Ирландский спаситель - М. Джеймс

груди, когда он двигается против меня, медленно толкаясь, так что я чувствую каждый дюйм его толстого, пульсирующего члена, насколько он возбужден для меня, как сильно он хочет меня.

— Ты не можешь бросить меня, — стонет он, снова целуя меня. — Никогда не бросай меня, Анастасия, не…

— Я принадлежу тебе, — указываю я, поднимая подбородок, чтобы посмотреть на него. — Как я могу…

— Это не имеет значения. — Он качает головой. — Другие бросили меня, но ты не можешь. Ты никогда не сможешь уйти. Ты — самое ценное, что у меня есть, Анастасия, лучшая часть моей коллекции. Я не могу потерять тебя, я люблю тебя … я бы не смог этого вынести, если бы ты меня бросила…

Я слышу отчаяние в его словах, одержимость, чувствую, как с каждым заявлением он толкается быстрее, жестче, как будто теперь он овладевает мной и своим членом, обретая новый, более глубокий вид владения мной, и где-то в глубине души я знаю, что должна быть в ужасе. Я знаю, что мне следует бояться этого нового уровня одержимости, но я не могу найти в себе силы бояться. Александр по-своему так же сломлен, как и я. Я хочу верить, что это осколки друг друга, которые соединяются таким образом, что мы можем найти друг друга, исцелить друг друга, что я могу без опаски влюбиться в него, и мне не нужно чувствовать себя виноватой за удовольствие, пробегающее рябью по каждому дюйму моей кожи, за то, как он перестает трахать меня достаточно надолго, чтобы скользнуть вниз между моих ног и вылизать меня до кричащего оргазма, за то, как его язык кружит по моему клитору, как будто он не соблюдал целибат, вероятно, больше десяти лет, заставляя меня сжимать бедра вокруг его головы, пока он не поднимается и целует меня, ощущая на губах привкус моего собственного возбуждения, снова жестко входя в меня, пока я все еще порхаю вокруг его члена, мне не нужно чувствовать себя плохо из-за того, что я прижимаюсь к нему, выгибаюсь дугой, когда он сильно входит в меня, вызывая мой третий оргазм, когда я чувствую, как он начинает содрогаться, его сперма горячо наполняет меня, выливается на мои бедра, в то время как он все еще вибрирует внутри меня, все еще трахает меня, и что я чувствую, как влюбляюсь в него.

Я думаю, я могла бы полюбить его, человеку надо любить кого-то. Какие у меня варианты?

Он был добрее ко мне, чем кто-либо из мужчин за долгое время, защищаясь, думаю я, лежа потом, свернувшись калачиком в его объятиях, крепко прижимаясь к нему, когда он снова засыпает, не позволив мне встать, чтобы помыться в ванной. Я знаю, что это неправильно во многих отношениях. Или, может быть, это просто нетрадиционно, говорю я себе. Может быть, это нихуя не значит, если мы оба счастливы. Я знаю, что очень удобно забываю о многом из того, что он сделал со мной, даже сегодня вечером. Но я не могу остановиться. Я хочу этого. Удовольствие, счастье, чувство от того, что я нашла кого-то, кто понимает меня и кого я понимаю в ответ.

Александр сломан, но и я тоже. Может быть, это то, для чего я сейчас создана. Противопоставить осколки себя кому-то другому, а если мы будем резать друг друга до крови?

По крайней мере, мы будем истекать кровью вместе.

* * *

На следующее утро Александр относит меня в свою ванну, чтобы помыться, и опускается в нее вместе со мной, в медную ванну, достаточно большую для нас обоих. Когда мы оба умываемся до розового цвета, он отводит меня обратно в постель, одевается и приносит завтрак, а затем, как всегда, надевает на меня костюм горничной.

— Сегодня вечером у меня званый ужин с несколькими друзьями, — объявляет он, пока я ем. — Там будет Иветт… я знаю, тебе она не нравится, — добавляет он, хмурясь. — Но она моя подруга. Я пойду возьму кое-какие вещи, пока ты убираешься, но вернусь раньше обычного. Ты также можешь убрать в этой комнате, — великодушно добавляет он, как будто делает мне какой-то подарок. — Единственная комната, в которую ты сейчас не можешь зайти, это кабинет, малышка.

В его тоне слышится легкое предупреждение, но я не принимаю это слишком близко к сердцу. Я знаю, что сейчас лучше не заходить туда, и в любом случае, у меня не осталось никаких причин для этого.

— Хорошо, — тихо говорю я. — Мне обязательно есть на полу, пока здесь твои друзья. — Александр выглядит испуганным. — Конечно, нет, куколка! — Восклицает он. — Ты больше не мой питомец. Ты моя любимая девушка, и ты будешь есть за столом, как все остальные. Иветт оставит свое мнение при себе.

Могу ли я быть его любимой девушкой, если я принадлежу ему? Вопрос мелькает у меня в голове, но я игнорирую его. Вместо этого я позволяю ему, как всегда, одеть меня в костюм горничной, отнести поднос вниз, чтобы помыть посуду, и чувствую во всем этом что-то теплое, приятное, домашнее, даже если все это все еще несколько странно. После вчерашней ночи я чувствую определенную собственность к квартире, что она в некотором смысле моя, теперь, когда мы с Александром действительно вместе. Даже если ничего из этого на самом деле нет, даже если все это принадлежит ему, как и я… ему в самом строгом смысле, это чувство важно для меня больше всего на свете, и я думаю, что для него это то же самое.

Я должна верить, что это то же самое.

Занимаясь своими повседневными делами, я чувствую себя легче, чем когда-либо, мое сердце колотится от волнения при мысли о встрече с друзьями Александра или, возможно, даже о том, что меня представят как его любовницу. Любимая девушка звучит намного лучше, чем подруга или партнер, тем более питомец, думаю я, стирая пыль с произведений искусства и статуй, гораздо более по-европейски, более по-французски. Утонченно.

Часы пролетают незаметно, пока он не возвращается с едой и вином на ужин и еще одним пакетом для меня. Он отводит меня обратно в мою комнату, и на этот раз, когда он раздевает меня из одежды горничной, он позволяет своим рукам блуждать. Я чувствую в них желание, вижу это в его глазах, когда его пальцы скользят по моей груди, между бедер, раздвигая меня, чтобы он мог поглаживать мой клитор, пока я не начинаю тихо задыхаться. Александр опускается на колени, приникает ртом между моих ног и всасывает его в рот, перекатывая тугой, твердый бугорок между губами, пока я не хватаюсь за его волосы и не вскрикиваю от внезапного,