Остров Разочарования - Лазарь Лагин

- Вы оговорились, преподобный отец, - мягко поправил мистер Фламмери колдуна Нового Вифлеема. - Послезавтра не воскресенье. Послезавтра будет понедельник, а воскресенье - завтра. Сегодня суббота, преподобный отец!

Преподобный Джемс недоуменно глянул на Фламмери. Лицо американца было торжественно и печально.

- Не может быть, сэр! - сказал колдун. - Это вы, верно, шутите?

- Нет, дорогой мой друг! - ответил Фламмери с редкой задушевностью. - Белые никогда не шутят, когда речь идет о святом воскресном дне. Воскресенье. будет именно завтра, а не послезавтра. Сегодня - суббота.

- Не может быть! - пробормотал преподобный отец Джемс, чувствуя, что почва уходит у него из-под ног.

- Спросите кого угодно, - сказал Фламмери. - Хотя бы мистера Егорычева.

- Ради бога, сэр! -бросился отец Джемс к Егорычеву. - Успокойте меня! Скажите, что почтенный белый джентльмен оговорился, пошутил, ошибся!

- Нет, дорогой отец Джемс, на этот раз над вами не пошутили, - сказал Егорычев. - Сегодня в самом деле суббота. Но почему это вас так расстраивает? Какое это имеет значение? Отложите представление до будущего воскресенья, если у вас не хватит времени подготовить его к завтрашнему дню.

- Какое это имеет значение?! - вскричал отец Джемс в величайшем отчаянии. - Если это так, как вы говорите, то я, люди Нового Вифлеема, все человечество всю жизнь нарушали заповедь господню о воскресном дне! Вместо того чтобы воздавать всевышнему хвалу в этот богом избранный день, мы всю свою жизнь оскверняли его суетными мирскими делами! О, горе Новому Вифлеему! О, горе, горе всему человечеству!..

IV

- Зайдешь ко мне завтра пораньше, Отелло! - приказал мистер Фламмери бывшему Розенкранцу, который показался ему наиболее сметливым из оставшихся в живых троих отщепенцев, теперь уже бывших отщепенцев. - И захвати с собою Ромео и Горацио...

Сумрачные жители Нового Вифлеема, все еще не пришедшие в себя после переживаний истекшего дня, вышли проводить гостей за околицу. Учтивые, благожелательные, гостеприимные и щедрые островитяне все же были довольны, что белые джентльмены, за несколько часов так усложнившие их жизнь, оставляют их наконец в покое.

Из деревни доносился надрывный плач вдовы и матери сэра Фальстафа Фрумэна. Громоздкое, страшное тело их мужа и сына лежало теперь на циновках перед самым порогом его дома. Завтра в полдень должно было начаться дополнительное следствие. Правда, Фламмери обещал отцу Джемсу провести всю ночь в молитвах и постараться выведать у господа или его ангелов, кто виновен в смерти бедняги Фрумэна. Тогда, бог даст, можно будет обойтись и без этого муторного дополнительного следствия.

Гамлет Браун, проникшийся еще в первый день их знакомства уважением и симпатией к молодому желтобородому джентльмену, видел, что тот, в отличие от остальных трех белых, не в духе. Он догадывался, что это связано с событиями последних часов, но с какими именно и* почему, сообразить не мог. С прирожденной выдержкой человека, умеющего ценить собственное и чужое достоинство, он не решался заговорить с Егорычевым, но старался все время быть поблизости. Может быть, тот сам захочет с ним потолковать.

Егорычев ничего не мог предпринять во время всей этой шарлатанской истории. Как было объяснить ошеломленным, привыкшим верить в любую чертовщину туземцам, что горела не вода, а спирт, выплеснутый мистером Фламмери, когда он раскупоренной бутылкой крестил воду?

Если это не чудо, то извольте тут же повторить это удивительное явление природы, достопочтенный Фома Неверующий. Потребовать у мистера Фламмери для этой цели его бутылку со спиртом? Но можно не сомневаться, что этот богобоязненный джентльмен найдет вполне убедительный предлог для того, чтобы не выполнить это требование. В крайнем случае, он попросту опрокинет в свою луженую глотку содержимое бутылки, и вся недолга.

И потом, разве само по себе не чудо - вода, которая способна гореть?

Нет, сразу, не подготовившись, выступить с разоблачением жульнической проделки мистера Фламмери значило только запутаться и дать лишние козыри в его руки.

Настроение Егорычева несколько улучшилось, когда отец Джемс сообщил о переименовании банды Розенкранца. Трудно было, конечно, придумать более смешное и несуразное, чем дать заведомым прохвостам и ничтожествам благородные имена Отелло, Ромео и Горацио. Но еще смешнее было посмертное переименование Яго в сэра Фальстафа. Очевидно, на острове Разочарования этот прощелыга, чревоугодник и нечистый на руку бабник был по каким-то неведомым причинам признан положительным шекспировским героем.

Но фарс с переименованиями не мог надолго отвлечь Егорычева от сознания, что его отношения С группой Фламмери вступили в решающую и, по существу, уже решенную фазу. Дело быстро шло к окончательному разрыву. Его мог предотвратить только переход Егорычева в фарватер политики Фламмери - Цератода. Стать участником закабаления острова! Это было так же невозможно, как переход Роберта Д. Фламмери на сторону коммунизма.

Судя по высказываниям Фламмери и Цератода, они не собирались выходить в океан на самодельном плоту, даже если бы и пришлось надолго задержаться на острове Разочарования. Проще всего было Егорычеву вместе со Смитом отправиться на плоту вдвоем, предоставив остальной тройке дожидаться более безопасных средств сообщения. Можно было бы не торопиться и наилучшим образом оборудовать плот, снабдить его парусом, обеспечить простейшим рулевым приспособлением, взять с собой достаточный запас питьевой воды и продуктов. Егорычев не расставался с карманным компасом, который он нашел в пещере. Когда они спасались с «Айрон буля», им очень пригодился бы компас.

Но было две причины, по которым Егорычев не мог себе пока позволить покинуть остров. Еще не была выяснена боевая задача Эсэсовского гарнизона. А за ней угадывалась какая-то очень важная военная тайна. Будь она связана только с островом, Фремденгут не стал бы так за нее цепляться, особенно после того, как он узнал о втором фронте. Не менее значительна была и другая причина. Егорычев сознавал, какая угроза нависла над местным населением.

Усталые и разобщенные возвращались из Нового Вифлеема обитатели Священной пещеры.

Белых сопровождали трое островитян. Двое несли на бамбуковой жерди связки бананов, кокосов и рыбы утреннего улова. Третий в правой руке держал факел, в левой - горшок с похлебкой и большим куском мяса - порцию Смита, который, как было известно старейшинам Нового Вифлеема, оставался в пещере и не смог поэтому участвовать в пиршестве.

Гамлет Браун выдержал характер. Он дождался, пока сам Егорычев подозвал его, и услышал нечто такое, что в четвертый раз за этот богатый переживаниями день заставило его сердце забиться сильнее, а в разум его внесло еще большее смятение.