Спасение Рейн - Келси Кингсли

слова за те несколько секунд, что мы смотрели друг на друга, но все, что Диана чувствовала, было написано в ее глазах. Ее сожаление. Ее неудачи. Ее многочисленные извинения. Я чувствовал каждое из них, и осознание того, что это действительно последний раз, когда я вижу свою мать, пронзило мое сердце.

— Мне нужно купить сигареты и несколько упаковок пива, — тихо объявила она.

Я кивнул, слишком остро осознавая боль и страдания, терзающие мои нервы.

— Хорошо.

Диана опустила голову и развернулась, готовая уйти, как вдруг резко остановилась. Она глубоко вздохнула, повернулась на каблуке, уронила сумочку и обхватила меня за плечи. Я согнулся в талии и притянул ее к себе, чтобы крепко обнять — возможно, это было самое настоящее, искреннее объятие, которое мы когда-либо разделяли за всю мою жизнь.

— Знаешь, — сказала Диана, прижимаясь к моему плечу, — я всегда надеялась, что он твой отец. Всегда надеялась, что ты будешь больше похож на него.

Я ничего не ответил, когда Диана отстранилась, вытерла глаза, сделала шаг назад и подняла с земли свою сумочку. Она подняла голову и крепко сжала ремешок, нацепив на лицо фальшивую улыбку.

— Ты такой, Солджер. Как он, я имею в виду, — кивнула она, продолжая пятиться назад, покидая укрытие деревьев. — Ты хороший человек, и он был таким же.

Затем она ушла, поспешив прочь, прежде чем я успел произнести еще хоть слово.

Мои глаза обожгли подступающие слезы, а легкие со вздохом опустели. Я отмахнулся от ее резкого ухода и сделал шаг в направлении машины Гарри.

Но тут что-то привлекло мое внимание.

Что-то яркое на фоне земли и пожухлой травы. Возможно, лист бумаги.

«Раньше здесь этого не было», — подумал я, нагибаясь, чтобы поднять его. Я бы заметил, когда затушил сигарету. — «Наверное, листок выпал из ее сумки, когда Диана ее уронила».

На первый взгляд, это был рецепт, написанный от руки, и я подумал, не побежать ли за ней, чтобы отдать его. Но потом, рассмотрев его получше, увидел, что это был рецепт на оксикодон… написанный почерком моей матери.

Сверху было напечатано имя врача — доктор Эрин Хаус, акушер-гинеколог, и я вспомнил слова Лоры.

«…Я видела ее в кабинете своего врача. Она была там секретарем, и…»

— Охереть, мам, — пробормотал я, скомкав украденную бумажку и засунув ее в карман. — Какого хрена ты делаешь?

Или лучше спросить… для кого она это делала — для себя… или для парня в ее квартире?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

БОЛЬШАЯ ПУСТОТА

— …со вкусом шоколада?

Я быстро встряхнул головой, а затем переключил внимание на миссис Монтгомери, протягивающую контейнер с жевательной клетчаткой.

— Простите, — извинился я, прежде чем прочистить горло. — Что вы спросили?

Она нахмурилась еще сильнее. Женщина была похожа на жабу.

— У тебя что, вата в ушах?

— Миссис Монтгомери, мне очень жаль. Я просто… — сглотнул я, чтобы прогнать мысли о матери и рецепте, который она выписала себе. — У меня была тяжелая неделя, но…

— Жизнь жестока. Привыкай к этому, — отрезала она.

— О, поверьте, я более чем привык к ней, — выпалил я в ответ с резкостью в голосе.

Старуха изучала меня суровым взглядом. Наши отношения были то горячими, то холодными. В некоторые дни мне удавалось добиться от нее намека на улыбку, а в другие везло, если она хотя бы смотрела в глаза, когда говорила со мной. Но я всегда был вежлив. Всегда был добр и готов терпеть ее резкие и острые комментарии ради моей репутации в городе и работы. Но сегодня я устал. Умственно и физически устал. И не мог найти в себе силы быть другим.

Она удерживала мой взгляд железной хваткой, ее губы подергивались от раздражения и ожидания какого-нибудь язвительного ответа. Но потом старуха удивила меня, поднеся контейнер к моему лицу — настолько близко, насколько она могла достать с ее короткими руками и ростом, хорошо если, в полтора метра, — и повторила:

— Это. У вас они есть в шоколаде?

Я медленно взял у нее контейнер, нахмурив брови и прищурив один глаз, гадая, что, черт возьми, помешало ей выстрелить в ответ.

— Эм, дайте мне секунду, пока я проверю запасы.

— Хорошо. Я подожду здесь.

Я поспешил к двери в задней части магазина, где обыскал ряды коробок, пакетов и башен с банками, пока не нашел то, что она искала. Потом взял коробку с двенадцатью контейнерами шоколадных жевательных конфет с пищевыми волокнами, чтобы пополнить запасы на полке, и поспешил обратно, где все еще ждала миссис Монтгомери.

— Вот, держите, — сказал я, доставая канцелярский нож и разрезая пленку. Я достал контейнер и протянул его миссис Монтгомери. — Шоколад.

— Хмф.

Она бросила это в свою тележку и повернулась, чтобы уйти, но затем остановилась. Оглянулась через плечо и посмотрела на меня.

— Что бы ни было у тебя на уме, это не будет длиться вечно. И не успеешь оглянуться, как это станет всего лишь воспоминанием.

Я зажал губу между зубами, пока вдумывался в ее слова, а потом кивнул.

— Я знаю. Но это не поможет справиться с тем, что происходит в настоящем.

— Нет. Но тебе стоит подумать, прежде чем позволять этому влиять на твою жизнь. Спроси себя… имеет ли это значение? Волнует ли это меня? И если ответ «нет», — миссис Монтгомери протянула руку и постучала узловатым пальцем по моей обтянутой фартуком груди, — тогда тебе стоит подумать, когда ты в следующий раз будешь игнорировать своих друзей из-за того, чему вообще не место в твоей голове.

Я фыркнул и почувствовал, как уголок моего рта приподнялся в неохотной улыбке.

— Миссис Монтгомери… вы хотите сказать, что вы мой друг?

Она щелкнула языком и начала отодвигать тележку.

— Не делай предположений, мистер Мэйсон. Они только выставят тебя дураком.

Говард появился рядом со мной, когда она исчезла в следующем проходе, и я сказал:

— Эта старая