Сборник новелл На полпути в ад - Джон Кольер

На все эти безобразия Дьявол взирал примерно так, как ласкает взором свой ухоженный садик хозяин, которому по дороге домой намозолили глаза полевые маки и васильки. Совсем как садовник, притронулся к фуражке швейцар; Дьявол ответил на приветствие, достал ключ, подвел Филипа к дверце в стене, открыл - там был маленький персональный лифт.

Они вошли и несколько минут с невероятной скоростью спускались.

- Дорогой Дьявол, - сказал Филип, попыхивая сигаретой, которая таки была с наркотиком, и он несколько осмелел, - дорогой Дьявол, если так пойдет дело, то скоро мы доберемся до самого ада.

Сказано было в точку. Лифт остановился, они вышли. Громадный зал как две капли воды напоминал фойе какого-нибудь колоссального театра - или кинотеатра. Имелись две-три кассы, над окошками были выставлены входные цены: в партер - за чревоугодие, в ложи - за распутство, в бельэтаж - за тщеславие, на балкон - за праздность и так далее. Имелся также бар, у стойки пара врагов рода человеческого в униформе болтала с официантками, среди которых наш друг пораженно углядел брюнеточку с Бонд-стрит.

Дверь в зрительный зал то и дело открывалась, там, судя по всему, шла веселая пьеса или фильм.

- Там у нас танцевальный салон, - сказал Дьявол, - куда я особенно хотел вас сводить.

Дверь открылась и впустила их. Они оказались в довольно большой комнате, оформленной под пещеру: папоротник, груды камней, промозглый воздух. Оркестр играл пародийную аранжировку Скарлатти. Танцевало несколько пар, причем как-то вяло. Филип отметил, что многие из присутствующих были безобразно толсты.

Дьявол подвел его к стройной бледной девице, что-то ей пробормотал, а Филип, не видя для себя другого занятия, поклонился ей, подал руку, и они включились в круг танцующих.

Она танцевала как неживая, низко приспустив тяжелые веки. Филип обронил пару незначащих фраз.

- Вы часто приходите сюда? - спросил он. В ответ она только слабо улыбнулась.

Ее безжизненность будоражила его (сказывалась и выкуренная дьявольская сигарета).

- Какая у вас холодная рука, - сказал он, слегка ее пожимая. Рука действительно была холодная. Он отбуксировал безответную партнершу в угол и там не по-танцевальному крепко обнял ее за талию. Сквозь рукава он почувствовал промозглую сырость, уловил слабый, но отчетливый запах речного ила. Он вгляделся в нее и отметил жемчужную матовость ее глаз.

- Я не расслышал, как вас зовут, - сказал Филип. Партнерша шевельнула бесцветными губами.

- Офелия, - сказала она.

- Прошу прощения, - сказал Филип.

Он поскорее разыскал Дьявола.

- Так что же, - сказал этот достойный господин, - вы все еще не верите, что добровольные утопленники заслужили вечное проклятие?

Филип вынужденно согласился.

- Вы даже не представляете, как тоскует эта бедняжка, - участливо сказал Дьявол. - А ведь она здесь всего несколько сотен лет. Что это в сравнении с вечностью?

- Капля. Капля в море, - сказал Филип.

- Какие у нее партнеры, сами видите, - продолжал князь тьмы. - Всякий раз, когда они танцуют, они доставляют друг другу то маленькое неудобство, которое так обескуражило вас.

- А зачем им вообще танцевать? - спросил Филип.

- А почему бы и нет? - пожал плечами Дьявол. - Выкурите еще сигарету.

Потом он предложил пройти в его кабинет для делового разговора.

- Итак, мой дорогой Вествик, - сказал он, когда оба уютно устроились в креслах, - какое же дельце мы с вами обстряпаем? Разумеется, я могу отменить все, что произошло. В этом случае вы опять окажетесь на парапете, готовый к прыжку, - словом, каким я вас застал, когда ухватил за лодыжку. Вскоре после этого вы объявитесь в танцевальном зале, который только что видели, а будете вы толстый или тонкий - это уж как распорядится водная стихия.

- Сейчас ночь, - сказал Филип. - Река течет со скоростью четыре мили в час. Меня вряд ли обнаружат, и река унесет меня в море. Да, скорее всего я пополню ряды толстых. Что меня особенно поразило в них - это отсутствие либидо, или СА {От "sex appeal"-"сексапильность", привлекательность (англ.).}, если вы знаете эти слова.

- Приходилось слышать, - улыбнулся Дьявол. - Возьмите сигару.

- Спасибо, не хочу, - сказал Филип. - Какую же альтернативу вы предлагаете?

- Вот наш типовой договор, - сказал Дьявол. - Возьмите, возьмите сигару. Смотрите: баснословное богатство, еще пятьдесят лет жизни, Елена Троянская... это, впрочем, старый пункт... Пусть будет мисс... - он назвал имя восхитительной кинозвезды.

- Ну конечно, - сказал Филип, - вот и оговорочка насчет моей души. Это существенно?

- Это обычно, - сказал Дьявол. - Не нам это менять. Вот здесь подпишитесь.

- Не знаю, - сказал Филип, - наверное, я не буду подписывать.

- Что?! - вскричал Дьявол. Наш герой поджал губы.

- Я не хочу оказывать на вас давление, мой дорогой Вествик, - сказал Дьявол. - Но точно ли вы уяснили разницу: явиться сюда завтра добровольным утопленником или появиться здесь - причем через пятьдесят упоительных лет! - в качестве нашего служащего? Вы видели наших служащих - это они беседовали с брюнеточкой у стойки. Прелестная девушка!

- Все равно, - сказал Филип, - наверное, я не буду подписывать. А за хлопоты спасибо.

- Хорошо, - сказал Дьявол. - Отправляйтесь назад.

Все оборвалось в Филипе, словно он ракетой взмыл ввысь. Но он сохранил присутствие духа, устоял на ногах, оказавшись на парапете, и шагнул в правильную сторону.

ЧУДЕСА НАТУРАЛИЗМА

Перевод. Клепцына Г., 1991 г.

Жил-был молодой скульптор по имени Юстас, горячий поборник натурализма. На современный вкус, даже слишком горячий. Вот и приходилось ему чуть не каждый вечер, часам к семи поближе, бегать по знакомым, вообразив с голодухи, что вдруг возьмут да и оставят на ужин. "Эх, - рассуждал он про себя, - сколько камня надо искромсать, пока вырубишь крошечный ломтик хлеба! Ну ничего, скоро разбогатею - все пойдет по-другому".

Нанюхавшись аппетитных запахов жареного и терпких ароматов пареного, долетавших из кухни, он приходил в экстаз, клялся в нерушимой верности идеалам и громил абстракционистов почем зря. Но природа и искусство будто сговорились доконать беднягу Юстаса: раздразнив для начала сытным духом его слюнные железы и исторгнув из них неудержимые потоки, они подсовывали ему для обличительных нападок модернистов позаковыристей, вроде Бранкузи, Липшица и Бжески.

Действие этих малопривлекательных гейзеров сказывалось в первую очередь на хозяйках, которые требовали незамедлительно избавиться от Юстаса. Тут уж все средства были хороши; самые жалостливые совали ему в руки билет на какое-нибудь представление и умоляли поторопиться, а то не дай бог начало пропустит.

Таким вот манером, облизнувшись однажды вечером на увесистый ростбиф, Юстас нежданно-негаданно очутился перед Чарли Маккарти, знаменитой говорящей куклой. Взор изголодавшегося скульптора был неумолим и придирчив.

- Не понимаю, чем вызваны столь бурные овации, - заметил он соседу. Ладно бы шутки были его собственные, а то сплошное чревовещание. Что же касается скульптурного решения - я, если хотите, сам скульптор и в этом деле разбираюсь, - оно вообще ниже всякой критики.

- Подумаешь, - отрезал сосед, - зато у Бергена, его владельца, что ни год в кармане столько тысяч, сколько мне за всю жизнь не сосчитать.

- Боже! - воскликнул Юстас, вскакивая и потрясая кулаками. - И это наша цивилизация! Один на каком-то грубом, вульгарном, смехотворном чучеле, недостойном называться скульптурой, наживает тысячи, которые порядочные люди даже не берутся считать, а другому за шедевры натурализма, творения века...

Здесь он вынужден был прерваться, так как билетеры схватили его сзади за штаны и вышвырнули из зала.

Очухавшись, Юстас поплелся в сторону Бруклина, к заброшенному гаражу, в котором размещалась его мастерская (она же столовая, она же спальня). По соседству с гаражом приютилась грязная лавчонка, торговавшая книжным старьем. Среди прочего хлама на лотке перед входом валялась книжица с интригующим названием "Практика чревовещания". Юстас приблизился к лотку, Юстас узрел книгу, Юстас поднял ее и, повертев в руках, произнес с сардонической ухмылкой: - Ни искусство, ни теория не довели меня до добра. Ну что ж, попробуем чревовещание и практику. От них должно быть больше толку, если сосед не ошибся в подсчете тысяч.

Он заглянул в лавку, убедился, что на него никто не смотрит, живо запихнул книжку под куртку и дал деру. "Вот ты и стал вором, Юстас, - сказал он себе. - Ну и как? Какие ощущения?" И сам себе ответил: "Волнительно".

Придя домой, он с превеликим усердием взялся за книгу.

- Ага, - сказал он, - ничего сложного. Стискиваем зубы и начинаем играть голосом, как мячом. В мяч я, помнится, играл в детстве, ну а зубы стискивать мне не привыкать. Да здесь вдобавок и гортань нарисована, и буквы стоят - ясней не бывает. Быстренько освою чревовещание, смастерю манекен по всем правилам высокого искусства - оглянуться не успеешь, как деньги потекут рекой.