Сборник новелл На полпути в ад - Джон Кольер

Встреча прошла на редкость мило, оживленно и весело. Каролина и Броуди подсели за столик Хамфри и издателя; набежали поклонники, принялись поздравлять, а поздравив, тоже не отказывались подсесть за столик. Все болтали наперебой, молчал один Хамфри, от которого, впрочем, красноречия и не ждали.

Хамфри было и впрямь не до разговоров: он думал. Ему требовалось обмозговать одно свое недавнее открытие, заключавшееся в том, что предстоящий брак Каролины - истинное чудо. Он и обмозговывал со всем усердием, на какое способен полубезумный от ревности мужчина. И в определенном смысле, если закрыть глаза на эту вполне понятную слабость, а также на то, что в глубине души он ни на секунду не сомневался в бредовости и фальшивости всей затеи, - в определенном смысле ему удалось убедить себя, что их брак - истинное чудо, а его желание разнести это чудо к чертям собачьим, схватить Каролину в охапку и удрать - не что иное, как варварство и атавизм, которым ни в коем случае нельзя поддаваться.

Каролина, как могла, подогревала его благородные порывы. Ни словом, ни жестом не нарушила она царящей идиллии. Презрев нелепые приличия и потеснив издателя, она пересела поближе к Хамфри. Голос ее дышал нежностью и заботой. Глаза взывали к пониманию. Улыбка и сияющее лицо заверяли, что понимай не понимай, а есть еще на свете вечные, непреходящие ценности. Ну а взгляды, которые она посылала своему возлюбленному, самым недвусмысленным образом указывали, где эти ценности надобно искать. "Ну что ж, - думал Хамфри, значит, быть посему - чудо есть чудо!" И, примкнув к ораве почитателей, он углубился в созерцание двух влюбленных голубков, и свет, исходивший от их лиц, отражался и на его физиономии, только - что греха таить - несколько кривовато.

А затем разыгрался обычный дивертисмент из репертуара ресторанов, облюбованных знаменитостями. Откуда ни возьмись выскочили нездорового вида молодые люди с фотоаппаратами и вспышками, извлекли Каролину и Алана из-за стола и принялись щелкать сначала в такой позе, а потом в эдакой. Они не ограничились дежурными снимками, а закатили настоящий концерт, что объяснялось отчасти солидностью журнала-заказчика, а отчасти продолжительностью вставных номеров в исполнении антрепренера и посетителей. У профанов от подобных процедур всегда зверски ломит шею, зато ценители получают ни с чем не сравнимое наслаждение.

Когда Каролина опять уселась подле Хамфри, она буквально лучилась наслаждением, улыбками и румянцем. Вот в такие-то радужные, волнующие минутки и срываются с языка фразы, которых говорящий предпочел бы не произносить, а слушатели (если, конечно, они порядочные люди, а не зануды ученые) предпочитают не слышать.

- Ну? - спросила Каролина. - Что ты о нас думаешь?

Вымолвив это, она запнулась, покраснела и стыдливо воззрилась на Хамфри, сообразив, что с такими вопросами не рекомендуется обращаться ни к психоаналитикам, ни тем паче к отвергнутым женихам.

- Думаю, что оба вы хороши, - ответил Хамфри, - и надеюсь, что мы подружимся. Заходи как-нибудь со своим молодым человеком, посидим, побеседуем.

- А ты разве не знаешь, - еще не оправившись от смущения, проговорила Каролина, - в пятницу мы уезжаем. А до пятницы будем так заняты, так заняты.

- Ну а потом?

- Потом - пожалуйста, с удовольствием. Только, извини, не раньше чем через два месяца.

- Ну что ж, я подожду, - сказал Хамфри. Примерно за неделю до того, как Каролина и Алан должны были вернуться из свадебного путешествия, Хамфри, который и выжидая не упускал возможности поразмышлять, позвонил некоему Моргану. Любимое занятие подобных Морганов - этого, к слову сказать, звали Альберт - вытягивать у ученых пресную и неудобоваримую информацию и лепить из нее гладкие, крепкие и необыкновенно аппетитные статейки для еженедельных журналов.

- Морган, - сказал ему Хамфри, - три месяца назад вы клянчили у меня секретные сведения об экспериментах Винглеберга.

Морган не преминул изложить причины, заставившие его отказаться от дальнейших попыток разговорить Хамфри.

- Ага, - сказал Хамфри, - значит, ученых вы считаете сквалыгами. Теперь понятно, почему от ваших статеек разит некомпетентностью. Ну да ладно, я-то во всяком случае не сквалыга и звоню, чтобы доказать это, а заодно сообщить, что получил письмо от Винглеберга. Винглеберг пишет об опытах, поставленных перед моим отъездом. Так вот, секретов не ждите, знаю я ваши штучки: вам только намекни на какой-нибудь завалящий секрет, и вы завтра же тиснете его во всех газетах, да еще буквы выберете покрупней. Но если двадцать взвешенных слов вас устроят...

- Придержите их. Бога ради, - взмолился Морган. - Еду!

Уму непостижимо, что может получиться из двадцати взвешенных слов, если подпустить к ним одного такого Моргана. Не исключено, впрочем, что Хамфри как безупречный ученый просто дал себя облапошить и вместо двадцати слов выложил добрых двадцать пять, а то и тридцать. Так или иначе, статью напечатали, и хотя на крупные буквы поскупились, но места отвели предостаточно, да и полосы выделили не последние, а говорилось на этих полосах об открытии, совершенном неким плешивым низкорослым венским эндокринологом по фамилии Винглеберг и лауреатом премии Джона Хопкинса Хамфри Бакстером. Причем открыли они, оказывается, не что иное как ВБ-282вещество, вырабатываемое железами и влияющее на старение клеток. А поскольку все мы состоим из клеток и старость никого не минует, то намек, содержавшийся в статье, каждый читатель принял на свой счет и чрезвычайно близко к сердцу.

А тут и Каролина с Аланом подоспели и сразу, ну просто ни секунды не мешкая, нагрянули к Хамфри с визитом. Он принял их как родных, обо всем расспросил, всем поинтересовался, и они не стали таиться - какие у них секреты - и на вопросы его отвечали честно и обстоятельно. По правде говоря, они так боялись лишить Хамфри хотя бы крошечной подробности, что на него самого и посмотреть-то не удосужились. А посмотреть, между прочим, стоило: при некоторых ответах, в особенности при ответах Каролины, рот его, нежный и жесткий, кривился с таким горьким удовлетворением, какое, наверное, появляется у патолога, когда он, глядя в микроскоп, убеждается, что его убийственный диагноз верен до последней буквы и его лучшему другу грозит немедленная операция.

Не подумайте только, что я хочу обвинить наших новоиспеченных супругов в эгоизме. Не прошло и часа, а Каролина уже самоотверженно сменила тему.

- Хамфри, дорогой, - произнесла она, - я слышала, ты стал знаменитым. Это правда?

- Должно быть, правда, если даже ты слышала, - ответил Хамфри. Великая вещь слава!

- А вечная молодость и всякое такое - это тоже правда?

- Радость моя, - ответил он, - по части вечной молодости ты любого ученого заткнешь за пояс. Когда мы познакомились, тебе было двадцать три, а выглядела ты на восемнадцать. Сейчас тебе двадцать шесть...

- Двадцать семь, Хамфри. На прошлой неделе исполнилось.

- А на вид те же восемнадцать.

- Но ведь не вечно так будет!

- Или взять, к примеру, меня, - подхватил Алан, - сам-то я еще и не думаю сдавать. Но эти ушлые юнцы с западного побережья...

И он тоскливо понурил голову - западное побережье всегда нагоняет тоску на теннисистов.

Хамфри в ответ и ухом не повел. Он уставился на Каролину.

- Конечно, - сказал он, - молодость не вечна. Да и зачем она тебе - вечная? Посмотри на своих неувядающих знакомых: мало того что они холодны, черствы и бессердечны, у них и любви-то хватает только на себя, других они любить не умеют, а значит, и жить не умеют по-настоящему, а раз не живут, то и не стареют.

- Да, да. Хамфри, а вот это твое средство...

- Ах, средство! - Хамфри усмехнулся и покачал головой.

- Выходит, газеты солгали! - воскликнула Каролина. Отчаяние ее растрогало бы и камень.

- Говорил я тебе, что это сплошная липа, - заметил Броуди.

- Газетчики - народ прямолинейный, - сказал Хамфри, - трудностей для них не существует.

- Ах, как нечестно, как нечестно было писать, что ты его открыл, горевала Каролина.

- Действительно, - согласился Хамфри, - какая наглая ложь. Открыл Винглеберг, я только помогал.

- Открыл все-таки! -вскричала Каролина, и лицо ее опять просветлело.

- Ну, журналистам, положим, я об этом не сообщал, - произнес Хамфри, они, видно, своим умом дошли.

Голос его вдруг посуровел и зазвенел металлом: - А вас, друзья мои, хочу предупредить: ни одна живая душа не должна знать о нашем разговоре.

- Да! Да, конечно!

- Поняли, Броуди?

- На меня можете положиться.

- Вот и отлично, - проговорил Хамфри. Он помолчал, посидел минутку не двигаясь - похоже, боролся с последними сомнениями. Потом рывком встал и вышел из комнаты.

Каролина и Алан даже не переглянулись. Оба пожирали глазами дверь, за которой исчез Хамфри, ожидая, что он вот-вот появится оттуда с колбой или на худой конец перегонным кубом в руках. Он в самом деле появился, и очень быстро, но в руках, поигрывая, нес не колбу, а самую затрапезную веревочку.