Жизнь так коротка - Игорь Зябнев

Я ещё раз посмотрел на пленника. Тот начал подавать признаки жизни, пытаясь сесть.

– Всеволод, опустись ниже, чтобы с нами никто не столкнулся, и останови «тарелку». Надо пообедать и покормить парня.

Снова тёплая компания собралась за столом. На этот раз прислуживал младший брат. Моему предку развязали руки и угостили на славу. Наевшись, он неожиданно спросил:

– Господин Верховный Правитель, зачем вы меня похитили?

– А, узнал всё-таки! Тебя ждёт небольшое любовное приключение в России.

Он даже закашлялся:

– Это же за границей Империи! И потом – у меня работа, что начальство подумает?

– Не переживай, я верну тебя на место в целости и сохранности, да ещё щедро награжу. Сто тысяч хватит?

– Смотря за что, – ответил пленник, красноречивым жестом потирая ушибленную шею.

– Работа несложная. Соблазнишь красивую русскую девчонку, поживёшь с ней годик, а потом я верну тебя домой.

– А как там с бытовыми удобствами?

– Если честно, то почти никак.

– Тогда сто пятьдесят тысяч.

– Считай, что договорились.

Я снова связал ему руки.

– Потерпи немного, скоро прилетим.

Устроившись в кресле, я принял управление «тарелкой» на себя и погнал её под Смоленск по кратчайшему маршруту. Братья тем временем спали. Уже под вечер, ориентируясь по показаниям генного анализатора, я остановил «тарелку» над огородом возле домишки, в котором жила Пелагея. Прибор показал наличие двух зелёных пятен – значит, у девушки жив один из родителей.

– Подъём! – громко скомандовал я, выключая генный анализатор. Братья недовольно заворчали и принялись отстёгиваться. Я положил прибор обратно в «сундучок» и плотно закрыл крышку. Затем достал из встроенного шкафчика два комплекта одежды русских помещиков начала девятнадцатого века и, критически их осмотрев, протянул один Всеволоду.

– Переодевайся, твоя очередь идти со мной.

Мы разделись до исподнего и облачились в костюмы, в довершение натянув допотопные сапоги. Мои оказались меньше на один размер, и я, поджав пальцы, прошёлся по «тарелке»: ничего, терпимо. Всеволоду одежда пришлась впору. Он встал и, подбоченившись, начал выбивать ногами что-то вроде чечётки. Стоящий сбоку Ярослав, глядя на нас, заливисто смеялся.

– Цыц! – прикрикнул я на него. – Остаёшься на хозяйстве. Из «тарелки» ни в коем случае не выходи, машину времени не трогай.

– Понял, Сергей, – мгновенно посерьёзнев, ответил старший брат.

– Всеволод, развяжи пленника, – попросил я друга и опять полез в шкафчик, выуживая оттуда видавшие виды, но чистые штаны и рубаху, а также лапти и холщовые ону′чи.

– Как тебя звать? – спросил у пленника, растиравшего затёкшие конечности.

– Александр.

– Замечательное имя. Переодевайся.

Он брезгливо оглядел протянутую ему одежду.

– Ваша наряднее, дайте и мне такую же.

– Александр, пойми: ты – крестьянин. Тебе здесь жить. Нельзя выделяться среди местных. И вообще лучше всего сиди в доме, никуда не высовывайся, иначе попадёшь в полицию, а там уж тебе, как дважды два – четыре, докажут, что ты – английский шпион.

– Понял, не дурак, – ответил Александр и быстро облачился в обноски.

– Носки сними! Здесь не знают что это такое. Вот тебе вместо них ону′чи, – и я протянул ему длинные широкие полосы ткани.

Тот скорчил недовольную гримасу и стал неуклюже обматывать ступни ног.

Порывшись внизу шкафчика, я достал металлическую коробку, полную русских монет. В основном в коробке лежали серебряные деньги, хотя среди них изредка попадались и медные монеты. Примерно треть высыпал в карманы кафтана. «Хорошо разведчики поработали», – удовлетворённо подумал я, после чего «осмотрел» пространство вокруг «тарелки» – никого.

Через три минуты я стучал в дверь неказистой избы.

– Кто там? – раздался приятный женский голос. Услышав родную речь, Александр удивлённо поднял брови и хотел меня о чём-то спросить, но я прикрыл ему рот ладонью, сказав при этом:

– Отопри, хозяйка, разговор к тебе есть.

Щеколду отодвинули, и дверь чуть приоткрылась. Увидев меня, женщина средних лет распахнула её настежь и, поклонившись в пояс, сказала:

– Добрый вечер, барин. Проходите в избу.

Я вошёл, согнувшись, чтоб не удариться головой о притолоку. Александр и Всеволод повторили мой манёвр.

– Всеволод! Закрой дверь плотнее, – попросил я, оглядывая внутреннее убранство избы. Меня поразила крайняя бедность. Земляной пол. У маленького окошка стояли грубой работы стол и колченогая табуретка. Две деревянные лавки вдоль стен и русская печь завершали скудный перечень хозяйского имущества. Женщина зажгла лучину, и мне с трудом удалось разглядеть девушку лет семнадцати, склонившуюся в глубоком поклоне. При виде этой удручающей картины слёзы навернулись мне на глаза. «Ведь это мои родственники, я им обязан своим существованием», – подумал я, но быстро взял себя в руки.

– Бедновато живёте, – обратился я к хозяйке.

– Мы господские люди, – вздохнула она. – Хозяин уж два года, как помер. А вы, я вижу, не местный.

– Это почему же?

– Говор ваш особенный, на наш непохожий.

– Да, мы с приятелем приезжие. А к тебе по делу зашли. Хочу у тебя своего холопа оставить. Через год заберу.

– Так ведь…

– Не перечь, хозяйка, так надо. Заплачу щедро, – с этими словами я выгреб из карманов монеты и положил на стол. Женщина поднесла лучину ближе, рассмотрела монеты, некоторые из них пробуя на зуб – не фальшивые ли.

– Да тут на стадо коров хватит, благодетель вы наш! – всплеснула она руками.

Я с жалостью взглянул на женщину.

– Через год приеду за Александром, заплачу вдвое против того, что сейчас дал. Главное – чтоб жилось ему у вас хорошо. Договорились?

– Воля ваша, барин. Не обидим вашего холопа.

– Вот и прекрасно, – сказал я и повернулся к родственнику. – Прощай, Александр. Помни: моё слово твёрдое.

– Прощайте, барин, – ответил Александр, войдя в роль.

Направившись к выходу, я обернулся и сказал идущей следом женщине:

– Не надо, хозяйка, не провожай. Мир вашему дому.

Дверь за нами закрылась, и мы со Всеволодом в наступивших сумерках прошли вдоль забора к «тарелке», присутствие которой выдавал лишь слабый лучик света, пробивавшийся сквозь неплотно закрытый люк. Мы стали кидать в него комья земли. Люк тут же открылся, и последний ком попал в Ярослава.

Оказавшись внутри «тарелки», Всеволод закрыл люк и принялся хохотать.

– Ну, рассказывай, что там смешного? – улыбнулся Ярослав.

– Сергея за своего приняли. «Барин» – говорят. А я стою – дурак дураком, за всё время слова не сказал.

– А сам дом как внутри? Жить хоть можно?

– Не знаю, не понял. Тьма непроглядная, и пол вроде как земляной. Окошко совсем маленькое. Одним словом: сарай. Вот попал Александр, так попал!

Продолжая смеяться, Всеволод принялся снимать сапоги.

– Ты что делаешь?! – возмутился я. – Сейчас обратно пойдём.

– Как сейчас? – тупо уставившись на меня, спросил Всеволод. – Ты же ясно сказал: через год!

Ярослав от смеха аж пополам согнулся:

– Вот дубина! А ещё брат родной. Ой, не могу – а машина времени для чего?

Не обращая больше на братьев внимания, я произвёл все необходимые манипуляции с машиной времени, выставив таймер на год вперёд. Потом достал генный анализатор и повторил кровопускание, заменив использованную пробирочку. Прибор уверенно показал наличие четырёх зелёных пятен.

– Пошли, Всеволод, – сказал я, забирая с собой коробку с остатком денег. Снова постучав в дверь и услышав знакомое: «Кто там?», я ответил:

– Открывай, хозяйка, я за холопом своим пришёл, как договаривались.

Дверь распахнулась, и я, войдя внутрь, убедился, что материальное положение хозяев заметно поправилось. Теперь комнату освещали несколько свечей, был настелен деревянный пол, а русская печь чисто выбелена. В углу стояла люлька. Я подошёл ближе. Двухмесячный ребёнок сладко спал, причмокивая губами. Рядом стояла счастливая мать, одетая в нарядный сарафан.

– Мальчик? – спросил я её.

– Сын. Владимир, – с гордостью в голосе ответила она, взглянув мне в лицо.

– Береги его, – тихо произнёс я и повернулся к хозяйке, протянув ей коробку с деньгами. Неожиданно женщина опустилась на колени и успела-таки один раз поцеловать мою руку, прежде чем мне удалось поднять её.

– С деньгами осторожнее, – посоветовал я. – Вам бы переехать отсюда подальше.

– Переедем, барин. Мы теперь люди свободные. Наш барин нам вольные дал.

– Искренне рад за вас. Давай, Александр, прощайся и поехали.

Тот только этих слов и ждал. Поцеловал Пелагею в щёку, поклонился её матери. Наклонившись над люлькой, поцеловал спящего младенца. Выпрямившись, сказал:

– Не поминайте лихом, – и со слезами на глазах вышел из избы.

– Прощайте, люди добрые, – промолвил я.

– Прощайте, барин.

Я почти бегом вышел в маленький дворик, опасаясь потерять в темноте Александра, но тут же наткнулся на него.