Оранжерея - Чарлз Стросс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понимаю, но… ты тогда не был собой! – нерешительно возражаю я.
– Хотел бы я в это поверить, – убитым голосом отвечает он. – Сейчас я бы никогда так не поступил, но тогда… помню, я думал, что мое дело правое. Вот почему я отправился к ледяным упырям. Мне больше не хотелось принадлежать к виду, способному выдумывать и организовывать сообщества, подобные борганизму солипсистов. Мне требовалось стать хозяином каждой мысли. Знаешь, иногда, когда голоден – ешь в ужасающих объемах и при этом никак не насытишься. Нация Солипсистов воевала лишь потому, что принципиально не могла смириться с тем, что какие-то мысли думаются не ее головами. Я внес огромную лепту в ее дело и получал от этого удовольствие. – Сэм делает еще один глубокий вдох. – Я убивал людей просто за то, что они не с нами. А кто не с нами – тот под нами – таков девиз Солипсистов. Я убил очень-очень-очень много людей, причем так, что их никогда не воскресить. С концами…
– Тогда мы не такие уж разные.
– Да? Но ты же только что сказала, что…
– В начале войны я была на МОНАрхе. Но я там не осталась. – Делаю глубокий вдох: раз начала, останавливаться поздно. – Вызвалась добровольцем для военных операций Кошек Лайнбарджера. Провела почти гигасекунду, будучи юнитом бронетанковой дивизии, а потом меня переквалифицировали в псиопы.
– Что ж. – Голос Сэма дрожит. – Такого я точно не ожидал.
– Как думаешь, какая доля здешнего населения участвовала в войне?
– Не уверен. Не прикидывал.
– Прошедшие войну готовы на все, чтобы забыть то, что с ними было. Почти сразу после того, как объявили промежуточную победу, хирурги-храмовники стали самыми востребованными специалистами.
– Это так. – Сэм делает паузу. – Но, Рив, я был монстром. В моем мозгу застряли такие вещи – даже после чисток, – о которых я не люблю и мимолетно задумываться. Может, сближаться со мной все-таки не стоит…
– Сэм. – Я придвигаюсь к нему. – О себе я могу сказать то же самое. Тебя волнует?
– Ну… допустим… нет?..
– Тогда то, что я сказала ранее, – в силе. Мы же пошли на сделку, не забыл?
Сэм отшатывается:
– О нет…
– Я не прошу тебя прямо сейчас, – говорю я – и, к моему собственному удивлению, говорю серьезно. – Но я все еще хочу тебя. Просто тебе нужно привыкнуть к мысли, что я могу хотеть тебя и оставаться собой. Не надо проецировать на меня свою ненависть к тем делам, которыми тебя заставляли заниматься. Я наблюдала за тобой некоторое время – что-то не похоже, что на твоем члене по-прежнему есть зазубрины.
– Но ты слишком сильно изменилась! – выдыхает он и сникает, будто спустивший воздушный шарик. – Как раз после того, как доктор Хант спасла тебя. Раньше ты была собой – угрюмая, задумчивая, циничная… забавная… я вряд ли подберу все нужные слова. Что бы Хант ни сделала, это изменило тебя, Рив. Ты бы отказалась делать что-то лишь потому, что от тебя этого ждут. А теперь склоняешь меня к близости. Ты серьезно хочешь застрять тут в обозримом будущем? В симуляции, будучи беременной?
Я на мгновение задумываюсь.
– В чем проблема? Хант – более чем добросовестный врач, и я уверена, что смогу пережить беременность. В конце концов, каждая самка млекопитающего в генеалогическом древе, на котором я сижу, пережила это до меня, не так ли? Значит, сам процесс не так и ужасен.
– Рив. – Теперь Сэм смотрит на меня так, будто я из библиотекарши превратилась в человекоподобный танк. В броне, с оружием и, наверное, с зазубринами на члене. Против воли я хихикаю. – Что они с тобой сделали…
– Сделали из чудовища красавицу. – Я с надеждой склоняюсь к нему. – Поцелуешь меня, а?
* * *
Несмотря на все мои старания, в итоге мы не занялись любовью.
Более того, когда я заканчиваю уборку и ложусь спать, Сэм встает и с достоинством заявляет, что будет спать один.
Я так зла и расстроена, что вот-вот заплачу.
Мою проблему легко определить, а вот решение от меня ускользает. Если я изменилась, то не так уж сильно. С помощью доктора Хант или без – я решила взять в борьбе паузу, но внешнее проявление этого, оказывается, выглядит так, будто я перестала быть собой. Возможно, Сэм не привык. Очень тревожно находиться рядом с человеком, который будто растерял все свои ценности и убеждения. И я знаю, что, если бы Сэм попал в больницу и вернулся домой со стеклянными глазами и другими повадками, я бы очень расстроилась. Но я хотела бы, чтобы он не переносил свое беспокойство на меня – со мной все в порядке. На самом деле мне сейчас лучше, чем когда-либо с тех пор, как я попала под опеку хирургов-храмовников.
Да, в текущей ситуации есть свои проблемы. Фиоре и Юрдон мутят воду с копией Короля в Желтом. Они придумали способ обойти патч безопасности в любом модеме и, судя по всему, думают, как использовать ограничения, накладываемые Королем, для создания когнитивной диктатуры. Но – это важный вопрос – почему меня это должно волновать? Разве я не прошла через многое? Мне не нужно позволять мучить себя собственным воспоминаниям; однажды по указке Санни я чуть не погибла. Отправилась выполнять долг и потерпела неудачу. А теперь…
Мой маленький грязный секрет таков: лежа в больнице, я поняла, что могу сдаться. У меня есть Сэм. У меня есть работа, которая может быть настолько интересной, насколько я захочу. Я могу обосноваться и быть счастливой здесь какое-то время, даже если удобства примитивные, а иные соседи мне не по вкусу. И диктатуры должны обеспечивать подавляющему большинству своих граждан комфортную повседневную жизнь. Мне не нужно продолжать бороться, и, если я на время откажусь от борьбы, они оставят меня в покое. Я всегда могу вернуться к ней позже. Никто не станет горевать, если я успокоюсь, кроме, может быть, Сэма – да и он со временем привыкнет к новой версии меня.
Все это прекрасно в теории…
Вот только я все равно плачу, лежа одна в постели.
16. Расправа
На следующий день, в пятницу, я просыпаюсь поздно. Когда наконец спускаюсь вниз, Сэм уже на работе. Чувствуя себя истощенной и опустошенной после заражения механоцитами и моей глупой попытки восхождения, я мало чем могу заниматься и в итоге провожу бо́льшую часть дня, мотаясь между спальней и кухней, опустошая запасы чая. Сэм приходит домой позже обычного. Говорит, что поел (и выпил минимум один, если не три бокала