На грани риска - Виталий Волович

– Ну, Михал Семеныч, перекрестись, - с шутливой серьезностью посоветовал Миляев.

Комаров лишь сердито отмахнулся. Он молча, не шевелясь, посидел некоторое время, словно боясь отпугнуть удачу, но, наконец решившись, повернул ключ зажигания и нажал педаль стартера.

Ууу-уу-уу - натруженно завыл стартер. Но двигатель молчал. Мы огорченно переглянулись. Как вдруг двигатель рыкнул, раз-другой чихнул и ровно загудел. Комаров включил скорость, отжал сцепление, и "газик" покатил по льдине, громко фукая непрогретым мотором. Теперь нам не страшно никакое переселение.

Бригада во главе с Никитиным, вооружившись кирками, ломами и лопатами, вышла на "трассу". Яковлев с Петровым, протыкая снег щупами, наметили первые сотни метров будущей дороги, и Комаров лихо помчался следом за ними.

Однако не успела осесть снежная пыль за машиной, как лед вокруг снова пришел в движение. Все загудело, затрещало. Начало торосить трещины в самом лагере. Я выпустил одну за другой несколько красных ракет: "Тревога!" В это мгновение с громким треском расползлась метров на десять трещина под миляевским жилищем, а вторая прошла под палаткой-баней. Края трещины мгновенно разошлись, и "баня" буквально повисла над шестиметровым обрывом. Она уже начала медленно переваливаться вниз, когда мы, ухватив палатку с трех сторон, с трудом оттащили ее прочь. На этом подвижки прекратились.

Теперь уже ни у кого не возникало сомнений, что оставаться в старом лагере нельзя.

18 февраля

Утром меня разбудил Михаил Михайлович. Ночью пришла телеграмма: мы участвуем в выборах в Верховный Совет по Чукотско-Анадырскому избирательному округу.

В кают-компании, кое-как приведенной в порядок, по этому важному поводу на короткое время зажжен камелек. Михаил Михайлович зачитывает положение о выборах, и Дмитриев с торжественным видом опечатывает урну. Один за другим мы опускаем бюллетени, и вскоре на Большую землю уходит радиограмма с итогами выборов. Дрейфующая станция единогласно отдала свои голоса за кандидата блока коммунистов и беспартийных.

19 февраля

Пользуясь тихой погодой, мы торопимся с переброской грузов на новую льдину. Часть зимовщиков пробивает в торосах дорогу для автомобиля, другие свозят на нартах в одно место грузы, которые будет перевозить автомобиль. Тяжелогруженный "газик" уходит в первый рейс, оставляя за собой синий хвост выхлопа и снежной пыли.

Дорога беспокойная. Трещины то и дело расходятся, и мы вынуждены каждый раз строить новые мосты, заваливать глыбами льда расщелины, засыпать их снегом и заливать водой. Работа не прекращается ни на минуту. Лишь я время от времени убегаю на камбуз, чтобы приготовить на скорую руку обед.

Погода великолепная - тихая, безветренная. Небо чистое, необыкновенно прозрачное, сияет опалово-розовым. Из-за торосов уже сверкнул первый розовый луч - вестник солнца. Только мороз по-прежнему сорок пять градусов.

Старый лагерь понемногу пустеет. Нельзя смотреть равнодушно на развалины тамбуров, обрушенные снежные покрытия палаток, разбросанные ящики. Лагерь словно подвергся вражескому набегу.

Только Ропак с Майной как ни в чем не бывало носятся по льдине, да щенки, получив полную свободу, бесчинствуют в палатке.

20 февраля

Спим по три-четыре часа в сутки. Невзирая на усталость, грузим, возим, опять грузим, и так - без конца. Немало хлопот доставляет нам автомобиль. Он то проваливается в трещины, то безнадежно буксует, застревая в ямах, засыпанных рыхлым снегом. И все-таки в нем наше спасение. Без него нам вовек не перетаскать через торосы и трещины за полтора километра эти тонны грузов. А так мы приспособили для перевозки двое нарт, и теперь за один раз наш автосанный поезд захватывает по триста - четыреста килограммов. Но мы никак не можем сообразить, как перетащить на новое место палатки. Разобрать палатку на части просто невозможно. Дуги смерзлись, тент от малейшего неосторожного прикосновения рвется, как гнилая тряпка. Но тащить палатки целиком на себе нам не под силу. Выход нашел Миляев. Он предложил сколотить из досок раму и укрепить ее прямо на капоте. На нее, сняв предварительно пол, водрузили палатку дверью вперед, чтобы Комаров, оказавшийся под палаточным колпаком, видел дорогу.

Чтобы было где перевести дух и чуть отогреться, мне поручено оборудовать одну из жилых палаток под камбуз. Разыскав несколько оленьих шкур, я очистил их ото льда (и частично от меха) и расстелил на полу. Подключив плитки к баллону, я развел огонь, поставил кастрюли, и палатка вскоре наполнилась аппетитным запахом пельменей. Пельмени - наша палочка-выручалочка. Быстро, удобно и вкусно.

Комаров словно примерз к баранке. Полуторакилометровая дорога между старым лагерем и новым требует непрерывного внимания и забот. То разведет трещину, и надо таскать на себе плиты сторошенного льда для моста; то подвижка завалит напрочь дорогу, и приходится растаскивать беспорядочно наваленные глыбы; то сожмет трещину, выдавив кверху зубчатый забор из поставленных на попа льдин; то образуется длинный сугроб сыпучего снега, в котором колеса вязнут, как в песке. Но путь восстановлен, и "газик", швыряя из стороны в сторону прицепленные нарты мчит по льду. Посвистывает в ушах ветер, каменеет застывшее лицо, а ты прижимаешься к нартам, уцепившись за веревки, чтобы не вывалиться на лед, замираешь, потеряв чувство времени и пространства. Что-то фантастическое, нереальное есть в этой гонке по океанскому льду в ночном мраке, прорезанном узкими пучками света. Он отражается от ледяных глыб, вспыхивает тысячами искр, пронизывает зеленоватое стекло молодых торосов. А по сторонам темнота смыкается двумя черными стенами, сквозь которые фары автомобиля словно пробили световой туннель. Мы работаем почти механически. Нагрузил, лег поверх вещей на нарты, поехал. Разгрузил, вернулся и снова в путь. И так без конца.

Переселение в новый лагерь и отсутствие камбуза отнюдь не освободили меня от обязанностей кока. Время от времени я готовлю в фюзеляже, который с помощью Гудковича и Дмитриева удалось немного прибрать и навести здесь относительный порядок. На продскладе за мешками с крупой я обнаружил два окорока. Правда, сырых и основательно промерзших, но самых что ни на есть настоящих тамбовских окорока. Я немедленно углубился в книгу о вкусной и здоровой пище и, почерпнув необходимые сведения, натаял большой алюминиевый бак воды. Засунув туда окорок, я набросал не скупясь все имевшиеся под рукой специи и поставил варить, как указывала книга, на шесть часов. Первым на ужин прибыл Яковлев.