольцо выскользнуло из пальцев и покатилось по столу с легким металлическим звоном. Роджер торопливо подобрал его, но она отвернулась, крепко прижимая кулаки к груди.

Он понял: она не хочет, чтобы он видел ее лицо. После напряженного дня, после сцены с Брианной она потеряла над собой контроль.

Роджер стоял, испытывая невыразимое замешательство и смущение. С ужасным чувством, что он вторгается во что-то глубоко личное, сокровенное, и не зная, что делать, он поднес к свету маленький металлический кружочек и прочел выгравированные внутри слова: «Da mi basia mille». Но произнес эти слова не он, а Клэр. Ее голос дрожал, ему показалось: в нем звенели слезы, но она не могла позволить чувствам овладеть ею, – это могло ее уничтожить.

– Это Катулл,[14] строки из поэмы о любви. Хью… Хью Мунро подарил мне эту поэму в качестве свадебного подарка. Свиток был обернут вокруг кусочка янтаря со стрекозой внутри.

Ее руки, сжатые в кулаки, безвольно опустились.

– Я не помню всю поэму, но кое-что помню хорошо.

Голос окреп, но она стояла повернувшись к Роджеру спиной. Маленькое серебряное колечко, еще хранящее тепло ее руки, сверкало на его ладони. Не поворачивая к нему головы, она прочитала по-латыни одну строфу и перевела ее на английский:

Для нас, как краткий день зайдет за небосклон,Настанет ночь одна и бесконечный сон.Сто раз целуй меня, и тысячу, и сноваЕще до тысячи, опять до ста другого,До новой тысячи, до новых сот опять.[15]

Кончив читать, Клэр постояла немного и повернулась. Щеки ее были влажными и лихорадочно горели, ресницы слиплись от слез, но она была совершенно спокойна.

– «Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова…», – повторила она одну из прочитанных строк и попыталась улыбнуться. – Ну а клейма мастера нет. Так что и это не доказательство.

– Нет, доказательство, – сказал Роджер. Он почувствовал спазм в горле и торопливо прокашлялся. – Абсолютное доказательство. Для меня.

Что-то вспыхнуло в глубине ее глаз, и она искренне улыбнулась. Потом Клэр вдруг начала плакать, слезы безудержно катились по лицу, она окончательно потеряла самообладание.

– Извините, – сказала она наконец.

Клэр сидела на софе, упершись локтями в колени и уткнувшись лицом в огромный белый носовой платок преподобного мистера Уэйкфилда. Роджер присел рядом, почти касаясь ее. Она казалась маленькой и беззащитной. Ему захотелось погладить темно-русые завитки ее волос, но он не решился.

– Я никогда не думала… мне никогда не приходило в голову… – сказала она, сморкаясь. – Я даже не представляла, насколько для меня важно, чтобы кто-нибудь мне поверил.

– Даже если это не Брианна?

Клэр слегка поморщилась, одной рукой отвела назад волосы и выпрямилась.

– Для нее это был удар, – сказала она, защищая свою дочь. – Естественно, Бри не могла… она так любила своего отца… Фрэнка, я имею в виду, – торопливо добавила она. – Я знала, она не сможет принять все это сразу. Но потом… когда подумает, порасспрашивает…

Голос ее замер, плечи под белым льняным костюмом поникли под тяжестью этих слов.

Как бы желая отвлечься, Клэр посмотрела на стол, где лежала стопка еще не раскрытых книг в глянцевых переплетах.

– Странно, не правда ли? Двадцать лет прожить с ученым, занимающимся изучением якобитства, и не открыть ни одной его книги из страха узнать то, что мне не хотелось знать.

Она покачала головой, все еще не отрывая взгляда от книг.

– Я не знала, что случилось с большинством из них, – и не могла заставить себя узнать об этом. Я знала их всех. И не смогла их забыть. Но я смогла похоронить их и не позволила воспоминаниям захлестнуть меня, – то время прошло и началось другое.

Роджер взял верхнюю книгу из лежащей на столе стопки и взвесил ее в руке, как будто определяя груз ответственности, который он решился взять на себя. Возможно, это отвлечет ее от мыслей о Брианне.

– Хотите, я расскажу вам? – тихо спросил он.

Клэр какое-то время молчала, потом быстро кивнула, как будто боялась, что долгие раздумья поколеблют ее решимость. Роджер облизнул пересохшие губы и начал говорить. Ему не нужно было заглядывать в книгу – он говорил о том, что известно любому ученому, занимающемуся этим периодом. Но все же держал у груди книгу Фрэнка Рэндолла, прикрываясь ею, как щитом.

– Фрэнсис Таунсенд, – начал он. – Был схвачен. Осужден за измену. Повешен и лишен всех прав.

Роджер помолчал. Клэр сидела за столом, наискось от него, без кровинки в лице, неподвижная, как соляной столб.

– Макдональд из Кепоха вместе с братом Дональдом в битве при Куллодене командовал пехотой. Оба погибли от английского пушечного снаряда. Лорд Килмарнок был ранен на поле боя, но лорд Анкрум, разыскивающий раненых, узнал его и спас от людей Камберленда. Как оказалось, ненужная услуга – в августе следующего года Килмарнок был обезглавлен на Тауэрском холме вместе с Балмерино. – Роджер чуть помедлил. – Младший сын Килмарнока пропал на поле боя, его тело так и не было найдено.

– Мне всегда нравился Балмерино, – прошептала она. – А Старый Лис? Лорд Ловат? – Клэр говорила так тихо, что он едва расслышал ее. – Тень топора…

– Да. – Роджер бессознательно гладил глянцевую обложку, как будто читал по методу Брайля. – Он был осужден за измену и приговорен к отсечению головы. Это хороший конец. Все свидетели утверждают, что он принял смерть с большим достоинством.

В памяти Роджера всплыл исторический рассказ из Хогарта. Он воспроизвел его по памяти, стараясь как можно ближе придерживаться оригинала.

– Старого предводителя клана Фрэзер везли в Тауэр сквозь орущую и улюлюкающую толпу простолюдинов-англичан. Он оставался невозмутимым и безучастным к граду камней и всякой дряни, которыми осыпала его толпа; он даже не потерял чувства юмора. В ответ на выкрик одной старухи: «Скоро тебе отрубят голову, старый шотландский пес!» – он высунулся из окна своей повозки и весело прокричал: «Думаю, ты права, старая английская сука!»

Клэр засмеялась, но ее смех напоминал рыдание.

– Держу пари, он так и сказал, старый развратник!

– Когда его подвели к плахе, – осторожно продолжал Роджер, – он потребовал, чтобы как следует проверили лезвие топора. «Делай свою работу как надо, или я здорово рассержусь на тебя», – сказал он палачу.

Слезы, бегущие из-под закрытых век, сверкали, словно драгоценные камни, при свете огня в камине. Он сделал движение в ее сторону, но она почувствовала это и, не открывая глаз, покачала головой.