Остракон и папирус - Сергей Сергеевич Суханов

на куличи, которые дети лепят у воды. Возле свежих мастаб сидели люди с вымазанными илом лицами.

Земля под ногами скорбящих была усыпана черепками траурных сосудов. Одни из них били себя по голове обеими руками от горя, другие мрачно тянули пиво из горшка.

На западе от некрополя белели постройки Крокодилополя. Впереди выросли стены заупокойного храма Аменемхета, прилегавшего со стороны равнины к пирамиде.

Пальмы, которые во время поездки казались высокими, теперь словно съежились, сморщились, ссохлись на фоне рукотворной горы. Стены перед входом в храм покрывали процарапанные по известке глаза и уши. Бесчисленные, как толпы оставивших магические знаки просителей.

Площадь перед воротами пестрела разноцветными нарядами паломников. Возницы распрягали ослов и волов на выгульном дворе. Торговцы ритуальными сосудами, погребальными ушебти, а также всевозможными амулетами, оберегами и талисманами разложили свой товар на перевернутых вверх дном корзинах.

Яхмос направил повозку к охранному флигелю.

Привязав ослов к торчавшему из стены крюку, он протянул Геродоту льняной платок:

— Закрой лицо.

Галикарнасец помедлил:

— Зачем?

— Бородатых здесь не любят.

— А если я обращенный? — не сдавался Геродот.

— Так это еще доказать надо... Ты для этого сюда приехал? — с издевкой спросил уаб.

— Нет, — согласился галикарнасец.

— Тогда делай, что говорят, — отчеканил Яхмос.

Потом махнул рукой в сторону первого пилона:

— Пошли!

— А масло? — напомнил Геродот.

— Рабы выгрузят горшки в кладовую... Без нас справятся.

К повозке уже брели изможденные фигуры в грязных набедренных повязках.

Геродот с волнением вошел в святилище, которое было не менее величественным, чем храм Птаха в Мемфисе. За одним перистилем следовал другой, каждый новый пилон казался выше предыдущего. Часовни, храмовые подворья и молельные залы соединялись в огромный лабиринт.

В глубоких порталах клубились иссиня-черные тени, отчего они казались входом в преисподнюю. Бесчисленные колонны выстраивались в галереи, чехены тянулись к небу, а статуи смотрели на паломников выразительными, словно живыми глазами.

Вскоре оба гостя затерялись среди сфинксов, стел, скульптур и раскрашенных колонн...

Не доходя до пирамиды, Яхмос свернул к приземистой каменной постройке с узкой дверью, украшенной изображением шакалоголового божества.

Походя кивнул сидевшему на блоке обтесанного песчаника эфиопу в шлеме и с копьем в руке. Одним из ключей на связке поковырял в замочной скважине. В проеме открылась лестница.

Прежде, чем войти в мастабу, уаб снял обувь, кивком головы предложив сделать то же самое галикарнасцу. Потом поудобней закинул на плечо котомку с серебром.

Геродот замешкался, опасливо разглядывая торчавшую на шесте перед входом полусгнившую голову.

— Расхититель гробниц, — проворчал Яхмос. — Чтоб его мать павиан отымел! Чтоб на его детей сел слон! Ловим их, рубим головы, а они все лезут и лезут... Как только мести Мертсегер не боятся... У каждой мастабы маджая не поставишь.

Катакомбы встретили галикарнасца затхлым воздухом с причудливой смесью запахов: аромат камеди и можжевельника перебивался сильным луковым духом, а потом вдруг накатила вонь гудрона и могильной гнили.

«Не то праздником пахнет, не то раскопанной могилой», — озадаченно подумал он.

Запалив факел, уаб повел Геродота по коридору со сводчатым потолком. Комки давно высохшей глины дробились под босыми подошвами. Со стен мастабы на незваных гостей смотрели боги и фараоны древности.

После суматохи храма тишина подземелья казалась кладбищенской. По сути, она такой и была — Геродот оказался в царстве мертвых. Под сводами еле слышно бился шелест шагов да слабо потрескивал факел.

Все пространство мастабы занимали деревянные, глиняные и каменные саркофаги, на которых толстым слоем лежала пыль. Почти все оказались вскрытыми. Одни крышки были сдвинуты, другие валялись на полу.

Из ближнего саркофага по пояс свешивался труп в размотанных пеленах. Свернутая набок почерневшая голова словно в изумлении раскрыла пустой рот.

Уаб попросил галикарнасца помочь ему втащить мумию обратно в гроб.

— Воры? — шепотом спросил Геродот, отряхивая хитон.

Говорить громко он почему-то опасался.

— Ага, — мрачно кивнул Яхмос. — Ладно бы просто забирали все самое ценное, так они еще и мумии из саркофагов вываливают, а потом шарят на дне... Тело от падения разрушается, из-за этого жизненная сила покойника Ка не может встретиться в загробном мире с душой Ба... Иногда они мумию из разграбленной гробницы вообще сжигают.

— Зачем? — удивился галикарнасец.

— Чтобы не отомстила живым... У этих подонков нет ничего святого.

Пламя факела высвечивало ниши в стенах, где лежали обернутые просмоленными покровами или арбузными листьями мумии бедняков, белели кости нищих с обрывками одежды. В некоторых нишах тела лежали одно на другом или просто кучей.

Из ритуальных предметов в этом зале Геродот заметил дешевые фаянсовые амулеты, да еще выцветшие фигурки богов и ушебти. Грубые неказистые статуэтки напоминали деревенские игрушки.

Зато весь пол был уставлен глиняной посудой с окаменелой кашей, кусками заплесневелого хлеба, а также корзинами, которые были наполнены ссохшимися плодами зизифа и пучками священной травы хальфа.

В следующем зале вскрытых гробов оказалось не меньше. Судя по изображениям на стенах, в них покоились останки ремесленников. Возле саркофагов прямо на полу лежали погребальные голубые пелены, белые и красные отрезы полотна, лопаты, долота, молотки, плиссировальные доски, стояли сосуды с изображением хозяйственной жизни Нильской долины.

Пространство между саркофагами было заполнено глиняными ящиками, в которых хранились ритуальные сосуды-канопы, розовыми статуэтками кошек, амулетами, а также ларцами с давно сгнившими подношениями пищи.