Сибирская кровь - Андрей Черепанов

почти непробиваем; с неделю перед сном обливал ноги холодной водой, и прежде очень частая простуда отступила. А если упирался, то меня не могли оторвать от земли и трое крепких мужчин.

Спорт всегда любил – последовательно занимался гимнастикой, легкой атлетикой, баскетболом. Значимых достижений не было, но награждался золотым значком ГТО, побеждал в школьных соревнованиях по прыжкам в длину и высоту. В шестом или седьмом классе в городской эстафете по бегу был в выигравшей команде своей школы. Тогда впервые моя фотография попала в тираж газеты с надписью «Андрей Черепанов получает кубок и грамоту». Честно говоря, я не был ни капитаном той команды, ни лучшим ее бегуном. Просто, по частой тогда практике, у нас в команде почти все оказались «подставными» – то ли ученики других школ, то ли переростки, и по завершении своих этапов эстафеты тут же разошлись, а я, получив с большим отрывом от соперников эстафетную палочку, пробежал последний этап, разорвал финишную ленту и остался получать награды. В единственных соревнованиях на городском стадионе по прыжкам в высоту, в которых принимал участие, взял третье место по городу, но с каким результатом, теперь не помню.

Имея подходящий рост – 182–183 см[429], играл в баскетбол в самых старших классах за школьную сборную, однако без успехов: редко попадал в корзину издалека. Не находил общего языка с учителем физкультуры со своеобразной фамилией Аллахский. Он был сильно экзотичен, поругивал меня за то, что мало фолил, требовал больше жесткости, чем точности. Но зато я приучился с неудержимым напором, тараном врываться в чужую трехсекундную зону и проходить под кольцо для завершающего броска.

Летом часто играл на поле у нашего дачного участка в футбол с местными ребятами. Стоял на защите своих ворот или нападал на чужие, а промежуточные роли не терпел. Моим футбольным бенефисом в школе стал матч с параллельным классом, в первом тайме которого я был вратарем, во втором – нападающим. Мы выиграли 10:0, и, если не обманываюсь в воспоминаниях, семь голов оказалось моими.

Очень любил гонять на утоптанном снегу во дворе в хоккей с мячом. Чаще всего такой хоккей и был моим главным зимним времяпрепровождением в свободное от учебы и домашних заданий время. В последние школьные годы, когда мы жили на улице Ярославского[430], окна моей комнаты на четвертом этаже выходили как раз во двор, а с другой стороны двора был такой же дом, где жили мои друзья-одноклассники, впоследствии переехавшие в Москву Олег Воронов и Андрей Кузнецов[431]. Сделав уроки, я высовывал голову в форточку и звал их на улицу криками «Ворон!» (с ударением на второй слог) и «Кузя!». И мы, поставив куски снега на ширину ворот, сражались с другими соседскими парнями. Иногда играл с ними в зале нашей квартиры в настольный теннис или по телефону в шахматы.

В самых старших классах появилось у меня еще одно увлечение – слушать вечерами «вражьи голоса» – передачи радио «Свобода» и «Голос Америки». Из них узнавал о любопытных текущих событиях, замалчиваемых в СССР. Однако не больше – тогда у меня никакого разочарования в коммунистической идеологии не возникло, я оставался уверенным в преимуществах социализма. Возможно из-за того, что делала свое дело тотальная советская пропаганда, и была у меня какая-то детская вера в слова, крестьянская наивность. Мол, столько у нашей страны великих достижений, столько героев и неустанная забота о человеке! А там, на Западе, люди прозябают. Понимание и твердое убеждение в пагубности коммунизма пришли позднее, когда начал сравнивать экономики социалистических и капиталистических государств, разбираться с законами их действия, узнал о массовых и кровавых ленинско-сталинских расправах над соотечественниками. А вот некоторая моя наивность в общечеловеческих отношениях так и осталась – многим верил и зря.

Вместе со мной иногда слушал те передачи и мой отец по привезенной им из командировки в Италию японской магнитоле Sanyo. А ее уже как магнитофонный кассетник, которых в те времена развитого социализма почти ни у кого не было, я периодически по возвращении с уроков выставлял в окно. И включал на всю громкость запись диска 1978 года ансамбля с Ямайки Boney M, навсегда ставшего любимым (того, что с песнями «Ночной полет на Венеру» и «Распутин»). Так я делился западной песенной культурой с проходящими мимо якутянами.

Где-то класса с четвертого была у меня мечта стать следователем. И когда перед окончанием школы я занялся выбором вуза, отец посоветовал поступать на юридический факультет военного института в Москве. Я немного поразмышлял и понял, что не потерплю подчиняться приказам в интеллектуальном процессе расследования. И с отказом идти в военные следователи мой интерес к этой профессии почему-то напрочь отпал. Зато вскоре появилось желание заняться международными финансами. И оно не было неожиданным.

Будучи восьмиклассником, я начал собирать иностранные монеты, и вначале мы с Олегом Вороновым даже организовали что-то вроде соревнования в таком коллекционировании – у кого больше наберется стран и поинтереснее экземпляры. Моя коллекция быстро пополнялась благодаря откуда-то проявившемуся у меня «купеческому» навыку – я менял красочные этикетки от жевательных резинок, что, по моей просьбе, привезла из туристической поездки в Японию мама, на монеты или почтовые марки. Моим знакомым ребятам нравились такие этикетки, мне же в них не виделось никакого смысла. Они с радостью получали свое, я – свое. А те марки я потом тоже обменивал на монеты в городском клубе филателистов. Еще, решив собирать и российские монеты, отдал за них несколько книг из домашней библиотеки, но те, что, на мой взгляд, были семье малоинтересны (в основном из давно прочитанной серии «Жизнь замечательных людей»). Однако посчитал такое справедливым, ведь прежде я внес собственный вклад в пополнение библиотеки, когда собирал и сдавал макулатуру за талоны на дефицитные тогда книги.

Помню, к примеру, стоял у нас на полке объемный томик о художнике Василии Сурикове «Дар бесценный», к которому давно никто не прикасался. А пришедший ко мне в гости одноклассник Саша Китаев, буквально бредивший живописью, уговорил меня отдать ему эту книгу в обмен на монеты. И «отвалил» их с десяток, среди которых были и царские серебряные рубли, и дирхам арабского Халифата чуть ли не XI века, и медные сибирские монеты Екатерины II. Кто бы мог устоять? Потом одну сибирскую я поменял штук на двадцать сказочных по красоте монет экзотических стран и сразу же стал недосягаем в нашем с Олегом Вороновым соревновании. Мама немного меня пожурила за потерю книги, но, видя мою гордость