Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1 - Георг Борн

Посреди комнаты на постели, не шевеля ни одним членом, лежала монахиня Патрочинио. Руки ее были стиснуты и лежали вдоль тела, вытянутого как мертвое. Бледное как мрамор красивое лицо покоилось на белой шелковой подушке, по которой рассыпаны были длинные черные волосы. Немного открытые губы показывали кончики прекрасных зубов. Дыхания же не было слышно. Грудь ее не опускалась и не подымалась, и она так походила на мертвую, что Изабелла, которую патер подвел к постели монахини, при первом взгляде на нее, с ужасом отвернулась.

Наконец, преодолев страх, подошла она к монахине, спавшей мертвым сном. Глаза последней были полуоткрыты, выражение их было восторженное, и неземной их взгляд сделался еще страшнее, когда монахиня почувствовала, что к ней подошли.

— Сестра Рафаэла дель Патрочинио, — начал отец Фульдженчио, сложив руки и став к ногам неподвижно лежавшей монахини, — видишь ли ты нашу великую королеву?

— Я вижу не только королеву, стоящую у моего изголовья, но и всех близких ей, — начала монахиня монотонным голосом, — я вижу короля, преклонившего колени в своей спальне. Я вижу королеву-мать, отворяющую в эту минуту потаенную дверь, через которую должен прийти к ней герцог дель Рианцарес. Я вижу герцога де ла Торре, только что раненого в доме своей возлюбленной.

Королева побледнела, услышав, что опасения ее оправдались. Надеясь еще больше узнать от ясновидящей монахини, она сделала знак патеру, чтобы он удалился.

Фульдженчио тихо вышел в переднюю и запер за собою дверь, так что Изабелла, любопытство которой было страшно возбуждено, осталась одна с хитрой монахиней.

Графиня генуэзская, Ая, жаждущая мести, играла смелую комедию.

Королева стала на то же место, с которого патер допрашивал ясновидящую и, в свою очередь, спросила:

— Как зовут возлюбленную герцога де ла Торре?

— Которую? Ту, которую он более любит, зовут Энрикой.

Королева задрожала, услышав, что Франциско любит незнакомку, одетую в черное, горячее и постояннее, нежели ее; этого было слишком много для пылкого сердца Изабеллы.

— И Франциско Серрано был сегодня у этой Энрики?

— Он ее искал на Гранадской улице, во дворце нынешнего покровителя Энрики, дона Аццо, который позаботился о том, чтобы не каждый мог к нему проникнуть. Франциско Серрано не нашел своей возлюбленной.

По лицу Изабеллы пробежала торжествующая улыбка.

— Но как же он попал в драку? — спросила она.

— Он встретился на лестнице дворца с третьим любовником Энрики.

— Нравственная красавица! — прошептала с насмешкой королева, потом прибавила громко:

— Когда Франциско Серрано увидится с Энрикой?

— Завтра вечером. Когда Аццо уйдет из дворца, нетерпеливый герцог найдет возможность проникнуть

к своей возлюбленной.

— Ты говорила мне, что чужой не может войти во Дворец, так скажи мне теперь, что надо сделать, чтобы найти Энрику? — спрашивала королева с возрастающим нетерпением.

— Ты увидишь перед собой пять входов, из которых три будут привлекать тебя таким великолепием, какое только может создать рука человеческая. Два же из них непроницаемо темны. Ты выбери один из последних, а именно тот, который лежит направо. Возьми с собой свечку и в десятом часу вечера ты найдешь Серрано у Энрики.

— Отлично, — подумала Изабелла, — мне теперь недостает только предлога, чтоб забрать в свою власть прекрасную Энрику. Может быть, и в этом поможет мне ясновидящая.

Монахиня все еще лежала неподвижно с полуоткрытыми глазами.

— С каких пор Франциско Серрано знает эту Энрику? — спросила взволнованная Изабелла.

— С самого детства, — ответила монахиня тем же монотонным голосом.

— Я должна ее взять в свои руки, чего бы мне это ни стоило, — проговорила оскорбленная в своей любви женщина, — скажи мне еще одно.

— Говорите скорее. Ваши вопросы причиняют мне боль, которая предвещает всегда мое освобождение от ослепительных лучей, пронзающих меня и проникающих повсюду.

Лицо Изабеллы просияло. Она знала теперь, как поставить ясновидящей вопрос, для того чтобы не только узнать, что ей было нужно, но и испытать монахиню, которая своим непостижимым знанием уничтожала всякое сомнение в своей правдивости.

— Кто, кроме дона Серрано и Энрики, будет находиться завтра в десятом часу во дворце на Гранадской улице? — спросила Изабелла, в высшей степени возбужденная.

— Королева! — ответила ясновидящая.

— И каким образом королева возьмет власть над Энрикой?

— Через вопрос: куда Энрика дела своего ребенка, отец которого Франциско Серрано.

Изабелла задрожала. Она должна была опереться, чтобы не упасть от этого ответа. По красивым ее чертам пробежала холодная улыбка.

— Через вопрос: куда Энрика дела своего ребенка? — повторила она. Ее дрожащие губы никак не могли произнести имя Франциско Серрано в связи с именем соперницы. Она торжествовала, потому что все знала, все, даже более того, что желала и опасалась узнать.

— Неверный, — произнесла она шепотом, — я его страшно накажу за то, что он обманул два женских сердца.

Королева пошла к двери, которую патер Фульдженчио отворил с низким поклоном.

Она закрыла лицо свое и шею вуалью и скорыми, но твердыми шагами воротилась в свои покои. Лицо ее горело страстным волнением. В эту же ночь она написала собственной рукой некоторые решения и распоряжения на следующий день и вечер. Молодая королева за один час стала старше на несколько лет.

Если бы она могла взглянуть в комнату флигеля, она бы увидела, что коварная женщина поймала ее в свои сети. Монахиня Рафаэла дель Патрочинио, которая так долго лежала неподвижно и с таким искусством и ловкостью сыграла роль ясновидящей, повернулась наконец на своей постели, покрытой матовым голубым светом, который еще больше увеличивал впечатление, произведенное на королеву. Когда она, наконец, осознала свое превосходство и великую победу, на ее прекрасном лице мелькнула адская улыбка.

Графиня генуэзская приподнялась с постели. Белая и широкая одежда опустилась вдоль ее прекрасного тела, слегка обрисовывая ее пластичные формы. Когда она взглянула на себя, довольная улыбка показалась на ее обольстительно прекрасном лице. Ей теперь пришло в голову, что ее божественные формы и умение их ловко скрывать, могут ей дать силу, которая сделает ее непобедимой, тем более что королева уже была в ее руках.

Она распахнула белую одежду, чтобы убедиться, не ослабла ли ее красота и правы ли ее обожатели. Прекрасная графиня, осмотрев себя, созналась, что если бы она была мужчиной, то также была бы ослеплена красотой своего тела и не противостояла бы ему.