Спасение Рейн - Келси Кингсли

ко сну, — пробормотал я, обнимая ее за обнаженные плечи и крепко прижимая к себе.

— Мхммм, — пробормотала Рэй, кивая и улыбаясь мне в грудь. — Мы, наверное, сможем поспать часок-другой, прежде чем нам придется вставать.

Я погладил большим пальцем ее щеку.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

Секунды тикали, напоминая мне, что я все еще измотан, и не успел опомниться, как мои конечности отяжелели, а дыхание замедлилось. И уже был в нескольких мгновениях от комфортного сна, когда коснулся большим пальцем новой влаги на ее щеке, и нахмурился.

— Эй, — прошептал я, мой голос был грубым и сонным. — Почему ты плачешь?

Рэй выпустила судорожный вдох и сглотнула.

— Просто… ты мне очень нравишься.

Мое сердце заколотилось прямо под ее ухом, когда я ответил:

— Ты мне тоже очень нравишься.

— Нет, — фыркнула Рэй. — Я имею в виду, ты мне очень нравишься, Солджер.

Я нахмурил брови, не зная, сказал ли я что-то не то или меня неправильно поняли.

— Хорошо… и я действительно…

Рэй приподнялась на локте, и я открыл глаза, чтобы заглянуть в ее водянисто-зеленую бездну. Боже, как, черт возьми, она могла выглядеть такой грустной, такой обеспокоенной, когда мы только что разделили самый невероятный, самый интенсивный оргазм в моей жизни?

— Мне никогда никто не нравился так сильно, как ты… никогда, — призналась Рэй, и я начал сомневаться, хотела ли она сказать какое-нибудь другое слово, кроме «нравился». — У меня никогда не было ничего настолько хорошего, как сейчас.

Я осторожно кивнул.

— У меня тоже, — прошептал я и искал в ее глазах то, что она не сказала, не понимая, почему вообще шепчу.

— И я просто так, — ее слезы поразили меня, падая сильнее, быстрее, когда Рэй прижала руку к моей груди, — так боюсь потерять это.

— Рэй… — покачал головой я, поднимая руку, чтобы собрать ее слезы в ладонь. — Я никуда не уйду, ясно? Мне некуда идти, а даже если бы и было, мне бы хотелось быть только здесь. С тобой. И с Ноем. Ясно? Так что никогда не волнуйся об этом.

Она крепко зажмурилась, выталкивая еще больше слез между ресницами, и быстро кивнула.

— Я-я знаю. Я в-верю тебе, но… — Рэй содрогнулась от тихого рыдания. — Я просто т-т-так волнуюсь и не могу пе-перестать волноваться, и… и я н-не знаю п-п-почему.

— Ты волнуешься, потому что думаешь, что раз тебе никогда не позволяли иметь что-то настолько хорошее, значит, тебе никогда не должно быть позволено этого иметь.

Рэй снова шмыгнула носом и кивнула.

— Но, детка, разве ты не думаешь, что после стольких и частых поражений тебе пора победить? Потому что это так.

Я накрыл ее руку своей, прижимая кончики ее пальцев к своему бешено бьющемуся сердцу.

— Пришло чертово время победить, Рэй, и если я выиграю, то и ты выиграешь. Хорошо?

Она глубоко вздохнула, подавляя рыдания, и кивнула.

— Хорошо, — прошептала Рэй. — Если ты выиграешь, то выиграю и я.

Она успокоилась. Прислонив голову к моей груди, Рэй быстро погружалась в сон, а я большим пальцем гладил ее по щеке, пальцами перебирал ее волосы. Ее тело было прижато к моему, ее дыхание выровнялось, и я понял, что Рейн спит. Может быть, чтобы снова увидеть меня во сне. Может быть, чтобы подумать о том, что заставило ее расплакаться от страха. Но куда бы Рэй не отправилась, она не взяла меня с собой, и весь этот час, который мог бы проспать, я смотрел на солнечный свет, струящийся по потолку. Размышляя о том, действительно ли я могу выиграть или мне всегда суждено проигрывать.

* * *

— Итак, в какие видеоигры ты играл, когда был ребенком?

— О, э-э-э… подай мне вон ту отвертку.

Ной протянул свободную руку и взял крестообразную отвертку с соседней полки.

Как только она оказалась у меня в ладони, я затянул крепежный кронштейн на стене и продолжил:

— Мне нравилось много игр. Ну, знаешь… «Супер Марио», «Тетрис», э-э… «Легенда о Зельде»…

— А как насчет, например, «Соника»?

Я покачал головой.

— «Соник» был на приставке «Сега», а у меня были только «Нинтендо» и «СуперНинтендо». Один из моих старых друзей… — Я убрал руки с металла, который теперь был прикреплен к стене, и Ной последовал моему примеру. — У него была «Сега», и я иногда играл, когда бывал у него дома.

— Твой друг, который умер?

Дети были забавными. Отсутствие фильтров у них, их раскованная честность… это освежало и поражало одновременно.

— Нет, — сказал я, покачав головой. — Другой друг.

— А… что с ним случилось?

Я пожал плечами.

— Кто знает? Он переехал, когда мы были в четвертом классе.

Ной кивнул, словно все это имело для него какое-то значение, пока я прикручивал монтажную пластину к задней стенке телевизора. А потом мы вместе поднимем его и прикрепим к стене. Я мог бы попросить кого-нибудь из других парней в городе помочь мне, и, возможно, мне следовало бы это сделать, просто чтобы подстраховаться. Но это была наша с Ноем затея, и я хотел, чтобы так оно и было. Чтобы через несколько лет мы могли сказать: «Эй, помнишь тот раз, когда мы, как идиоты, возились, чтобы повесить телевизор на стену? Да, это было весело».

И надеялся, что тогда я еще буду знать его.

— Ладно, давай поднимем его, — сказал я. — Готов?

Ной кивнул, и на счет «три» мы подняли эту штуку с дивана и взяли на руки. Я принял большую часть веса на себя, а Ной делал свою часть работы, чтобы удержать его. Дважды спросил, все ли у него в порядке, и, несмотря на то что его губы были плотно сжаты, как и зубы, а лицо было цвета гребаного помидора, он кивал, что все хорошо. Мы повесили телевизор достаточно легко, и, выдохнув с облегчением, Ной отступил назад, чтобы полюбоваться нашей работой.

— Отличная работа, — сказал я, протягивая руку для «дай пять».