Жизнь в «Крематории» и вокруг него - Виктор Троегубов

Кстати, когда я услышал окончательный вариант «Танго…» после сведения, то очень удивился использованию напетых мной партий. Я уже говорил о том, что особый шарм двухголосия возникал при равноправно звучащих вокалах. Но в фонограмме мой голос задвинут на отдаленные задворки. Так что я даже стал считать, что ничего на этой пластинке не пел, а выступил на альбоме в качестве манекенщика, приглашенного на обложку.

И еще один интересный факт. Когда проявили пленки вышеупомянутой фотосъемки, художник Василий Гаврилов, оформлявший предыдущие альбомы «Крематория», – а в тот момент и пластинку «Танго на облаке», – заметил, что неплохо бы выпустить на базе одного из снимков плакат «Крематория». Я взял один из лучших кадров, и через два месяца готовый плакат (бесплатный) группа получила. Но самое смешное заключалось в том, что плакат был готов уже тогда, когда я покинул «Крематорий». В течение трех лет мы мечтали о плакате и не могли сделать его, а теперь произведенный продукт становился никому не нужен из-за изменения состава. Правда, некоторое небольшое количество этих раритетных плакатов было распродано на презентации «Танго на облаке». Через некоторое время мне позвонили представители производившей плакат типографии и спросили, «нужны ли кому-нибудь оставшиеся плакаты или они могут выбрасывать их?». Я ответил: «Выбрасывайте!».

Глава XXXXVI. РАЗНОЕ

Вот мы и приблизились к финалу нашей истории. Правда, я пропустил пару крематорских гастролей – в Луганск (1 концерт) и Петербург (2 концерта). Там не было ничего особенно интересного, ни в событиях жизни, ни в концертах. Разве что участие в Петербургских гастролях скрипачки Елены Крикловенской – беспрецедентный случай первого выхода на сцену в составе «Крематория» женщины. Вскоре это место займет Слава Бухаров. Правда, на первых порах Слава на сцене был абсолютно неубедителен, особенно это ощущалось в акустических вещах типа «Сексуальной кошки» и «Стремного корабля», где скрипка и акустическая гитара оставались без «прикрытия» ритм-секции. Мы так часто ругали за «лажу» Мишку Россовского, что сами поверили в это. Оказалось, что Мишка являлся настоящим «Профи» с большой буквы. Я уже не говорю о том, что он чувствовал внутреннюю сущность группы «Крематорий». Но теперь той группы, – состоявшей из способных на индивидуальное мнение участников, – уже не было. Была группка людей, безоговорочно следующих распоряжениям своего лидера. Это был не самостоятельно действующий «Крематорий», а аккомпанирующий состав при известном рок-авторе. Так решила жизнь. А название «Крематорий» осталось для формального обозначения коллектива и привлечения максимального количества публики. Все вновь выходящие пластинки с маркой «Крематорий» с финансовой точки зрения контролировались все тем же Арменом, как контролировал он альбомы, сыгранные ушедшими из группы людьми. А существование нашей страны вне правового поля лишь помогало его диктату. И даже когда в России были приняты законы, защищающие права обладателей «смежных прав» – музыкантов группы, художников и звукорежиссеров, никому из бывших крематорцев ни копейки не перепало за прошлую работу. Лишь я иногда получал небольшие деньги как автор собственных песен, хотя в отдельных случаях Армен сумел «кинуть» даже меня. Но об этом чуть позже…

В апреле 1994 года я узнал о готовящейся поездке на фестиваль в Екатеринбург. Собственно, называть это мероприятие фестивалем было кощунством. Я уже рассказывал о Екатеринбургском фестивале 1992 года, проходившем во Дворце спорта. Нынешнее выступление (даже не сольный концерт) должно было состояться в маленьком зале, чуть ли не в клубе. Гонорар за концерт подвергся уменьшению – по сравнению с обычным размером – в том же масштабе, что и площадка для выступления. Когда я стал выяснять, зачем мы едем в город, где нам собираются платить жалкие крохи, выяснилось, что Сереге Третьякову требуется попасть в родную Верхнюю Пышму (городок в ближайших окрестностях Екатеринбурга). Это кардинально меняло дело. Против помощи Третьякову я не имел никаких возражений. (Собственно, я старался помогать ему и раньше. Взять хотя бы мое общение с женщиной-следователем по делу Сереги, когда его обвинили в спаивании несовершеннолетней…)

Тогда, в апреле, я уже репетировал совсем другие песни с новыми музыкантами. Гитарист Костя Латышев был моложе меня на 10 лет, что не мешало нам понимать друг друга. Когда я под простую гитару продемонстрировал ему несколько песенных заготовок, он удивленно спросил у меня: «А что же ты не играл такую музыку раньше? Ведь ты бы стал №1 в тяжелом жанре!». Как я мог объяснить представителю поколения, учившегося играть на качественных гитарах и фирменных комбиках, что в конце 70-х и начале 80-х мы мечтали о ленинградской двенадцатиструнке, а об аппаратуре и ударной установке до поры до времени и не заикались? Что наши песни мы успевали отыграть на акустике, и тут же нужно было «брать ноги в руки», чтоб не давать потом всевозможным органам бессмысленных объяснений. Как я мог объяснить, что не всем удавалось, как «Круизу» или «Арии», встать на филармоническую стезю? Да и не всем хотелось связываться с филармониями или другими государственными организациями…

Бог с ним, дело прошлое. Мне и десять лет спустя было интересно записать «тяжелый» альбом не для кого-то, не для публики и продажи, а для себя и тех, кто одних со мной музыкальных взглядов, кто уважает совокупность оригинальной мысли и качественного исполнения. И то, что бегущий за иллюзорными новациями музыкальный критик назовет мою музыку «вчерашним днем», меня не пугает, а радует. Мне интересны эмоции в музыке, а их вызывает хорошая музыка в любом жанре (от классики до «гранжа»), а не только лишь модерновые стили…

Костя Латышев уже через несколько дней показал мне свои размышления, воплощенные в гитарные риффы, и ход его мыслей мне активно понравился. Даже когда мы втроем – с басистом Ромой – в первый раз попытались пробренчать эти вещи дома на простых гитарах, в них просматривался определенный шарм. А когда группа доукомплектовалась барабанщиком Женей Поляковым и крематорцем «золотого состава» Сергеем «Пушкиным» Пушкаревым, на этот раз игравшим на клавишных, и начала репетиции в клубе «Sexton» на Соколе, я словно почувствовал давно утраченный вкус к жизни. В те моменты, когда мне не нужно было петь в микрофон, я специально опускал голову, чтобы ребята не заметили идиотской улыбки счастья на моем лице…

И вот поезд везет нас в Екатеринбург. Дорога туда длинная, так что мы успели позаниматься всем чем возможно. Повыпивали, почитали книжки и так далее. В частности я пообщался с Андреем Сараевым. Незадолго до нашей поездки я разговаривал с издателем на кассете первого альбома группы «Дым» «Для умного достаточно». Он же издавал и крематорский альбом «Зомби», причем гонорар за право выпуска кассет в течение трех лет составил очень приличную по тем временам сумму в 10000 долларов…